Отзыв на автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

ОТЗЫВ  на автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук КОРЯКОВЦЕВА Андрея Александровича по теме «ДИАЛЕКТИКА ЛЮДВИГА ФЕЙЕРБАХА и КАРЛА МАРКСА: СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ».

Конечно, указанная тема не может не вызвать к себе живого интереса и просто обречена привлечь к себе пристальное внимание научно озабоченной публики уж хотя бы самим своим названием. Тем более, что диссертант сумел сделать почти все возможное для её максимальной драматизации…

К тому же, буквально «разразившаяся» реальность последнего двадцатилетия, так и не ассимилирована ни психикой, ни интеллектом наших соотечественников, которые так и не могут отразить в своем сознании того эмпирически бесспорного факта, что живут они сегодня там же, где и всегда, а именно – в «современном СССР». С той лишь разницей, что сегодня (в отличие от «всегда») народ-то у нас советский, а начальство его – антисоветское. На это «странное» противоречие он отвечает не словами, а простодушными поступками, часто бессловесными и «концептуально необъяснимыми»: ранним вымиранием, падением рождаемости, стрессом как «повседневностью» своего существования, безразличием к своему будущему и вообще простодушной доверчивостью ко всем формам «танато-филии», как обывательской, так и «академической», как официальной, так и «повседневной». Рассказывают, что совсем недавно, при прежнем еще губернаторе Э.Росселе, во время его поездок по северу Свердловской области, на встречах и публичных мероприятиях население относилось к нему простодушно и просто – как к очередному 1 секретарю Свердловского обкома КПСС, лишь только по странной прихоти местного начальства и журналистов «губернатором» именуемому…

В таком жизненном контексте заявленная тема, могла бы восприниматься как попытка ответа на животрепещущие, но неотвеченные еще вопросы. Попытка, предпринимаемая в кристально чистом воздухе «высокого академизма» и решительно настроенной на истину научности.

Открывая брошюрку автореферата мы сразу же и обнаруживаем самоаттестацию автора и его научных намерений именно в этом ключе. «…Необходимо признать, что мы живем во времена, в наибольшей степени благоприятные для изучения и развития диалектико-материалистической традиции за всю ее историю» (стр. 4). «…Главное в том, что марксизм вместе с примыкающими к нему мыслительными традициями в наше время утратил дискредитирующую связь с риторикой власть имущих и обрел свой изначальный статус маргинальной теории» (стр. 5). Более того, «важно, чтобы возникший снова интерес к марксизму не был сведен к воспроизводству его исторической ограниченности или его изуродованной форме в виде советской идеологии, а явился бы новаторским переосмыслением его содержания. Сверхзадача новейшей общественной науки состоит не в том, чтобы просто повторить К.Маркса и Ф.Энгельса, а в том, чтобы посредством их методологии ответить на практические вопросы современности» (там же). Воистину, тут просто нечего возразить!

Дальше – больше. Диссертант предупреждает, что в этой своей научной миссии «Понятием «классический марксизм» мы обозначаем только труды К.Маркса и Ф.Энгельса» (стр.13). Уж одно это замечание настраивает читателя на ожидание все новых и все более глубоких и тонких «дистинкций» в устоявшемся комплексе ученых представлений и стереотипов. И читатель не ошибается, тут же находя этому очередное подтверждение. Например, углубляя дистинкцию «марксизма» и «ленинизма» на почве такого предмета, как материалистическая диалектика, автор отмечает: «В.И.Ленин в отличие от К.Маркса и Ф.Энгельса «отрицание отрицания» и «переход количества в качество» считал не «законами», а «элементами диалектики» … В рамках марксизма выделяется два направления в интерпретации диалектических законов и категорий. К.Маркс и Ф.Энгельс следовали Г.Гегелю, а В.И.Ленин унаследовал их фейербахианское понимание» (стр.22). Так что логически совсем не случайно будет встретить читателю и такое вот замечание диссертанта, что «Обращая внимание на методологическое различие между ранним и поздним Л.Фейербахом, относительно К.Маркса мы этим различием пренебрегаем. С точки зрения развертывания материалистической диалектики между его трудами 40-х гг. и работами написания «Капитала» нет существенной разницы.» (стр. 13).

Все вполне естественно и даже неизбежно. Аналитико-синтетическая деятельность исследователя есть «воздух» научного труда: чтоб «разделить» следует соединять, а чтоб «соединять» необходимо перед этим разделить… Важно только, чтоб «каждому овощу – свое время», чем и озабочен разум ученого, держа свой рассудок на гибком и коротком «поводке». Стало быть, удерживая и «анализ» и «синтез» от работы «невпопад».

Как удалась диссертанту эта главная научная задача анализа и синтеза «к месту» и «ко времени»? К сожалению, решение этой задачи ему так и не удалось.

1. Заявленное, логико-теоретическое, отделение классического марксизма от «парткомовского марксизма», эпохи советской официальной идеологии, увы, не состоялось. И это не смотря на то, что диссертанта здесь «ожидали» уже давно состоявшиеся и накопленные отечественной философией результаты. Ведь, вышеозначенная проблема решалась последовательно и успешно, в напряженной борьбе, ценой самопожертвования лучших научно-философских кадров в недрах самой официальной советской идеологии и философии эпохи СССР. Автор лишь скользнул равнодушным взглядам по легендарным именам: Э.В.Ильенкова, М.А.Лифшица, Б.М.Кедрова, Г.Лукача, Н.И.Лапина, даже не упомянув при этом многих-многих других. При этом он поместил их рядом или «среди» тех самых представителей советского псевдофилософского официоза, который и являлся персональным исполнителем в процессе деградации советсткого марксизма (Т.И.Ойзерман, И.Т.Фролов, К.Н.Любутин, М.С.Каган, И.С.Нарский…), также не упомянув и многих таких же других.
2. К.Маркс, Ф.Энгельс и Г.В.Плеханов не были членами советского парткома и его идеологий. А где-то году в 1995 член Политбюро ЦК КПСС Зимянин признался о себе и своих товарищах: «Гегеля не читали…», объяснив тем самым главнейшую причину состоявшейся катастрофы – фактическое антигегельянство. Что касается нашего соискателя, то следует констатировать, что все его исследование тоже фактически построено на привычной уже почве старого парткомовского «анти-гегельянства». Что до В.И.Ленина, как фактического основателя советской софио-идеократии, то он-то как раз и корил «партийных товарищей» за то, что они так и не поняли «Капитала», не утрудив себя «Наукой логики» Гегеля. Именно эти «советские парткомовцы» практиковали марксистскую философию так, как это делали Л.М.Каганович в отношении А.Ф.Лосева, М.Н.Руткевич в отношении Лосева и Э.В.Ильенкова, А.Перцев в отношении В.К.Бакшутова…
3. Отсюда-то и проясняется для читателя авторская архитектоника, логико-исторический «рисунок» заявленной им научной проблемы. Его не устраивает историко-философская схема Ф.Энгельса, ставшая позднее «учебной». Став «фейербахианцами» Маркс и Энгельс не стали анти-гегельянцами! Критика Гегеля у них всегда сопровождалась защитой его философии (=метода) от всякого рода пошлости, как «кафедральной», так и «партийной». И лишь советский партком и ассоциированная с ним «кафедра марксизма-ленинизма», представили дело так, что де «антигегельянские» марксизм и фейербахианство – это и есть марксизм-ленинизм-материализм, «как он есть». А вот верное «доказательство» преданности ему – это, во-первых, ругань в сторону Гегеля и, во-вторых, «персональные дела» на партийных товарищей-гегельянцев. В этой ситуации опора на Ленина-гегельянца (= его «Философские тетради») только и могла хоть как-то «сравнять» положение, дав шанс отечественной советской философии сохранить свою связь с Гегелем, Марксом и Ленином как классиками аутентичной историко-философской традиции.
4. Так что у диссертанта сравнительный анализ Маркса и Фейербаха проходит, вопреки его заявлениям, не столько в плоскости истории философии, сколько в плоскости самодискредитированного советского официоза «остепененных» парткомовских карьеристов. А именно: антигегельянство Маркса и антигегельянство Фейербаха «сравнивается» за пределами классической философии, но в рамках и по законам псевдо-философских учебно-методических, «проверенных временем» схем. В результате, «основа» для сравнения в аналитико-синтетической работе автора оказывается резко обедненной. А все перспективное игнорируется по причине, якобы, их «солидарного» антигегельянства и «анти-спекулятивного философствования». Поэтому автор вынужден не столько Фейербаха рассмотреть глазами Маркса, сколько Маркса схематизировать под Фейербаха, компенсируя неизбежные натяжки разными декларациями и общими местами. (Как например это: «К.Маркс вычленил из фейербаховского учения о творческой и разумной «чувственности» понятие чувственно-практической деятельности, а саму эту деятельность истолковал в качестве специфической субстанции человеческого бытия» стр. 31, - что, конечно, верно, но из классических первоисточников, давно общеизвестно!)
5. У всего этого положения вещей имеется и весьма большая научная (точнее, антинаучная!) цена: чтоб «сделать», в угоду собственной диссертационной теме, Фейербаха «диаматчиком» и «истматчиком» аж «до Маркса», автор вынужден внести некоторый «контролируемый хаос» и в вопрос о том, как связаны между собой, в учении Маркса, его философия и его же политэкономия. При этом, конечно же (судя по автореферату), полностью игнорируется тот фундаментальный научный факт, что гегелевские научно-теоретические корни политической экономии марксизма напрямую связаны с ней не только логико-методологически (см. например, знаменитое письмо Маркса к Энгельсу от 14 января 1858), но и, через понятие абстрактного и конкретного труда в работах самого же Гегеля (см., например, А.А.Хандруев «Гегель и политическая экономия». М., Экономика, 1990.) Что до общего Фейербаху и Марксу «истмата, диамата и коммунистической антропологии», то автор, кажется, полностью игнорирует в своем анализе такие системообразующие и продуктивные категории марксовых работ как «неорганическое тело человека», «всеобщий труд», собственно «абстрактный труд» как философское понятие, «практически истинные» и «практически-ложные» абстракции и др. На наш взгляд, ложным новаторством автора являются его размышления о действительных научных и исторических отношениях между категориями «частная собственность», «отчуждение» и «самоотчуждение труда» (На должной научной высоте изложено, например, в работах Г.Лукача и Н.И.Лапина). Способ научного анализа диссертанта приводит его либо к неряшливым, либо просто ненаучным формулировкам, типа: «Если капитал – это накопленный труд, то процесс обратный накоплению капитала – его индивидуально-общественное присвоение и освоение, а результат этого процесса есть личность, общественно-необходимый индивид» (см. стр. 44). И это изложение марксизма, пусть даже и для критики?! Интересно, а с чем бы тут «не согласились» бы такие «личности», бывшие советские студенты – антикоммунисты-антимарксисты Г.Бурбулис, Е.Гайдар или А.Чубайс? Ведь именно этого-то они и добивались под идеологическим флагом той самой «либеральной модели буржуазного строя», поражение которой диссертант констатировал в самом начале своего автореферата, обосновывая актуальность темы (см. стр.3). «Либеральный горизонт» в научном кругозоре нашего автора хорошо заметен из такого, например, утверждения: «Ибо культура развивается там и только там, где имеет место упразднение труда хотя бы в индивидуальном бытии» (стр. 44). Пардон, а вышеназванные советские студенты о чем?! С таким марксизмом у этих героев последнего двадцатилетия «советского коммунизма» никаких трений быть просто-напросто не может.
6. Все эти авторские научные новации относительно связей: гегельянства и философии; Гегеля с одной стороны, а материализма Фейербаха, Маркса и Энгельса с другой; фейербахианства и марксизма; марксизма и «энгельсизма»(см. прим: «Так, например, Ф.Энгельс в конце жизни занимался онтологией и гносеологией, а так же философией науки в сциентистской парадигме. В творчестве же К.Маркса эти темы отсутствуют, равно как и сам сциентистский подход» стр.13)); «классического марксизма» и ленинизма – все это не могло, конечно, не сказаться у автора и на его решении вопроса об отношениях между философией и историей философии. Об отношениях между философией и природой самой мысли. Продвигая свой схематизм продекларированной проблемы, он заявил антигегельянские новации и в рассмотрении историко-философских категорий, о чем говорить можно долго и говорить нужно обстоятельно. Отметим только, что изложение им такой системообразующей философской проблемы как отношение «мифа» и «логоса», для выявления специфики философии, буквально шокирует тем, что в нем как будто отсутствуют даже признаки знакомства с тем ее научным уровнем, который достигнут нашим национальным «философским цехом» в результате эпохальных научных достижений А.Ф.Лосева по этому вопросу. Диссертанту, похоже, не понятно, что ежели миф легко возникает на почве даже высоко специализированной и глубоко институциализированной научной деятельности современного общества и человека, то нет ничего невероятного и в том, что в мифе классической древности может быть достаточно место и для полноценной логической континуальности. Просто в одном случае речь может идти о «мифологии разума», а в другой – о «мифологии рассудка». Между тем, соискатель уверенно заявляет, что «В мифе не может быть никакой диалектики как способа именно понятийного мышления» (стр. 16).
7. Приходится с сожалением констатировать, что, вместе со штатными идеологами официального советского парткома КПСС, диссертант просто запутался в, научно вполне проясненном, противоречии между «диалектикой рассудка» (Мих. Лифшиц) и «Диалективой мифа» (А.Ф.Лосев), проводя тождество и различие, анализ и синтез философских позиций Маркса, Гегеля и Фейербаха либо не к месту, либо не ко времени, словом, просто-напросто «невпопад». Поэтому знаменитая формула научного марксизма-ленинизма о том, что пролетариат и философия находят друг в друге свое оружие и взаимное самообоснование, получает у диссертанта решительный «концептуальный» отпор: «Классический марксизм заявлял о себе как о «практическом материализме», но связал выполнение своих конечных целей с ограниченным социальным субъектом, который не смог осознать эти цели как свои собственные. Из этого следует: либо цели не верны, либо пролетариат «не тот»(стр.46). И поэтому, заключает автор, «Социальная теория К.Маркса сама нуждается в диалектическом синтезе своих противоречий». Между тем, «марксизм» самих Маркса, Энгельса и Ленина знавал лишь тот «капитализм», который предшествует социализму. И предшествует, возглавляющим его, «парткому» и «кафедре», при государственной власти. Капитализм же, порожденный самим советским парткомом, и его лучшими идеологическими кадрами – зав кафедрами марксизма-ленинизма, был классикам не известен. И ответственности за его «деяния», именуемые сегодняшними «академическими» институтами «строительством капитализма», их теория не несет.
8. Социальный заказ на «выводы» такого рода вполне очевиден. Ни Бурбулис, ни Гайдар, ни Чубайс от него бы не отказались: еще бы, назначить виновником состоявшейся геополитической катастрофы самих же ее жертв! Остроумно и умно! Хотя и ненаучно, и безнравственно, вообще-то говоря… Жаль только, что невольными ЗАЛОЖНИКАМИ этой «ученой задачи» стали в данном конкретном случае ни в чем не повинные, вполне себе скромные философы-коммунисты. А именно: Карл МАРКС и Людвиг ФЕЙЕРБАХ!

Молчанов В.А., кандидат философских наук,

доцент кафедры философии УрГСХА,

«Золотая кафедра России»

16 октября 2011 г.

PS . Работа выполнена в Институте философии и права Уральского отделения Российской академии наук.

Защита состоится 19 октября 2011 г. в 15.00 часов на заседании диссертационного совета Д 004.018.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при институте философии и права Уральского отделения Российской академии наук по адресу: 620990 г. Екатеринбург, ул. Софьи Ковалевской, д. 16.