Чего не понял Добролюбов или юродевые двадцатого века

  Е.А.Пырков

 

/Литературный очерк/

На суд истории

И вот свободного раб ведет

на суд и обвиняет в рабстве.

В.Розанов

Возразить-то тут особо нечего: не кто иной, как сам г-н Писарев так прямо и сказал: "Каждое поколение разрушает миросозерцание предыдущего поколения; что казалось неопровержимым вчера, то валится сегодня . . . , все понятия наши о природе и человеке, о государстве и обществе, о нравственности и красоте меняются так быстро, что последующее поколение не оставляет камня на камне в миросозерцании предыдущего". Как видим, дело житейское, если не сказать заурядное. Более того, для общества весьма и весьма полезно оглядываться время от времени на свое прошлое: это позволяет лучше понять настоящее: «…сознание прошедшего и настоящего зла есть лучшее ручательство за возможность добра в будущем». (Добролюбов). В любом случае гг. Писареву и Добролюбову грех обижаться, если очередь дошла до них.

С другой стороны, легко было г-ну Писареву разрушать всяческие миросозерцания: у него с мозгами все в порядке было. А вот как поступило указание не оставить камня на камне от миросозерцания самого г-на Писарева, вышла небольшая заминочка. Не потому, разумеется, что не хватило желающих угодить барину - на Руси прихлебателей по духу и должности всегда можно было лопатами огребать - доводов не хватило. Речь идет, естественно, о доводах разума, а не о тех, с помощью которых базарные бабы объясняются с обсчитанными покупателями. Хотя провести границу между до отказа просвещенным холопом, путающим "миросозерцание" с "чего изволите", и базарной бабой, последним осколком новгородского веча, подчас так же трудно, как между Арменией и Азербайджаном. Когда надо обвесить или обсчитать покупателя. Разница лишь в том, что первый газету издает, а вторая в нее семечки заворачивает. И тот и другая бросаются к денежному посетителю с воплем половых в гостиницах: «Барин, меня вчерась за Дашкой посылали-с! "Все рукава в порыве услужливости оборвут.

Из всего потока помоев, мутного, словно талая вода со скотного двора по весне, хлынувшего на г-на Писарева и его единомышленников, возьмем для примера статейку И.Вирабова "Вскрытие показало, что Базаров жив". /"КП" 25 июня 1991/. Она не столько ниспровергает мировоззрение г.Писарева – ибо это дело хлопотное и трудоемкое – сколько пытается опоругати и изтребити самого г.Писарева.

Исполнитель начальственной воли (или, правильнее сказать, приводящий в исполнение) не стал тратить золотого времечка на длительный и хлопотный разбор особенностей мировоззрения гг. Писарева и Добролюбова, их представлений о нравственности, обществе и красоте, а потому, к сожалению, дальше того, чтобы завизжать по-бабьи, заглушая гудок паровоза, везшего по призыву "Комсомолки" на подвиг  первоцелинников;"Как они посмели мешать Обломову, мирному обывателю, жить так, как он хочет!!!" - воображение самых светлых умов "Комсомолки", потратившей большую часть времени своего существования на то, чтобы заставить обывателя жить так, как он не хочет, не пошло. Оказывается, "Это его жизнь, его право".

А потому "КП" возмутилась до полной нехватки восклицательных знаков у наборщика тем, что "частная жизнь просматривается сквозь множество замочных скважин", - т.е. своими собственными деяниями. Негодование было настолько искренним, что, начиная с этого времени, в КП кроме подсматривания в замочную скважину за частной жизнью мало что осталось. Но что делать, если тянет людей покопаться в чужой личной жизни, словно бомжу в ёмкости для отбросов. Как пищевых, так и общества.

 Это упражнение развило в сотрудниках "Комсомолки" необыкновенную деликатность. Но особыми познаниями не обогатило. Не  знают, сердешные, что данную мысль Писарев высказал лет за 150 до них, отмечая: "мы позволяем" проявлять непохожесть только за обедом, а за непохожесть "в образе жизни" смешиваем людей с удобрением, поскольку в "задавленном обстоятельствами обществе" (к числу этих обстоятельств всегда относилась КП) непохожесть кажется "дерзостью". А.Добролюбов добавил: «…у нас еще недостаточно развито уважение к нравственному достоинству отдельных личностей.».

Само собой разумеется, что, не успев толком возмутиться вмешательством в частную жизнь, автор статьи  привычно, словно коллеге под платье на дружеской вечеринке по случаю Дня православной печати, запускает грязные лапы в частную жизнь г-д Писарева, Добролюбова и Шелгунова, чтобы выяснить, наконец, как у этих выдающихся людей обстояли дела с женщинами. Ибо этот вопрос приобрел у нашей славной газеты в последнее время какой-то болезненный характер. И началось такое пристальное заглядывание во все щели, какое не каждый женский врач проявляет. При этом самые мелкие "доказательства" выворачивались наизнанку, словно борзописец при исполнении барской воли. И все это с повизгиванием и похрюкиванием. От упоения.

"Любопытно одно: кумиры своего времени, эти мыслители никогда не были кумирами женщин.

Ну не получилось!» – заявляет никогда не бывший ни кумиром своего времени, ни кумиром женщин г.Вирабов  с бестрепетностью врача, привыкшего резать и правду, и матку..

Что вообще  сравниться со счастьем писаки, узнавшего гадость о своем ближнем?  "От меньшей радости умирали люди" (Чернышевский). Впрочем, в лягании мертвых львов по совершенно справедливому выражению Эзопа имеется та положительная сторона, что уже нет необходимости проводить длительные дорогостоящие исследования для выяснения уровня умственного развития лягающего.

Каким, однако, ругательством звучит слово "мыслители" в устах тех наших пастырей духовных, которые на данную должность попали по разнарядке, а потому и сами не мыслят, и в других подобных поползновений не одобряют.

Но почему, позвольте спросить, сочинитель из КП пришел к такому печальному выводу? Оказывается, "Писарев томился около своей двоюродной сестры и без толку. Добролюбов завидовал вниманию, которое на его глазах отдавала любимая им девушка ничтожному офицеру, едва знавшему о существовании писателя Тургенева». ("Отдавать внимание" - какое изящество слога. Хотя чувствуется, что автор г-н Вирабов предпочел бы, чтобы девушка не отдавала внимание, а отдавалась сама на глазах у г.Вирабова.). «Не более удачлив был Шелгунов. По замечанию В.Розанова, - продолжает негодовать подглядывающий - "решительно женщины ничего не чувствовали к ним, т.е. они не чувствовали того неудержимого влечения, которое покоряет женщину чертам ярко выраженной мужской породы. В то же время именно этих людей мы наблюдаем хлопотунами около "женского вопроса".

Как видим, отсутствие аморалки стало гораздо большим грехом в КП, чем ее наличие.

Исходя из чего "Комсомолка" плавно развивает положение об отсутствии ярко выраженной мужской породы как двигателе русской смуты. В том числе и той, которая в головах у всевозможных писак. А уж там рукой подать до вывода, неожиданного, словно смерть борзописца, которому на голову упал нетрезвый водопроводчик: половой переворот, с которым "КП" боролась упорнее, чем царская охранка с народниками, спас бы немытую Россию от переворота общественного. Это примерно так же неоспоримо, как и то мнение, что, если бы грибы росли прямо на сковородке, за ними не было бы необходимости ходить в лес. Зачем вообще люди вышли из каменной пещеры? Сидели бы там и предавались беспорядочным половым связям.

Отметим мимоходом, что времена все-таки меняются. Как бы то ни было, мы должны признать, что г.Вирабов не зря учился в Высшей комсомольской школе на верного ленинца – его умению отыскать решающее звено в сложных общественных явлениях можно только позавидовать. Распространители сплетен прошлого века обвиняли народников в попытке ввести многоженство под видом "женского вопроса", а их  потомки, нынешние собиратели сплетен, скорбят и кротко вздыхают, что "многоженство" как-то само-собой не ввелось на Руси, избавив ее от всяческих бед, включая и появление самой "Комсомолки", и сохранив самодержавие и крепостное право, основу процветания страны. Беспорядки на улицах должны быть подавлены беспорядочными половыми связями в духе американизированной КП, боровшейся "семьдесят последних лет" с "их нравами" с таким остервенением, что это выдало борцам  на мозги, и они начали думать, что процветание - это итог половой свободы, а не необходимости работать головой. А может, хозяин, которому прислуживали в начале 90-х половые пера, подцепил американскую любовь вместе с чикагской моделью развития народного хозяйства. Но в итоге вместо скачка в развитии производства имеет место скачок роста болезней, передающихся половым путем.

 Кстати, "Комсомолка" столь непринужденно возглавляет любые, самые взаимоисключающие общественные течения и запруды, что нынче уже мало кто помнит, как она звала юных дев искать счастья только в браке.

Исходя из вышеизложенных соображений, КП поставила перед собой нелегкую, но почетную задачу рассмотреть историю человечества не с точки зрения отношений собственности, а с точки  зрения отношений между полами, не с наганом, а с Фрейдом в руке. Или что они там держат в руке, отыскивая половую первооснову общественных явлений с упорством продотряда, разыскивающего спрятанное кулаками зерно. С тех пор как этим ребятам было высочайше дозволено узнать о существовании Бессознательного (понимаемого ими как Половое), с ними просто сладу не стало. Жаль только, что занятость чужими делами не оставляет сотрудникам "Комсомолки" времени рассмотреть с Фрейдом в руке собственную подшивку и рассказать, что им грезилось, какие пропасти и бездны, когда они звали других затыкать дыры в народном хозяйстве и бороться за среднесуточные надои от одной коровы, больше которых у хорошего хозяина дает коза, не говоря уже о любовнице  владельца какого-нибудь приличного издания.

Можно было бы сказать, что "Комсомолка", борясь с общественными переворотами, совершила переворот в общественных науках, если бы у ее соборной дружины хватило разума самостоятельно выдумать хотя бы это. Увы! Гений и холуйство суть вещи несовместные. Вышеприведенная мыслишка была заимствована у Василия Васильевича Розанова, которого, скорее не подумав, чем по иной причине, назначили гением. Посмертно. Впрочем, об эту пору (1991г.)  гении и фельдмаршалы плодились в стране, словно мухи на помойке. Из всего сказанного пока что можно сделать только тот вывод, что ниспровергают гг.  Писарева и Добролюбова уже не в первый раз. И опять до основания.

Честно говоря, данная мыслишка мало что объясняет. Жена самого Пушкина увлекалась ничтожным офицериком  Дантесом, никогда не слышавшем, естественно, о писателе Тургеневе, а о Пушкине знавшем только то, что он муж красивой женщины, чуть ли не на глазах у самого Александра Сергеевича. И Василий Васильевич Розанов по этому поводу считает, что "Наташа Гончарова ... легко могла бы сбежать к какому-нибудь петербургскому Мазепе ..., но никогда не сбежала бы к Пушкину". /Здесь и далее все подчеркивая выдержек из Розанова принадлежат самому Розанову/. Ну не было в Александре Сергеевиче "ярко выраженной мужской породы" быка-производителя с ВДНХ, которая заставила бы женщин терять голову, даже если в ней имелись мозги. Какая уж там "порода" - друзья "обезьяной" дразнили. Значит ли это, что надо отнести в нужник его собрание сочинений? После того, как они были прочитаны с Фрейдом в руке.

Кроме того, половые, поменявшие свой трактир на редакцию, сохранили в неприкосновенности стремление угодить барину и руководствуются в своих писаниях оным, а не здравым смыслом, и потому сами редко понимают, что пишут. Что толку от половых переворотов, если страдальцы по причине отсутствия "ярко выраженной мужской породы" все равно не смогут воспользоваться их плодами? Женщины не будут на них бросаться хотя бы из соображений человеколюбия - чтобы не ставить в неловкое положение. В обыденной жизни тех, кто не может что-то додумать до конца, называют недоумками. В «Комсомолке» это равнозначно должности зав.отделом.

Жаль также, что господа из КП так и не удосужились познакомиться поближе с борьбой мыслей в середине прошлого века. /В мире мыслей эти господа вообще чувствуют себя неуютно, словно без штанов в общественном транспорте/. Поэтому зря они обижаются, что Ленин хотел запирать их, своих другарей по партии, на ключ и заставлять читать "Обломова". Ибо выучить их можно только по способу Петр I, который просвещал одну дубину с помощью другой. Иначе бы они знали, что главой направления, которое только и делало, что суетилось вокруг женского вопроса, был все-таки г-н Чернышевский, у которого с точки зрения собранных г-ном Розановым сплетен по женской части было все настолько благополучно, что Василий Васильевич милостиво разрешал ему "жить хоть с полсотней курсисток", если  г-н Чернышевский согласится возглавить правительство. Что, между прочим, равносильно тринадцатому подвигу Геракла.

Впрочем, о Чернышевском автор знает и усиленно ссылается на его высказывание о единстве добрых качеств в русском народе "даже у купцов". Словно два пальца для пожатия подал. И делает сногсшибательный вывод: угнетатели и угнетенные – это, «между прочим, один народ». Что тут возразить? Добрые качества-то единые, только вот доходы почему-то разные.

Нехорошим народникам противопоставляется светлый образ охранителя и славянолюба К.Аксакова, который "кротко вздыхал когда-то": "Хлопочем мы о жизни общественной ... А жизнь семейная часто у нас забыта или пренебрежена".

И г.Вирабов вместе с Розановым дают совет "нетерпеливому петербургскому юноше" не вертеться вокруг женского вопроса, от которого одни перевороты, а запасать варенье на зиму вместо боеприпасов. Потому что как раз в это время в стране происходил очередной общественный переворот, растаскивалось достояние государства, и надо было отвлечь молодежь от размышлений о том, как «мальчики без штанов» в одну ночь становились владельцами несметных сокровищ.

Вообще-то семейные ценности в духе Аксакова исключают все половые перевороты в духе американизированной "Комсомолки". Тут что-нибудь одно: сидеть вокруг семейного очага для его укрепления или гулять по всем трем, разжигая, словно во время странствий по Чукотке, очаг во время каждого привала в новом месте, чтобы дать отдохнуть собакам и справить собачью свадьбу. До чего непоследовательный народ! Не успев одеть шлепанцы семейного уюта, тут же кричат извозчику вместе с бунтовщиком Полежаевым:

                    Пошел на Сретенку - к б. . . .м!.

С другой стороны, вызывает сожаление, что ребятишки успели в спешке ознакомиться с произведениями ругаемых только на уровне среднего учебного заведения. Для не самых одаренных детей. Иначе они знали бы слова Добролюбова по этому поводу: "Что ни толкуйте о разных улучшениях общественной жизни, они всегда будут иметь началом и концом - отношения семейные, понимаемые не только в смысле "супружеского блаженства", но и в значении гораздо более обширном". Ну да что тут поделать - любители копаться в чужом грязном белье, как правило, небольшие охотники копаться в научных трудах, поскольку имеют счастливый дар судить о чужих произведениях, не читая их. А потому не знают указание: «Для чистых всё чисто, а для осквернённых и неверных нет ничего чистого, ибо осквернены и ум их и совесть». (Послание св. Павла Титу).

ЛИЦО СОВРЕМЕННОЙ ЖУРНАЛИСТИКИ

Человечество считает ... органом,

а на самом деле это лицо.

В.Розанов

Итак, все дело в "женском вопросе". "Нельзя сказать, чтобы мысль эта отличалась поразительной новостью, и здесь все зависит от того,  "как сказано" и "кем сказано". /Розанов/. Кто же такой был испытанный (не хочется употреблять слово «прожженный») борец с большевизмом Василий Васильевич Розанов, которого нынешние обожатели называют не иначе как «мудрец,  богослов,  провидец, мученик, святой, праведник»? Имя Василий происходит от греческого «басилевс», т.е. «великолепный», «царь». Только в насмешку можно было назвать дважды великолепным  жалкого человечка с крысиным личиком, получившего от современников почетное прозвище "юродивый русской литературы", которому так беззаветно доверяют люди, хвастающие своей служебной недоверчивостью, словно неопытная дева - матерому соблазнителю на "мерседесе"?  Впрочем, для кого  юродивый, а для кого предтеча. Взглянем поближе на того Розанова, которого мы потеряли.

          - Так в чем же разница между Розановым и Писаревым с Добролюбовым? - спросит

нетерпеливый  петербургский юноша. Да в том, молодой человек, что Писарев и Добролюбов «суетились» вокруг женского вопроса, а Розанов находился внутри оного. Причём окопался он там намертво, словно японский смертник в доте, и его миросозерцание было бесхитростным, словно надпись на стене общественной уборной.

          Взгляд на женщину у его самобытности был предельно узким, словно щель дота на наших неприступных рубежах. Хотя и направленным на самую важную ее часть. С точки зрения гарнизона вышеупомянутого дота. А потому даже понятие "женский вопрос" было для него широковатым, словно доставшиеся по наследству штаны покойного дядюшки. Все его самобытное творчество сводилось к слову "совокупление", которое повторяется в его сочинениях, словно на расколотой пластинке бывшего тогда еще в диковинку патефона.  Однако, дадим слово самому борцу с большевизмом, ибо «всякое кушанье, как бы оно ни было хорошо, теряет свой вкус, когда возвращается из чужого рта уже пережеванное», (Добролюбов).

 "Что такое совокупление?" - вопрошал мудрец. И сам же въкратцъ отвечал: "Совокупление - центральная точка всего". "Совокупление - и разговор и чтение", - объясняет Василий Царственный разницу между собой и остальным блуждающим во тьме человечеством. (Лепо есть, рече любити). Поскольку оно рождает у Басилевса нашего времени "море мысли и воображения". "В мышлении моем всегда был какой-то столбняк", - скромно признавался  половой мученик. Трудные подростки называют данное явление "Стоячка замучила". Не каждой юной журналисточке столь упорно мерещится в окружающей действительности одно и то же. Что бы ни попалось на глаза гению-- куст, березка, шишка, он тут же восклицает: "Все фалл и фалл". Как тут не согласиться с Ньютоном, что  «Гений есть терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении».

Что-то подобное случилось в древние времена, когда, согласно Плутарху, «царю аль­ба­нов Тар­хе­тию, чело­ве­ку до край­но­с­ти пороч­но­му и жес­то­ко­му, было уди­ви­тель­ное виде­ние: из оча­га в его доме вос­с­тал муж­ской член и не исче­зал мно­го дней под­ряд». В Этру­рии есть про­ри­ца­ли­ще Тефий, заменявшее в те далёкие времена «Комсомолку», отку­да «Тар­хе­тию дос­та­ви­ли про­ри­ца­ние, гла­ся­щее, чтобы он соче­тал с виде­ни­ем девуш­ку: она-де родит сына, кото­рый стя­жа­ет гром­кую сла­ву и будет отли­чать­ся доб­ле­стью, силою и удач­ли­во­стью. Тар­хе­тий пове­дал об этом одной из сво­их доче­рей и велел ей испол­нить наказ ора­ку­ла, но она, гну­ша­ясь тако­го сои­тия, посла­ла вме­с­то себя слу­жан­ку. Раз­гне­ван­ный Тар­хе­тий запер обе­их в тюрь­му и осу­дил на смерть, но во сне ему яви­лась Вес­та и запре­ти­ла каз­нить деву­шек». После чего дело закончилось основанием Рима.

 Задолго до певца большевизма Владимира Владимировича Маяковского противник большевизма Василий Васильевич Розанов, явившись в ЦКК грядущих светлых лет,  воскликнул: «Я достаю из широких штанин». Хотя именно ему-то это и не следовало делать. Ну, не то впечатление.

  Нагульнов не был так сосредоточен на мировой революции, как Василий Васильевич на "зрелищах" широко разеваемых ног", закругленных животов и гладко выстриженных - до голизны стыдливых частях". После созерцания этих выстриженных, чтобы Василию Пречудному удобнее было их видеть, или заросших, словно нигилисты, "стыдливых частей" бесстыжий мыслитель делает вывод: "Все в человеке - подобие и образ божий". Иначе говоря, бог имеет одновременно мужские "стыдливые части" и женские, а их взаимодействие не может быть ничем иным, как святым духом.

И к событиям общественной жизни Василий Васильевич  подходил тоже исключительно односторонне. Жизнь привлекала его только "совокуплениями своими и вообще чревными трепетаниями", а потому он строчил статейки, словно немецкий автоматчик из "шмайсера" - "от живота": "От живота не меньше идет идей, чем от головы /довольно пустой/, и идей самых возвышенных, горячих. Идей самых важных, жизнетворческих". И он действительно наполнял голову с помощью живота горячечными идеями, в то время как другие  наоборот наполняют желудок с помощью головы.

Начинал, к примеру, мыслитель разбирать красоты произведений современной ему поэтессы, но сбивался и  заканчивал рассмотрением ее телесных красот. Причем у того, кто читает этот разбор, создается впечатление, что он знаком с предметом гораздо лучше, чем законный муж. Тоже, кстати, мыслитель.

 Зато сложнейшие общественные явления становились простыми и понятными. Что такое символизм? "Женское тело со стороны пяток", - отвечает Василий, Ангелов Удивление, вылезший из своего дота в увольнительную. Изложение Великой Французской революции настолько просто, что может быть включено даже в учебники для дошкольников: "Мир женился на старухе – вот Французская революция и все три ее принципа". /Причем женился  не ради ее денег/. Борьба мыслей? "Идейно вы можете говорить, что угодно, а как вас положить в одну постель с "курсисткой" - вы пхнете ее ногой". /Ну и отношение к дамам-с! А еще дворянин./ "А с "попадьею" если также, то вы вцепитесь ей в косу и станете с ней кричать о своих любимых темах и, прокричав до 4-х утра, все-таки в конце концов совокупитесь с нею в 4 часа. В этом все дело, мой милый, - с кем можешь совокупляться", - вольнодумствует праведник, всю жизнь совокуплявшийся с кем прикажут.

Какая–нибудь неопытная гимназисточка может подумать, прочитав вышеизложенное, что у нашего борца с суетой вокруг женского вопроса не было ничего святого.   Никак нет–с,  было. Он считал святой – тут он сильно расходился с христианством – ту часть тела, которая составляла главный предмет его размышлений. Вы не поверите, почему: потому что руку вы пожимать даете каждому, а ее – не каждому! (Вот они, наши общественные недуги!)

Словом, у Василия Преславнаго были все основания сравнивать себя с Кантом. Не ясно, понимал ли сам великий человек, что он вещает миру. Ну да для щелкопера это никогда не было обязательным. Недаром же Добролюбов указывал: «Иногда художник может и вовсе не дойти до смысла того, что он сам же изображает, но критика и существует затем, чтобы разъяснить смысл, скрытый в созданиях художника.». Самое главное, об этом великом человеке смело можно сказать, что он отличался от прочих смертных лица не общим выраженьем. Хотя, с другой стороны, его самобытность частенько переходила границы здравого смысла.

«Будь лицом и уважай других как лица», – говорил Гегель. Только он делал оговорку, что лицо – это человек, способный к чистому мышлению, а Василий, Грешников Спасение, оказался способен исключительно к нечистому. Вот у него и получилось, что, с одной стороны, «человек, в противоположность животному, всегда лицо, ни с кем не сливаемое, никого не повторяющее собою»; а с другой, это лицо отмечается отточием из трёх точек.

КО БЛАГУ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА 

               

Все своекорыстные  расчеты должны

теперь отступить перед общим начи-

нанием ко благу человечества.

                                Добролюбов

О чем же на самом деле шла речь там, где нашим борзописцам почудился половой вопрос, который они способны отыскать даже в наставлении по разработке бурого угля открытым способом? Очень не хотелось бы разочаровывать перезрелых мальчиков из КП, но жизнь вообще несколько сложнее, чем им кажется из окна редакции.

 Происходил всемирный подъем борьбы за свободу. Ту самую свободу, которой пользуются ныне ребята из КП, хотя и весьма односторонне. Пало крепостное право в России, в заморских владениях Франции  и рабство негров в США, в Японии был нанесен сильнейший удар по пережиткам средневековья, в Италии после многих десятилетий борьбы образовалось единое государство.  После отречения от престола испанского короля Амадея I в 1873  провозглашена Первая Испанская Республика.

О мелочах вроде восстаний в Ирландии, сопровождающегося неизбежными взрывами бомб в Лондоне, или в Польше можно не упоминать. Помимо всемирного полового переворота, которого взалкали нищие духом и телом из КП, был еще и другой. Как сказал Василий, пророков исполнение, имело место "левое направление цивилизации", а потому "этот переворот необъятен ... потому что на этом перевороте сходятся евреи и русские, он ласкает и манит татарина, он - всемирен, как всемирна наука" ... Ибо истоки его - "в страданиях исстрдавшегося человечества" ... "Само собой понятно, что это явление всемирное, не русское, не германское, хотя есть и в Германии, и в России, кажется, перекинувшееся в Японию, и по известиям, имеющее не сегодня - завтра перекинуться в Китай. Оно - везде, оно - всегда, как наука и мысль. Оно не  знает границ, народностей, это революция, это новое христианство ..." Что, кстати, является повторением известной мысли безбожника Энгельса.

Но всего этого господа из КП не заметили. Прислуга оказалась не в состоянии вместить всю непомерность борьбы, бушевавшей на Земле в девятнадцатом веке. Как ни печально об этом говорить, но битва титанов не состоялась. Крепости не разрушались и скалы, на которых они стояли - тоже.

Ну не получилось! Людям можно посочувствовать вместе с г-ном Добролюбовым: "Они никак не могут вместить исторического явления во всей его обширности, со всей его обстановкой ...". Ибо мозги имеют печальное свойство усыхать от исполнительности.

С другой стороны, если не хватает ума охватить все явление целиком, можно попытаться ниспровергнуть его по частям. В конце концов, не может же господь бог, которого они извлекли на свет божий из запасников, быть настолько неблагодарным, чтобы не дать им сил разрушить что-либо по мелочи. Уж на одну цитатку-то и у половых ума хватает. Каждый по цитатке опроверг - и от миросозерцания отцов и дедов не осталось камня на камне. Тем более что со времен старика Аристотеля признаком научной порядочности является наиболее точное и полное изложение мысли, которую собираются опровергнуть. Да и для общества подобное состязание умов весьма благоприятно, ибо, как указывал Добролюбов, "из столкновения различных мнений выходит правда". Но ниспровергатели предпочли предохраниться от  возможности родить в споре истину.

Что ж это были за мысли такие, что их даже упомянуть страшно? Давайте посмотрим на них поближе, раз уж людям присвоили столь обидную кличку "мыслители". Г-да Добролюбов, Писарев и Чернышевский рассматривали самые разные вопросы жизни человечества, от деяний Петр I до неудач англичан в преобразовании общественной жизни Индии. Выбрать есть из чего. Хотя, правда, деятельность Петра они не связывали с его похождениями по женской части и не путали неудачи англичан в Индии с их неудачами у женщин. Вот определение внутренней жизни России: "Произвол с одной стороны и недостаток осознания прав своей личности с другой ...". Это и нынче верно. Опять же можно опровергнуть всю статью г-на Добролюбова "О значении наших последних подвигов на Кавказе". Или следующее мнение: "... в основе многих правительственных действий последнего времени лежит вовсе не забота о достойном поддержании интересов народа, а просто личный произвол".

Не просто так у наших половых появляется испуг в виде медвежьей болезни, влекущей за собой словесный понос. Только выстраиваются холопы пера и чернил в очередь не в отхожее место, а к наборщику, и последствия испуга становятся доводами в споре с противниками. Отсюда и столь громкий визг, которым половой способен заглушить десять торговок, подкрепленных Радио "Свобода", ибо самый громкий визг вырывается из груди самых испуганных. И воскликнула "Комсомолка": "Мы, пойдем другим путем!" - не потому, что проторенные, словно влагалище Дашки Золотой Титьки, пути ее сотрудников не привлекают. Просто работу потерять люди боятся - вот и запели "Отречемся от старого миросозерцания" на мотив "Боже, царя храни". Как любил говорить г-н Талейран, один из крупнейших государственных деятелей Франции и столь же крупный негодяй, продавший по очереди, словно КП, всех, кому по очереди прислуживал, язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли. Талейран мог бы добавить, что гораздо чаще он помогает скрывать отсутствие мыслей, нежели их наличие.

И ниспровергая чуждое мировоззрение, холопы дали достаточно точную оценку своим умственным способностям.

БОЙЦЫ С ТЕНЬЮ ИЛИ ЖЕНСКИЙ ВОПРОС

... они обладают умением бойцов,

сражающихся не с соперником, а с

собственной тенью.

Филон Александрийский

"О том, что худшее склонно

нападать на лучшее ..."

Итак, "женский вопрос". Для КП последних лет он имеет такое большое значение, что создается впечатление, будто сначала не было ни земли, ни неба и дух главного редактора КП носился во тьме над водами. И вдруг возник "женский вопрос". Хорошо, разумеется, что наши "золотые перья" и “золотые титьки" вообще знают о его существовании в прошлом веке. Пусть даже выбрали оный, поскольку сочли, что им достанет умственных сил с ним совладать. Что ж, на такого рода поединках оружие выбирает обиженный. В том числе и в умственном отношении. Это их жизнь, их право...

Как указывали Писаревы и Добролюбовы, "этот вопрос действительно затрагивали все современники, начиная от известных до сих пор и кончая неизвестными и в свое время какими-нибудь  г-ми Воскресенскими". И кто тут суетился больше, а кто меньше, сказать непросто. Л.Н.Толстой "Войну и мир" по этому случаю написал и "Анну Каренину". И дело тут не в том, что совокупный размер написанного г-ом Розановым и "Комсомолкой" по "женскому вопросу" превосходит по объему все собрание сочинений Льва Николаевича в ста томах. Дело в том, как пишут. Ибо речь шла о положении женщины не столько в постели, сколько в обществе. Во всяком случае, до тех пор, пока в рассмотрение вопроса не встрял г-н Розанов, а вслед за ним - "Комсомолка".

Как выразился политический и литературный противник г-д Добролюбова и Писарева, каждую мысль которого Василий Васильевич считал "всеобъемлющей",  А.Григорьев, изучались литературой "... невообразимые уму человеческому понятия, позорные для чувства человеческого взгляды на жизнь, на честь, на любовь, на женщину". Короче говоря, как раз то, что усиленно проповедует сейчас КП. Речь шла, как указывал Писарев, « о самостоятельности женщины, как человеческой  личности, имеющей право на всестороннее развитие и на участие в умственной жизни человечества».

Ныне, когда восемь из десяти врачей и учителей женщины, уже трудно представить себе, что у мирных обывателей существовали сомнения, хватит ли у женщины ума выучиться на врача или учительницу, не развратит ли ее, слабую, изучение человеческого тела. И  потому в 1864 году им было запрещено посещать университет; образование им приходилось получать за границей, словно запрещенные книжки. А в мае 1867 были утверждены «Правила о надзоре за студентами», вводившие полицейский надзор за этими беспокойными молодыми людьми, чтобы среди них не затесалась девица. В этом же году закончила обучение в Цюрихе первая русская женщина-врач Н.П.Суслова, изгнанная в 1864 из Петербургской медико-хирургической академии. Только в 1911 году женщинам России – но только православного и мусульманского вероисповедания – было разрешено поступать в вузы.

В Европе тоже было не все так просто. Марию Складовскую-Кюри не впустили в члены Французской академии наук после открытия ею с мужем радия по той причине, что она, как ни печально об этом говорить, женщина. В те времена об общих помывочных и общих академиях и не помышляли.

Любопытно отметить, что разгромив с помощью Третьего отделения нигилизм в первый раз, защитники посконных ценностей тут же принялись проводить его взгляды в жизнь. Вот что писал один из самых известных противников нигилизма Лесков: «В изданиях Каткова … очень либерально говорили недавно об образовании женщин… «Православное обозрение» напечатало, что есть вопросы, «неудачно поставленные самим богословием», а три духовные издания разом и во главе их всех смелее и резче «Труды киевской духовной академии» в специальных статьях о женщинах высказываются за необходимость улучшения женского образования и расширения сферы их деятельности». («Их» - надо думать не трех духовных изданий, а женщин).  Поломавшись и побрыкавшись, «мнимые враги женщин оказываются их друзьями и друзьями более нежными, более искренними и обстоятельными, чем те, что под видом эмансипации женщин, в сущности, эмансипировали себя от всяких обязательств перед женщиной». Иначе говоря, в отличие от Базарова не отказываются жениться.

Но и это еще не всё! Как известно, французские просветители разбудили третье сословие, третье сословие разбудило Наполеона, Наполеон разбудил декабристов, декабристы разбудили Герцена и Третье отделение, Герцен разбудил нигилистов, нигилисты разбудили женщин. И женщины восстали против нигилизма, словно казачьи станицы против большевиков. «В вопросе совершается революция: американка мисс Эмма Вебб читает в Брунсвиле лекции, в которых говорит, что женщины очень сильны и что сила их может быть еще более, если они будут владеть мужчиной кротостью и «оставят свои профессиональные заблуждения. … Власть женщин неограниченна». Императрица французов Евгения повторят то же. …особы ее пола всевластны, владея в известные годы мужчиной любовью, в известные добродетелью, и Наполеон III отвечал ей: «Ваш арсенал непобедим». Мормоны Соленого озера взбунтовались против свободы отношений и требуют единомужия; на священноинока Павла  в Москве сыпятся благословения всех раскольничьих женщин, находящих себя в крайней зависимости от мужчин, не приемлющих брака; литература напирает на необходимость пересмотра брачных законов и справедливо указывает, что причина всё более и более укореняющегося внебрачного сожительства лежат в несомненной несостоятельности брачных законов…», - продолжает Лесков.

Иначе говоря, женский вопрос был до такой степени всемирным и важным, что на уступки ему пошел даже крайний мракобес Катков. Причем, как ни странно об этом говорить, в первых рядах борцов с освобождением женщин, как видим, шли сами женщины. Ну не хотелось им идти зарабатывать хлеб насущный! И знаток женского вооружения Наполеон III соглашался, что имеющегося у них арсенала и без того достаточно, чтобы прокормиться, не тратя силы на получение образования.  Хотя нельзя не отметить, что обычно зарабатывают женщины не столько с помощью добродетели, сколько посредством порока. Даже первые американские нигилисты ХIХ века, мормоны с Соленого озера, отказались от своего нигилистического многоженства, поскольку уже не имели сил прокормить свои гаремы, ставшие прообразом народовольческих коммун. А россиянки благодарили священноинока Павла, не приемлющего в силу монашеского чина брака, за его призывы к остальным не приемлющим брака мужчинам из числа последователей Базарова отказаться от тех заблуждений, которых он сам стойко придерживался. Но те хоть сожительствовать соглашались…

Так что прав был Василий Васильевич: невозможность критику встать на один уровень с критикуемым наносит непоправимый ущерб обществу. С другой стороны, если г. Вирабов мог и не получить исчерпывающих познаний по российской изящной словесности в Бакинском университете, и кроме Писарева и Добролюбова, которыми ограничивается школьный учебник, ни о ком не слышал, то ведь большинство сотрудников КП закончили факультет журналистики МГУ – они-то почему не вразумили подложившему им свинью собрата? Почему никто, призвав,  не отверзл еси очи его? А если и они не знают, - а ведь в КП, несомненно, отбирают лучших, - то как и чему их учили в лучшем российском вузе? И что знают худшие?

ВВ тоже настропалял женщин и даже готов был лично вести их за собой, только сам он не совсем точно представлял куда. В то время как другие требовали от общества – правда, без толку – создать для женщины условия, в которых они могли бы спокойно жить, рожать и воспитывать без страха умереть с голоду -- этот испытанный борец с большевизмом поставил перед женщиной "великую задачу: ... переработать нашу цивилизацию, приблизить ее к своему типу, овлажнить сухие ее черты влажностью материнства". Мол, пока муж занят "гражданскими скорбями" и орошением Голодной степи, мы с тобой  дорогая займемся несколько более приятной разновидностью орошения. Вот и не верь после этого утверждению "Комсомолки", что стремление к общественным преобразованиям - это признак умственных и половых расстройств.

Разумеется, этим высказыванием не исчерпывается борьба, которую вел Василий, мучеников крепость, за права женщин. Но чтобы понять все ее своеобразие, надо поближе взглянуть на жизненный путь этого мыслителя. Как заметил в свое время Радищев: «Житие твое да скажет, почто ты славен». А пока мы вынуждены сделать вывод, что борются господа из КП не с противниками, а с тенью. Причем собственной. И даже в этой борьбе победы им одержать не удалось.

А судьи что?

Наша философия есть история нашего

сердца и жизни, и, какими мы находим себя

самих, такими мы мыслим человека

 вообще и его назначение.

Фихте

Неопытная гимназисточка может подумать, что в лице господ Розанова и подписавшего статью в КП Вирабова она найдет половых исполинов уровня Потемкина-Таврического, при виде которых женщины кричат: "Ура!!" и бросают в воздух чепчики вместе с нижним бельем и устаревшими представлениями о "семейной нравственности". Увы! Закон журналистики незыблем и ужасен: бороться посылают тех, кто потерпел в борьбе наибольшее количество поражений. За укрепление семьи тут борются многоженцы, женскую красоту воспевают извращенцы, и никто не борется с такой яростью с пьянством, как нетрезвый журналист. А уж если раздается дикий визг "Журналисты не продаются!!!" - это значит,   газета ищет покупателя.

 Потешаться над отсутствием "ярко выраженной породы" "Комсомолка" выдвинула самого занюханного из своих сынов. Просим прощения у сторонников необычных видов совокуплений из КП, но корове г-на Вирабова лучше было бы не мычать. Даже о положении дел в сельском хозяйстве. Ну, не из тех он, кто в одиночку грабит почтовые поезда!

Господин Вирабов  очень не любит доводить свои снимки до широкой общественности, но, судя по единственному, сделанному для "Собеседника" при вступлении в должность смотрящего за Средним Поволжьем, на котором он пытается закрыться не то что руками, а чуть ли не ногами, за мужчину с такой внешностью женщина готова без раздумий выйти замуж только в седьмой раз. Да и то при условии, что предыдущие шесть оставили ее вдовой. Видок у г-на Вирабова - словно он трижды переболел чахоткой. Причем, по меньшей мере два из них - со смертельным исходом. И скрыть это прискорбное обстоятельство может только паранджа. Господи, как мало человеку надо для счастья: узнать, что есть на свете кто-то еще более чахлый, чем он.

Но даже г-н Вирабов может показаться половым боевиком рядом  с Василием Васильевичем. Он не был красив даже той мужской красотой, о которой говорят: «На черта не похож – и ладно». На протяжении всей его многотрудной жизни женщины выказывали большую готовность броситься в омут, чем ему на шею. Это как раз тот случай, когда, согласно Писанию, поднявший вопрос (в данном случае - женский) от него же и погибнет. Если Василий Претихий, монахов радость, и был яркой личностью, то, скорее, в области заскоков и вывихов человеческой мысли, чем внешности. "Я никогда не нравился женщинам", - вздыхал на склоне дней своих этот сгусток ярко выраженных черт мужской породы, "окидывая воспоминательным оком прошедшее", в то время как другие вспоминали соблазненных женщин.

 Как вспоминает о своем наставнике единственный ученик, Василий, Алчущих Воздержание, был сероват: "внешность у него была скромная, тусклая...". Мягко выражаясь.  Сам же наставник, по его собственноручному признанию, сделанному отнюдь не под давлением костоломов из НКВД, приходил от своей внешности в ужас. И никогда из него не  уходил. “Неестественно-отвратительная фамилия дана мне в дополнение к мизерабельному виду. Сколько я гимназистом простаивал перед зеркалом”... Одно лицо цвета большевицкого знамени чего стоило. Волосы "прямо огненного цвета и торчат вверх совсем нелепо". Больше всего они похожи на паклю, употребляемую водопроводчиками для починки унитазов. "Кожа какая-то неприятная".  С детства имел грязные руки. Как в прямом смысле, так и в переносном. Но это уже мелочь. Как скромно признавался сам Василий, преподобных радование: "Я сам непрерывно имею тупое выражение лица". "Сколько слез пролил". А пролил он их действительно больше, чем царевна Несмеяна, поскольку уже в детстве понял, что в женщинах ему удачи не видать, как своих ушей. Хотя они и были такими, что не увидеть их было затруднительно даже владельцу.  “Ну, кто такого противного полюбит? Просто ужас брал”. “... В душе думал: женщина меня никогда не полюбит никакая». “Да просто я не имею формы... Какой-то “комок” или “мочалка”.

Он прибавляет, однако, что “теперь” притерпелся и это все “стало ему даже нравиться”:  и что “всегда любил худую, заношенную, проношенную одежду”. Иначе говоря, Василий Васильевич первый начал хиповать!!!

Драгоценные заметки о внешности Василия Царственного в пору его скитаний по городам Российской империи  (обычное наказание учителей за плохое исполнение служебных обязанностей) оставил учившийся у него второгодник, шалопай и оболтус, впоследствии ставший вопреки всем полученным в гимназии двойкам выдающимся советским  писателем. Этот сын лавочника, называвшего себя в противовес учившемуся в той же гимназии «худосочному дворянскому сыну» «радостный Пан» был, естественно, двоечник и озорник, изгнанный при содействии ВВ из учебного заведения с «волчьим билетом», т.е. без права поступления в другое учебное заведение. Бедняге после этого ничего не оставалось, как, связавшись с подпольщиками, отсидеть по вине гимназии год в клоповнике. Этот двоечник обессмертил своего любимого наставника в образе учителя географии по прозвищу Козел. Способность русского человека одним словом изобразить внешние и внутренние качества другого человека, о которой говорил столь нелюбимый Василием Васильевичем Гоголь, не подкачала и тут. К вышеуказанным чертам ярко выраженной мужской породы добавились маленькие глазки, совершенно черные зубы, способность при беседе непреднамеренно брызгаться слюной дальше, чем верблюд преднамеренно. Хотя, разумеется, душа женщины загадка, а любовь зла - полюбишь и Козла. Если нет другого выбора. Только никакие поиски внебрачных детей у Василия Целомудренного (к которым у «Комсомолки» сводится ныне все исследование чужого творчества) не принесли успеха. Ну не получилось!

Кстати, ответ на вопрос, почему юный Пришвин остался в первом же классе на второй год, даёт соратница Розанова Зинаида Гиппиус: «Не знаю, каким он был учителем (что-то рассказывал) — но, думается, тоже никуда»...

Внешность же Провидца была та же, что и у господина Башмачкина, породившего всю российскую словесность: «Невзрачный, но роста среднего, широковатый, в очках, худощавый, суетливый, не то застенчивый, не то смелый». «Ведь вот, и наружность, пожалуй, чиновничья, “мизерабельная” (сколько он об этой мизерабельной своей наружности говорил, писал, горевал!)»  «Розанов все не может успокоиться и часто повторяет:

— Ведь мог бы я быть красив! Так вот нет: учителишка и учителишка».

Бедняге пришлось утешаться мыслью, что многие из великих родились такими же недоносками, как и он, включая Моисея, который был "хил и тщедушен". При этом его больше всего возмущала "тупоголовость спартанцев", которые таких, как он, без долгих разговоров выбрасывали в ближайшую пропасть сразу после рождения, чтобы потом с ними не мучиться. Не давали, гады, вволю поразмножаться, а это было любимым занятием Басилевса. И Василий, Грешников Спасение, указывал "тупоголовым спартанцам", что «Ньютон, когда родился, был так слаб, что думали, что через несколько часов он умрет".

Кроме свидетельств современников остаются еще сплетни - самая распространенная у нас разновидность общественного мнения - которые Василий Воздержанный так любил распространять о друзьях своих и так не любил, когда распускают о нем. В частности, он с остервенением письменно опровергал сплетню, пущенную в свет хозяйкой, у которой он снимал жилплощадь. И мы, безусловно, верим этому почтенному человеку, а не вздорной бабе: не жил он с кухаркой. Вне зависимости от того, способна она была управлять государством или нет. Но все равно нельзя не отметить, что до Гришки Распутина, которому великий мыслитель явно завидовал, ему далековато. И до Пушкина тоже: начавшись сплетней, дело не кончилось поединком. Но не потому, что Дантесов на всех не хватает.

Когда однажды Василий, девственных целомудрие, привязался к юной отроковице семнадцати лет  с беседой о своем любимом "мужском, мужественном, крепком в нем" /как Василий Путеводный признавался, "отношение к женщинам (девушкам) у меня всегда - к Судьбе их ... веду /нить разговора/ к заберемениванию" .../ и, надо думать, предложил свои услуги в этом вопросе, дева ответствовала: "В Вас мужского - только брюки ...". Так что Василий Помощниче Девам и сам засомневался: "... кроме одежды - неужели все женское?". Из этой беседы ВВ сделал вполне естественный вывод: "Наша молодежь отчасти глупа, отчасти падшая".

Словом, как говорит хорошая английская пословица, не стоит бросать камни в соседей, если сам живешь в стеклянном доме. С горничной. Тем более что булыжник - это оружие лиц, лишенных собственности, а людям благородным более привычны помои.

С другой стороны, жаль, что передовики исполнения начальственных указивок не удосужились почитать что-либо из сочинений Василия Любвеобильнаго. Впрочем, от чрезмерного усердия еще не такие казусы случаются.

Как ни печально об этом говорить, но ВВ не пришлось затрудняться, выбирая из толпы осаждавших его женщин самую красивую. И не потому, что грузинских княжен на всех не хватало. Начал свои похождения ВВ с того, что его соблазнили. Это была не французская маркиза, а хозяйка, у которой юный Вася Розанов снимал угол. Пока он снимал угол, его самого сняли. Нежной Джульете было за сорок и баба она была тертая. Во всех отношениях. Она не только сдавала жилье нуждающимся, но и сдавалась сама. За два рубля. Отличительной чертой ее была не столько конопатость, сколько то, что она была дура. Тут идеал жены ВВ совпадал с идеалом Льва Николаевича. Данная черта была присуща всем женщинам, желавшим соблазнить великого соблазнителя. "Мне не нужна русская женщина, а нужна русская баба", - отверг ВВ возможные притязания княгини Трубецкой, которая и не думала на него покушаться.  (Тут ВВ явно выдает нужду за добродетель, хотя и не  замуж).

Как исповедуется сам ВВ, душа его пела. Но  не песнопения в честь красоты возлюбленной - просто он был рад и такой. Да и бабенка была не из тех, под окнами которых влюбленные мужчины поют по ночам под мандолину. Если бы хозяйка жилья и сердца юного Васи и смогла бы выиграть конкурс красоты, то только в клоповнике строгого режима. Короче говоря, все происходило в духе полюбившейся КП случайной встречи у помойки, где были написаны, потеряны, а потом снова обретены творения ВВ, утрата которых для человечества была бы равносильна гибели Александрийской библиотеки. Егдаже отверзоша их, iзыде воня благовония многа, неизреченна i и чюдна зело.

ПЕРВЫЙ БРАК ВАСИЛИЯ ВАСИЛЬЕВИЧА

Женщинами так же трудно управлять,

как заморскими владениями.

Марк Аврелий, император

и философ

Ну да мало ли какие шалости бывают у мужчины. По малолетке, так сказать. Уж потом-то, наверное, обогатившись опытом добрачных половых связей, он взял жену из Рюриковичей? Увы, и еще раз, увы!

Он много чудачеств в свой век совершил!

А начал с того, что жениться решил.

В первый раз ВВ женился даже не на приданом, а на "чужих грехах",  взял жену с чужого плеча. Зачем он это сделал, не могут объяснить даже благожелательно настроенные исследователи его творчества. И в том же 1880 году назвал себя новым, только что появившимся словечком "психопат", "смеясь и веселясь новому удачному слову". Жена была старшего его на шестнадцать лет. /Почему страдальца тянуло к женщинам старше сорока, исследователи его творчества внятно не объясняют/. "Грехов" было много. В частности, А.Суслова, как скорбно отмечают почитатели дарований ВВ, "сопровождала Достоевского в путешествии по Европе" то ли в качестве музы, то ли в качестве походной жены. Если учесть, что дело происходило более ста лет назад, когда таскать за собой бабенок по миру считалось предосудительным даже для людей искусства, то нельзя не отдать должное ее смелости и готовности бросить вызов общественному мнению. Впрочем, ВВ всегда тянуло к потасканным женщинам.  Он выбирал б/у женщин по тем ж причинам, по которым другие выбирают б/у обувь: уже разношенная более подходит мужчинам с больными ногами, то же самое и с б/у женщинами. Да они и подешевле... 

Стало ли "грехов" больше? Об этом сверхоткровенный ВВ умалчивает. Тем не менее, любимое место ВВ в Святом Писании гласит: "Я взял кольцо и вдел в нос тебе, а ты давала жать свои сосцы всем, проходящим по дороге ...". Так что просто удивительно, как несчастная жертва собственных порочных наклонностей успевала совмещать блудодеяние с работой в «Иерусалимском комсомольце». Этот отрывок ВВ советовал выучить наизусть каждому отроку и каждой отроковице, а мы со своей стороны требуем внести в учебники полового воспитания для подрастающего поколения.

В сущности, в России начала ХХ века повторялось очередное отпадение народа от единого бога, которое началось ещё в глубокой древности: «На вершинах гор они приносят жертвы и на холмах совершают каждение под дубом и тополем и теревинфом, потому что хороша от них тень; поэтому любодействуют дочери ваши и прелюбодействуют невестки ваши».   Болеслав Прус, представитель самой развитой части Российской империи, писал: «Такова любовь нашего века, века пара и электричества. Она даже напоминает поезд: быстро движется и набирает едущих, сколько влезет».

А.Суслова не только домогалась приятеля мужа прямо на глазах у супруга, не забывая при этом устраивать на потеху скучающему уездному городу представления ревности с «публичным мордобитием» и с ее собственными «вольностями», но и пыталась заставить своего благоверного  содействовать начинанию, когда приятель не счел нужным с ней связываться. А потом ещё и донос в охранку написала на приятеля от имени мужа, после чего тот загремел в клоповник. Не успокоившись на достигнутом, эта женщина вулканических страстей требовала от муженька писать ругательные письма несчастному, когда же он отказался – бросила его. На этот раз окончательно.  Коварство женщин не знает предела! Особенно у тех женщин, которые не могут жить, не гадя всем вокруг. Мачеху сосланного студента, свою подругу, Суслова обвинила в любовной связи с пасынком. Расставшись с муженьком, она взяла на воспитание девушку, которая от полученного воспитания утопилась. Отец, к которому возвратилась сия нежная девица, был близок к самоубийству.

Впрочем, чего вы хотите, если она самого Достоевского изводила! После очередной ссоры Аполлинария Суслова отправилась в Париж одна. Ф. М. Достоевский приехал чуть позже. За это время  Аполлинария уже завела дружка.  Последовал ряд душераздираний с ранними забегами по Парижу,  с самыми огромными ножами, которые можно было купить в соседней лавчонке, для вонзания в глотку неверного любовника-француза (по другим данным испанца), угроз покончить с собой и т.д., закончившихся приглашением от Достоевского следовать с ним в Германию. Как тут не вспомнить Пушкина?

Иной имел мою Аглаю
За свой мундир и черный ус,
Другой за деньги - понимаю,
Другой за то, что был француз,
Клеон - умом ее стращая,
Дамис - за то, что нежно пел.
Скажи теперь, мой друг Аглая,
За что твой муж тебя имел?

А вот это уже загадка!  Как ни крути,  оправдалась мысль Энгельса: мужчина завоевал господство над женщиной, но увенчать его победу взялась побежденная. И вдеть кольцо в нос – тоже. П.Вяземский писал Булгакову, что их задача - «Оградить имя жены его от клеветы. Он жил и умер в убеждении, что она невинна». Вяземский писал про Пушкина. Розанов жил и умер несколько в ином убеждении.

Это, разумеется, не означает, что "черты ярко выраженной мужской породы" в ВВ совершенно не воспламеняли его супружницу. Еще как воспламеняли! "Чуть что и туфлей по морде", - исповедовался наш признанный покоритель женщин со слезами на подбитых глазах своему единственному ученику; отметим, что другим не удавалось достичь подобного возбуждения у женщин даже сниманием штанов.  Впрочем, данную морду это уже не могло существенно испортить. Причем делала это упражнение супруга с большим постоянством, чем другие - утреннюю зарядку, украшая рога хозяина дома терновым венцом и причисляя к лику мучеников еще при жизни.  И яко же многошьды еи от великыя ярости разгнъватися на нь и бити и. Бъ бо тълом кръпка и сильная, яко же и мужь. Аще бо кто и не видъвъ ея, ти слышааше ю бесъдующу, то начьняше мьнъти мужа ю суща.

И в битве любовной они поклялись не сдаваться…

Как выразился один средневековый поэт.

Лермонтов воскликнул, что Дантес не ведал «в сей миг кровавый, на что он руку поднимал». Скорее всего, не ведала и женушка ВВ, на кого она поднимала туфлю. . Как утверждает в своих воспоминаниях дочь В.В. Розанова, Татьяна, «Суслова насмехалась над ним, говоря, что он пишет какие-то глупые книги, очень оскорбляла». К чести ее будь сказано, поднимая туфлю, она всегда дожидалась, пока он снимет очки: каждый день покупать новые дороговато. Тут она ведала, на что поднимала руку.

Но нашему сверхтерпеливому сверхсамцу было затруднительно расстаться со своим счастьем, добытым в труде и бою, поэтому покорно просил женушку вернуться. В одном из писем  года В.В. Розанов писал неверной: «…Вы рядились в шелковые платья и разбрасывали подарки на право и лево, чтобы создать себе репутацию богатой женщины, не понимая, что этой репутацией Вы гнули меня к земле. Все видели разницу наших возрастов, и всем Вы жаловались, что я подлый развратник, что же могли они думать иное, кроме того, что я женился на деньгах, и мысль эту я нес все 7 лет молча… Вы меня позорили ругательством и унижением, со всякими встречными и поперечными толковали, что я занят идиотским трудом».

Возможно, именно это обстоятельство и дало повод одному из современных почитателей ВВ причислить его к «бесконечному ряду отечественных мучеников, праведников, провидцев, святых».  Провидцы ведь не могут предугадать, что их ждёт в браке, а потому становятся мучениками. Ну, как тут не согласиться со Спасителем: "И враги человеку домашние его". Это, пожалуй, все, что роднит нашего мудреца с Сократом, с которым его уже начали сравнивать наиболее восторженные почитатели. (В России никогда нельзя сказать, где кончаются почитатели и начинаются прихлебатели). Так что было бы только справедливо назвать первый в стране приют для мужей, постоянно подвергаемых внутрисемейному насилию, светлым именем Василия Васильевича Розанова. Кстати, когда Сократа спросили, надо ли человеку жениться, тот ответил, что надо: повезет - станешь счастлив, не повезет - станешь философом. ВВ не повезло ни в том смысле, ни в этом. 

Хочется думать, что, определяя Достоевского всего лишь как "певца сволочи", ВВ не имел  в виду переданную ему по наследству А.Суслову. Хотя, право слово, у ВВ были основания бросить великому писателю упрек: "Какой он мужчина!" Достоевский явно не сумел объездить бабу, прежде чем передать ее в пользование великому покорителю женщин Розанову, жизнь которого по этой причине стала одним сплошным наказанием без преступления. Да ещё добавил в предвидении её законного брака с Розановым: «Предвижу: она будет несчастна».  Причем до такой степени, что этот самый выдающийся из православных мыслителей стал живым - или, учитывая состояние, в которое привела его жена - полуживым примером к мысли безбожника Энгельса об отмирании господства мужчины над женщиной. "Жена да убоится мужа своего" -  это не для Сусловой, женщины вулканических страстей, именем которой, как бы ни замалчивали его "последние семьдесят лет", когда-нибудь будут называть наиболее шумные женские движения и наиболее смертоносные бури. Она ниспровергала Святое Писание одним своим существованием. Муженек, хотя и был сторонником господства мужчины в обществе, боялся даже упомянуть слово "убоится" в своих сочинениях. И только удивлялся какому-то гвардейцу, который, взяв за женой 150 тыс. приданого, (заработок ВВ за тридцать лет неразгибного писания), "сек ее на конюшне с конюхом". ВВ никак не мог усечь, как такое возможно,

Чтоб расходившийся злодей

Весь внешний вид испортил ей.

Хотя воин вел себя только естественно: зачем делать самому то, что другой сделает лучше? Объяснение особенностей поведения  ВВ дает Бердяев: «Рабство пола связано с властью женского начала над человеческой жизнью. Женщина необыкновенно склонна к рабству и вместе с тем склонна порабощать».

Тут возникает другой вопрос, только отчасти женский: зачем Суслова вышла замуж за человека, который сам признавался, что был "чучело" и ходил среди лета в самых глубоких мокроступах, какие только выпускала отечественная промышленность. (Это было единственное резино-техническое изделие, в котором нуждался Василий Покоритель Женщин в золотые годы своей молодости). Ответ дает сам ВВ: «только необеспеченность и бедность одни гонят девушек в «законное супружество». А законный брак, добавим от себя, – в незаконный. Как видим, г-да Писаревы и Добролюбовы были не так уж неправы, когда требовали предоставить девам возможность прокормиться самостоятельно, не надевая хомут на ближнего, и боролись они не столько за свободу женщин, сколько за свободу мужчин от домашнего рабства.

В чем же, однако, причина столь яростной, словно у деда Щукаря с женой, любви ВВ? Как ни печально об этом говорить, но, похоже, что жену не устраивала созерцательность философии мужа и никакие оправдания вроде того, что "я всегда был в мире наблюдателем, а не участником" (Ну не получилось!) не могли ее удовлетворить.

Что оставалось делать ВВ, которого женский вопрос,  разогнувшись, в восклицательный знак, больно ударил по лбу? Только утешаться мыслью: "Я  думаю, жена Марка Аврелия была ему неверна". Может быть. Но хоть туфлей по морде не била, пока муженек был занят созерцанием безусловного.

В этом деле была и положительная сторона: жена имела возможность тратить кипевшие в ней силы не на заговоры, составляемые для свержения законно существующего правительства, и не на устройство баррикад. А отданный ей под гласный надзор муж находился в состоянии пришибленности. Что равносильно состоянию преданности царю-батюшке. По части недреманности одна баба способна заменить трех жандармов, а звание «цепной овчарки самодержавия» заслуживает даже больше, чем они, спасая мужа от каторги путем отбытия оной по месту жительства. Таким образом, женатое состояние приравнивалось если не к каторге, то, по меньшей мере, к ссылке.

Хоть трудно к этому привыкнуть,

Где, покажите, в мире тот,

Кто бы не мог подчас воскликнуть:

«Я был последний идиот,

Когда пришло на ум решиться

Жениться или утопиться!»

Меж двух мероприятий сих

Различий нету никаких.

Вы будете смеяться, узнав, сколько человек было в подчинении у графа Бенкендорфа. Зато, благодаря всеобщей женатости, число приведенных в исполнение  смертных приговоров на протяжении всего ХIХ века можно пересчитать по пальцам. Так-то вот обстояли дела в России, которую потеряла "КП".

Может быть, совокупление и рождало у ВВ море мысли, но жене явно нужно было что-то другое, ибо женщины по природе своей более практичны. В конце концов, ее можно понять: сколько ни говори "халва, халва" - во рту сладко не станет. То же самое и с совокуплением. Уже, наверное, ВВ знал, на что намекал, когда говорил, что у него" всегда было чувство бесконечной своей слабости". Причем не только в умственном отношении.

Но в этом случае возникает следующий вопрос: ВВ общественных переворотов не устраивал, за красивыми женщинами не бегал - на что же он тратил свои "ярко выраженные мужские способности"? ВВ отдал так много сил, которым можно было бы найти гораздо более полезное применение, исследуя "половую загадку Гоголя", что у него не осталось времени рассказать читателям о "половой загадке" самого ВВ, которая может быть страшнее разгадки. И ответ на этот вопрос надо искать в способе творчества ВВ, столь же необычном, как и он сам. Когда этого великого человека спрашивали, почему он так дорого слупил с читателей за "Уединенное", мыслитель ответствовал: совсем недорого, потому что книга "замешена на семени человеческом."  (Если о ком и можно сказать: «Он памятник себе воздвиг нерукотворный», -- так это о ВВ!).  Критика чистого разума была посрамлена критикой чистого недоразумения.  Отметим, кстати, что тут он делает уступку  гегелевскому чувственному убеждению (sinnliche Gewiissheit), поскольку вообще был человеком чувственным. Можно даже сказать, пленником своих страстей. (А не господних).

С другой стороны, имеем ли мы нравственное право в чем-либо упрекать Василия Человеческое Семя, если у нас самих, нынешних все дальновидение на этом замешано? Или, если угодно, помешано. Вышло, можно сказать, не столько из мыслей великого человека, сколько из его чресел.

Спас ли бы половой переворот «немытую Россию» от потрясений - это еще надо доказать. (Ребята из "Комсомолки" ставят повозку впереди кобылы. Ну, не будем догадываться зачем). А вот спасти ВВ от излишнего туфлеприкладства, а Россию - от его сочинений возможность была. Если бы ВВ не держался, как черт за грешную душу, за мнимое господство "над" женщиной, создавая положение, при котором верхи не могут, а низы не хотят.

По-детски простодушный, ВВ вполне искренне полагал, что никакого женского вопроса не существует - это "пена, взбившаяся из общественного легкомыслия". Что ж, Колумб открыл Америку, отыскивая восточный берег Азии, а ВВ закрыл женский вопрос в поисках пропитания. Сам же почтенный человек рассуждал основательно: «Шевалье - "над". Мадам- "под". Всякое иное положение неудобно». Теперь мы видим, почему ВВ пользуется таким безграничным доверием у ребят из КП, у которых любые попытки устроить общество на более разумных началах вызывает подозрение в половом отношении: провидец отвергал любые перемены в положении дел. Что, впрочем, не мешает им воспевать как безобидные половые отклонения, так и извращения, поскольку человек вообще склонен ругать других за то, что делает сам. От возбуждения ВВ даже перешел на французский язык, считая его, по-видимому, более уместным в делах плоти.

Как бы ни были убедительны доводы шевалье Розанова, следует признать, что он стал жертвой отсталости своего мировоззрения, в силу которого тот, кто «над» является начальником. Ну что бы ему стоило пойти по эволюционному пути развития и предоставить женщине свободу быть "над" хотя бы в постели? Ибо, как говорится в одной побасенке, имевшей в силу своей пошлости большой успех по военным частям и соединениям: "В  этом деле, внучек, тоже головой работать надо". Как и учили Писарев с Добролюбовым, указывая, что "множество неприятностей и мелких страданий, истощающих человеческие силы и опошляющих человеческую личность, происходит от слепоты или  неразвитости общественного мнения". (Писарев). Чтобы не доводить дело до положения, когда верхи не могут, а  низы не хотят, возместить хилость телосложения искусством. Только сто лет спустя КП решилась, наконец, объявить населению, что в постели можно вытворять все, что прямо не запрещено законом, завершив начатую народниками борьбу против, как выразился Ленин, "бессмысленных средневековых стеснений личности".  Но шевалье  Розанова это уже не могло спасти. Он стал жертвой крепостного права вместе с г-м Обломовым и его слугой Захаром.

Вот и не верь после этого Писанию, что поднявший вопрос от него же и погибнет.

МЕЧТА

Надо мечтать!

Писарев

Все эти душераздирающие подробности жития Василия Великомученика можно было бы пропустить, если бы не то пагубное влияние, которое они оказали на его "учение". Это выразилось в мечте ВВ. Если Можайский мечтал о полетах по воздуху, Циолковский обосновывал возможность межпланетных перелетов, Мичурин выводил новые сорта растений, а Павлов исследовал тайны мозга, причем все они руководствовались призывом Добролюбова об "общем начинании ко благу человечества", то у ВВ была мечта ни на что не похожая, которую женушка создала ему способом, более подходящим для взбивания сливок. ВВ не мечтал о воскрешении умерших поколений или, упаси господи, о полетах на Марс. Сей великий, но отнюдь не противоударный ум настолько далеко зашел (не хочется употреблять слово «залетел») - но не в научных исследованиях, а за разум от постоянного битья по голове - что поставил перед обществом задачу выведения новой породы людей. Но не в духе Писаревых и Добролюбовых. Новый человек должен был отличаться от старого членом особо крупных размеров. Оправдалась мысль Радищева: «Обстоятельства делают великого мужа». Вот они его и отделали, как бог черепаху. Если для Гегеля все развитие сводилось к развитию мысли, если Аристотель высшим благом считал почести, то  для ВВ и развитие и благо заключалось в увеличении размеров именно этой части тела, поскольку, согласно Аристотелю, «Люди образуют понятия блага и блаженства сообразно с жизнью, которую они ведут».

Вывод: все «мысли» у великого мыслителя появлялись как-то вдруг (в народе в таких случаях обычно говорят: «Моча в голову ударила»). Снаружи по той же голове стучала туфлёй женушка. Войны на два фронта бедняга не выдержал.

. А дальше  опять по Гегелю, который считал, что задача мудрости –«указание конечности всего конечного и требование его дополнения разумом». Только ВВ хотел сделать конечное бесконечным, дополняя его неразумием.

Творчески углубляя г. Чернышевского, считавшего, что «у каждого века есть своё историческое дело, свои особенные стремления», Василий Васильевич увидел задачу века не в том, чтобы готовиться к борьбе за угнетенную свободу человека.

Нельзя сказать, что «он с детских лет мечтал о том, чтоб…»  Нынче, когда наука раскрыла множество тайн, врач прежде всего спрашивает изуродованного мужчину: "Кто та женщина, которая довела Вас до такого состояния?" И оказывается, что лечить надо не мужчину и не женщину, а больное общество. Ибо изуродовать психику человека можно и словом. Трудно сказать, что говорила жена ВВ, обращаясь с ним словно в застенках гестапо, но только битие определило сознание: великий мыслитель предложил создать нечто вроде конезавода для расширенного воспроизводства мужчин с "ярко выраженными чертами мужской породы".  Превосходящими самые повышенные обязательства. (Зачем России мужчина с достоинством, которое за ним волочится и потому будет отдавлено в первом же автобусе?). Тут он лет на тридцать опередил Гитлера, который тоже был не без сдвигов, а потому основал подобные заведения для воспроизведения арийской расы.

Протагор считал человека мерой всех вещей. ВВ углубил Протагора и счел мерой вещей не всего человека, а только его часть. Так и хочется воскликнуть: "Вот она русская идея!" Та самая, которую все ищут и никак не найдут.

Гремели уличные бои в Москве, разгоняя уличных женщин; горели помещичьи усадьбы, эсеровские бомбы разносили в клочья градоначальников, а великий Розанов, запершись, как и подобает ученому  богослову, в удаленной от мирской суеты келье, в башне из слоновой кости, в Разливе, можно сказать, изучал важнейший для счастья человечества вопрос: какова должна быть истинная длина срамного уда? Ибо и у угнетателей, и у угнетенных добрые душевные качества, может быть, и распределены  на уравнительных началах, но вот длина уда у них различна. Путем многолетних кропотливых исследований, сравнений и наблюдений гений пришел к выводу, который перевернул бы мир, если бы о нем знали - два  вершка! Такова была, надо полагать, длина уда самого ВВ, которую он как истинный мещанин, считал образцово-показательной. Все, что было длиннее, оказывалось, таким образом,  левым уклоном, а короче – правым.

Эти благочестивые размышления настолько богоугодны и душеспасительны, что начинаешь понимать: обновленцы, пришедшие вскоре на смену Василию Богослову, не самое страшное для церкви.

Особое внимание ВВ уделял тем, кого именовал "слонами", т.е. мужчинам с наиболее "ярко выраженными чертами мужской породы". Это, кстати, единственный случай, когда ВВ не завидовал смертельной злобной завистью ближнему, у которого было что-то в размере большем, чем у него самого. Например, принесли как-то на сходку единомышленников ВВ ларец со слепком той части тела Потемкина-Таврического, которую Екатерина Вторая пожелала увековечить в назидание потомству: "Да, были люди в наше время!".

Назидание было таких размеров, что его можно было бы ставить на брегах Невы в качестве монумента во славу подвигов русского оружия. Увидев ларец, превосходящий размерами  ларь для хранения муки в многодетной крестьянской семье, ВВ пришел в такое неистовство, которому могла бы позавидовать и сама Екатерина Вторая. Растолкав всех, словно умирающий с похмелюги алкаш - очередь за пивом, он буквально запрыгнул в ларец с резвостью новобранца, открывающего ящик со снарядами для орудий раздельного заряжения. (Сделал он это в поисках оружия для борьбы с большевизмом, естественно). Так что потом насилу удалось вырвать драгоценную реликвию у этого уже достаточно немолодого человека. Это оказалось сделать труднее, чем самому Потемкину Таврическому  отвоевать Крым у турок.

У ВВ был свой подход к человеку. Если его известный политический противник имел привычку, "уставив без промаха бьющий глаз", смотреть собеседнику прямо в душу, существование которой, правда, отрицал, то ВВ всегда уставлял без промаха бьющий глаз ниже пояса собеседника, и, как выразился половой сподвижник ВВ - Ремизов,  пронзал собеседника "до семенного канатика". И, разумеется, ВВ желал вернуться к тому блаженному веку, когда все понятие о душевных и умственных достоинствах человека исчерпывались размером его уда. "Назад, как можно скорее назад, к тому, что занесено песком и щебнем разрушенных цивилизаций", - призвал ВВ человечество. Поскольку был уверен, что золотой век у человечества не впереди, а позади, словно журналист, посланный на прополку. Вот ведь как его заносило. Он даже выписал раскопанное из под песка и щебня разрушенной древнеегипетской цивилизации изваяние в виде быка - "Здоровье. Сила. Огонь (мужской)". (Об женский ВВ уже достаточно обжегся). ВВ уверяет, что не только он, но и другие "женщины страстно жертвовали золотые украшения с пальцев и из ушей, чтобы им сделали изображение Аписа". Если уж ничего другого им сделать не могут. И с ним блудодействовали. Задолго до ВВ, который, не имея золотых украшений, пожертвовал совестью. И задолго до современных щелкоперов, которые завели себе рыночную экономику и блудодействовали с нею.

В оправдание  ВВ можно отметить, что это было время, когда мыслящая часть общества, как и ныне, повально ринулась в богостроительство и богоискательство. За это, в частности, Ленин призывал запирать Луначарского на ключ и сечь.

ПОДПОЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ВВ

А в ненастные дни

Собирались они . . .

Пушкин

Не подобает хрестьяномъ

бъсовьскых игръ играти...

«Слово о том, како погани

суще языци кланялися идоломъ».

Оставим на время г-на Вирабова решать вопрос о замене общественного переворота половым и посмотрим, как проводил великий богослов свободное от семейных битв время быстротекущей жизни. В то время как Базаров резал лягушек, готовясь резать более высокопоставленных особ, Обломов лежал на диване, а Рахметов на гвоздях, ВВ со товарищи /это были не товарищи большевики, разумеется/, собравшись на жилплощади одного из единомышленников и соблюдая все предосторожности почище издателей подпольных листовок, упражнялись ... В чем бы вы думали? Нет, не в стрельбе из нагана или изготовлении взрывчатых веществ кустарным способом. Занавесив окна и плотно закрыв двери, они, как и подобает благонамеренным людям, вопили соборно ... Нет, не "Боже, царя храни", а то слово, которое чаще всего пишут на заборах. ВВ из конспиративных соображений и для благозвучия именовал его в переписке с друзьями "х/хобот/". И это был весомый вклад в дело поддержки самодержавия, поскольку позволял как-то занять молодежь, не знающую, как убить свободное время, не убивая становых приставов. Выражаясь словами Монтескье, «… в пределах узкого круга он упражнялся в добродетелях, которые должны были стать роковыми для вселенной».

Как ни прискорбно об этом говорить, но до сих пор не обнародована вышеуказанная переписка ВВ с единомышленниками, которые вместо листовок с призывом свергнуть самодержавие оставляли на стенах и заборах несколько иные изображения и надписи. А потому молодежь учится жить и делать жизнь с кого на сочинениях г-д Чернышевского и Плеханова. И "Комсомолке", вместо того, чтобы негодовать по этому поводу, лучше было бы довести оную до сведения читателей. К сожалению, то из переписки ВВ, что доступно читателю, не отражает в полной мере все величие его мыслей. "Мне очень нужна статуечка (маленькая). Гор в виде орла с фаллом, оканчивающимся львиной головой. Я ее искал у себя и не нашел. Если она у Вас - перерисуйте ее и пришлите поскорее", - пишет старец шестидесяти одного года, возраста, когда даже заматеревшие в безбожии вольтерьянцы начинают подумывать о спасении души. Так что внешний вид великого человека, еще не свидетельствовал об избытке у него добродетели.

Но не все же время они кричали слово "х/хобот/", в конце концов. Что же еще их занимало? Довольно жить законом, данным Адамом и Евой!» - воскликнул ВВ несколько ранее другого ВВ, певца большевицкого переворота Маяковского. Почтенные  отцы семейств мечтали о том, чтобы будущее человечества было светлым. ВВ додумался до "насекомообразности будущей жизни" с навозным жуком во главе, в коем ВВ явно чувствовал родственную душу. "Мир будущего века" этот мыслитель, пронзающий взглядом толщу времен, определил "как совокупление". Оказывается, Чехов зря терял время, призывая создать Царствие Божье на земле, ибо таковое уже существует:  для насекомых "копающихся в громадных относительно себя половых органах деревьев и кустов ..." "Для каждого насекомого - "дерево и цветок" - представляются раем".  Как видим, есть на свете мысли, которые даже опровергать не требуется: достаточно изложить поподробнее.

Если Колумба его научные соображения завели в Америку, то Василия Васильевича, как он сам выражался – «в дыру». А есть «дыра» -- будет и прореха.  В умственных способностях. Что может значить по сравнению с такими высотами мысли какой-то жалкий сон Веры Павловны. Таков был этот мыслитель, иже в рустей земли в благочестии просиявший, i тако преидоша  лъта многа во благочиниi ономъ. Ознакомившись с душеспасительными поступками этого борца против половой несвободы поближе, начинаешь понимать, что те несчастные, которые «въроують въ Пероуна… и въ Мокошь, и въ вилы» - не самые плохие христиане. Впрочем, кому и предаваться тому, что из вежливости именуют фаллическим культом, как не светочу православия.  Жаль только, что у их последователей постоянно возникают сомнения в том, где искать бога, в доме божьем или в доме терпимости.

ВАСИЛИЙ ВЕЛИКИЙ

Это бунтовщик похлеще Пугачева.

Екатерина II.

Слова Екатерины II, имевшей в виду Радищева, с еще большим основанием можно было бы отнести к "мирному обывателю" Розанову, которого услужливые половые - только не с подносами, а с самописками в руках - именуют нынче не иначе как самым выдающимся из богословов. Мнения расходятся только в частностях: более уравновешенные почитатели считают его самым выдающимся из богословов современности, а самые оголтелые - из всех богословов, когда-либо несших свет блуждающему во тьме человечеству. Все эти восторги свидетельствуют, к сожалению, лишь о том, что русский народ можно заставить читать сочинения ВВ только репрессиями. А потому мало кто знает, в чем именно состоял вклад ВВ в сокровищницу богословия. Вложил же он туда самое дорогое, что у него было: большую часть жизни этот "мирный обыватель" провел, пытаясь присобачить христианству срамной уд "хотя бы частично". Иначе, мол, конец. Вот так и начинаются уступки исламу…

Надоевший в своей время читателям КП клич "Есть у революции начало, нет у революции конца" является всего лишь повторением плача ВВ: "Нет у христианства конца", более горького, чем плач Ярославны, потерявшей мужа в самом цветущем возрасте. И все его усилия сводились к тому, чтобы начать литературу" с другого конца". Пока другие сушили головы над вопросами сущности бога, ВВ уже ухватил решающее звено в богословии - "еда, питье, совокупление".  Да с такими потребностями не в богословы, а в драгуны идти надо!

По существу ВВ был первым материалистом в богословии, ворвавшись в него, как конница Буденного в белую станицу. Великий богослов протаскивал уд в христианство контрабандой. Только обычно контрабандисты прячут оную в нижнем белье, а ВВ выставлял ее напоказ. И хотя член христианству приделать все-таки не удалось (не тот был уровень науки),  все равно великий человек мог утешаться в 1914 году тем, что ему удалось-таки "отрастить у христианства соски". С паршивой собаки, так сказать ... Впрочем, все наши революции грешат незавершенностью. Не будем, однако, привередливыми: каждый взбирается на небо с помощью тех подручных средств, которые считает наилучшими. Тем более, что ВВ рассчитывать не ниспослание за ним огненной колесницы явно не приходилось.

 На склоне дней своих неутомимый в своих половых исследованиях старикан ухитрился свести  все богословие черт знает к чему. Если для Ульянова-Ленина главным вопросом был вопрос о власти, то для ВВ главным был совсем другой : "Пусть духовенство объяснит, для чего растут у девушки груди?" - вопрошал ВВ, прилипнув к духовенству, как банный лист к предмету его научных исследований. (Кстати, в науке умение поставить вопрос ценится не меньше, чем умение ответить на него). А когда духовенство, густо краснея, объясняет, ВВ задает следующий вопрос: "Ну а дальше для чего?". Ибо всегда стремился "вступить в узкий путь, сжимающий путь". А он не только узкий, но еще и скользкий. В том числе и в политическом отношении.

За одно только предложение оставлять новобрачных в церкви "до ясно обозначившейся беременности" (Что весьма привлекательно для бедолаг, которые вступили в брак, не имея собственного жилья) ВВ следовало бы причислить к сонму отцов церкви.. При этом церковь божья вместо икон должна быть завешена шкурами зверей, таких же диких, как и это предложение. Ибо был ВВ не только по-азиатски хитер, но и по-азиатски простодушен, ссылаясь в своем ниспровержении устоев на Святое Писание: "Говорю вам, что Царствие Божье подобно чертогу брачному". Прямо хоть Вселенский Собор созывай для решения вопроса о возможности построения Царствия Божьего в одной отдельно взятой постели. Кстати, прелесть Святого Писания в том и состоит, что с его помощью можно доказать все, что угодно.

Как видим, для ВВ святая православная вера была опытным полем для исследований в духе Мичурина. Только от Мичурина было поболее пользы человечеству. Например, ВВ дал исчерпывающее решение одного из наиболее важных для Вселенной в целом вопросов современного богословия: где произошло совокупление Адама и Евы? Путем сложных рассуждений он пришел к выводу, убедительному до такой степени, словно сам наблюдал за оным совместно с г-м Вирабовым - это произошло вне рая, поскольку прародители не решились осуществить данное мероприятие днем. Великий богослов явно считал, что в раю днем было не пропихнуться, вот люди и растерялись. А все потому, что не подписались на "Комсомолку" и не знали, как совокупиться, шагая в сомкнутом строю поротно или сидя в президиуме собрания борцов за повышение нравственности молодежи.

Злопыхатели и завистники еще при жизни начали порочить светлое имя неподражаемого богослова, утверждая, что своими сочинениями он испохабил православие больше, чем монгольское нашествие и воинствующий большевизм вместе взятые. ВВ даже распяли за его "учение", правда, не сильно - схлопотал пятнадцать суток в холодной, словно за мелкое хулиганство в пивнушке.

"Мое  учение, распространившись, вызвало бы большое волнение", - признавал этот светоч церкви, предвосхищая волнение, которое его "учение" вызовет в КП. "Шуточки Тургенева над религией - как они жалки", - вздохнул однажды ВВ. Да-с, по сравнению с шуточками самого ВВ над религией шуточки г-на Тургенева и впрямь выглядят бледновато. В сущности ВВ удалось то, чего не сумел сделать Архимед: он нашел рычаг, чтобы перевернуть мир. Хотя, правда, достаточно своеобразный. Так что сам Лев Николаевич сбился с толку, когда ВВ стал излагать ему свое "учение". Из чего ВВ сделал вывод, что мудрец из Ясной Поляны "не очень умен": не понял Лев Николаевич, что подобно Сыну Божьему, принесшему не мир, но меч, ВВ тоже принес в эту юдоль скорби оружие. От которого  не столько погибают, сколько рождаются. Естественно, что по сравнению с умственными высотами, достигнутыми ВВ, все остальные богословы, начиная от Блаженного Августина и кончая Соловьевым и Флоренским, выглядят котятами.

ВТОРОЙ БРАК ВВ

Вы, бабы, не понимаете счастья

независимости и готовы закабалить

себя навеки ...

Из письма Пушкина жене

Трудно подсчитать, сколько раз пришлось первой жене ударить ВВ туфлей по морде, прежде чем он осознал правоту мысли Энгельса насчет случаев, когда "... развод становится благодеянием как для обеих сторон, так и для общества". Правда, ВВ проповедовал, что "империи создаются терпением". Но поскольку для себя предтеча КП имел несколько иные правила поведения, чем те, которые он вдалбливал окружающим, то сам терпеть и честно зарабатывать арфу в Царствии Небесном не захотел.

В мире найдется много мужчин, которые позавидовали бы ВВ и захотели бы быть на его месте. Да еще просили бы, чтобы их сажали на цепь и пороли хлыстом. (А может быть. даже заставляли читать "Обломова"). Но ВВ не чувствовал себя счастливым. Он  был не из тех, кому всё равно, страдать иль наслаждаться, а потому снюхался с другой женщиной. Говорим "снюхался", поскольку ни мать наша Святая Православная Церковь, ни самодержавное государство не признавали законность второго брака при живой первой жене. Царь-батюшка и духовенство не читали КП, а потому не понимали, что половая свобода спасет их от грядущих расстрелов, как спасла КП от падения тиража. А первая жена не давала развода. Она смело бросала вызов общественному мнению, но не бросала мужа: ей была противна подобная бесхозяйственность. Ведь если жена все неприятности копит в себе, она преждевременно умирает от сердечного приступа, а если разряжается на муже, ее жизнь удлиняется за счет его. Поэтому вместо вольной ВВ получал от первой жены лишь туфлей по морде, а стало быть, вместо церковного благословения - тоже, хотя и в переносном смысле.

И пришлось страдальцу, словно заправскому нигилисту, венчаться вокруг куста. Или, если угодно, за кустом. И жить в блуде. Только вот песенку "Нас венчали не в церкви", которую отрицавший церковный брак Владимир Ильич любил мурлыкать Надежде Константиновне, пока не пришло высочайшее повеление женить его принудительно, он своей незаконной сожительнице не пел. Как ни печально об этом говорить, но ВВ опять же личным примером подтвердил правоту мысли Энгельса: "Эта нерасторжимость брака уже в настоящее время нарушается в тысячах случаев". Вот так странно устроен этот мир: наиболее яркими примерами правоты ниспровергаемых мыслителей служат сами ниспровергатели.

Подняв выпавшее из рук Базарова знамя подрыва устоев, ВВ нажил пятерых незаконных детей и успешно блудодействовал до 1917 года, когда пришедшие к власти при его содействии большевики уравняли в правах законных и незаконных детей и узаконили развод. Человечество сделало еще один шаг к более разумному устройству общества. Таким образом, жизненный путь ВВ лучше всего свидетельствует о правоте Писаревых и Чернышевских, боровшихся с "бессмысленными ограничениями человеческой личности" вроде  законного брака, паспортов, прописки, всеобщей воинской повинности или обязанности студентов просить разрешение родного вуза на брак. 11 ноября 1880 года было выдано свидетельство: «От ректора Императорского Московского Университета студенту 3-го курса историко-филологического факультета Василию Розанову в том, что к вступлению его в законный брак со стороны университета препятствий нет».

Итак, битья туфлей по морде оказалось недостаточно, чтобы отбить у ВВ охоту к семейному блаженству. Не успела улечься выбиваемая из ВВ, словно из коврика в прихожке, пыль средневековых предрассудков, как ВВ опять пал жертвой половой несвободы, (Так уж он был странно устроен: всю жизнь на четырех и всю жизнь падал. Наверное. потому, что плохо подкован. В общественных науках). Но не потому, что относился к несгибаемым сторонникам брака, которые готовы жениться по пять и даже по десять раз. Праведник был одним из тех недорослей, которым необходимо всю жизнь держаться за чью-нибудь титьку. Но не из-за донжуанистости какой-нибудь нехорошей, а совершенно безгрешно, словно святому в раю. Была у ВВ какая-то "таинственная зависимость" от бабьего руководства, поскольку он относился к той разновидности мужчин, которые пишут в брачных объявлениях: «Верный раб ищет свою госпожу»..

Тут нетерпеливый петербургский юноша может подумать, что, обогатившись брачным опытом (в конце концов, первый брак всегда комом), наш сгусток мужских достоинств взял в жены красавицу боярскую дочь с приданым, умопомрачительным, словно взгляды ВВ на Церковь Божью. Увы, это опять была бесприданница отнюдь не голубых кровей. Что же касаемо красоты, то, хотя и была она не такой страшной, как смертный грех или журналистка из КП, но за свой садик, который ВВ по примеру Вольтера возделывал, владелец мог быть спокоен днем относительно птиц небесных, норовящих склевать урожай, когда жена выходила в садик погулять, а ночью - относительно татей земных, которые норовят покуситься по всех смыслах на собственность хозяина. Как удачно выразился современный исследователь творчества ВВ, была Варвара Дмитриевна "скрытно женственной". Причем очень скрытно, словно бросок отряда белой конницы к ставке Чапая.

Ну, а потом – о боже мой! –

Разлезлась так, что просто ой…

На торжественном снимке 1910 года, призванном запечатлеть процветание семьи Розановых и сделанном по такому случаю за границей, ВВ с супругой уже начали косить под аристократов. И если ВВ с ленинской бородкой выглядит весьма бодреньким дядечкой, позаимствовавшим для такого случая шляпу у богатого родственника, то лицо его жены напоминает козу, которая мучительно сдерживается, чтобы не съесть цветы с невесть как попавшей на ее голову шляпы. Но это мелочь по сравнению с ее глазами. Даже по снимку можно утверждать, что женщина с таким взглядом способна превратить в камень (или в дубину) кого угодно. Глаза до такой степени тусклые, что Варвару Дмитриевну продавщицей в приличную лавку не взяли бы. Сам ВВ назвал эти глаза "оловянными". Одним словом, Варвара Дмитриевна могла иметь успех у мужчин только на отдаленном от цивилизации, "безумно отнявшей у женщины право становиться матерью",  стойбище. Или среди подгулявших лесорубов, что несколько ближе к цивилизации, но не намного.

Будучи по природе своей матерым подкаблучником, ВВ во второй раз вдел кольцо в ноздри женщине испытанной, уже успевшей загнать в гроб одного мужа. (По какой-то одному ему известной причине ВВ побаивался девочек). Сам он объясняет свой поступок просто: "Оба были унижены и поруганы" - "вот и вся любовь". Второй раз ВВ женился в духе отрицателей - не на женщине, а на "друге", можно даже сказать на соратнике по борьбе (за существование) и, приобретя к этому времени достаточный семейный опыт, уже осмеливался огрызаться. "Дня не проходило, чтобы не покричали друг на друга", - с наслаждением вспоминал любимец женщин, обладатель ярко выраженных черт мужской породы. Единственное, что понял ВВ во втором браке - "самка охладевает к самцу после появления потомства". Хотя, казалось бы, куда уж дальше. С другой стороны, ВВ постиг, что роды его жены и роды коровы - одинаково святы, ибо и то и другое - "пути божьи". Потому что «истина открывается только в браке» (Кант, которому истина не открылась). С другой стороны, «Природой брак не предусмотрен». (Наполеон).

ПУТЬ РОЗАНОВА И ПУТЬ ЖЕЛЯБОВА  ИЛИ

ПЕРВОЕ ЧУДО ВАСИЛИЯ БОГОСЛОВА

Тут дело не в дороге, а в том, что

внутри нас заставляет свернуть на нее.

      О' Генри. "Дороги, которые

      мы выбираем"

Итак, особой красоты в Варваре Дмитриевне не было. Не было у нее также и ума. Причем до такой степени, что это приводило мужа в совершенный восторг: обычно мужчины воспевают красоту любимых женщин, а ВВ как человек очень своеобразный воспевал ее глупость. Невозможно без слез читать восторги  ВВ, что ему, несмотря на все усилия, так и не удалось научить супругу правильно писать хотя бы на родном языке. Она так и не смогла уяснить, как склоняется слово Сибирь, и что бывают замки, которые открываются в обратную сторону. ("Мы вынуждены хвалить то, что имеем, и презирать то, чего не имеем". Гельвеций. "Об уме"). Трудно не согласиться с восторженным исследователем, что в лице Варвары Дмитриевны ВВ обрел то, что ему было необходимо. Чтобы казаться себе гением. Причем обрел с избытком, поскольку Природа-мать, лишая человека каких-либо качеств, взамен вознаграждает его двойной пайкой других. (Кстати, это тот случай, когда, как выражаются друзья "Комсомолки" в клоповнике, губит не маленькая пайка, а большая).

Отметим для любознательных, что Платон утверждал: «Мне кажется, всякий, кто в здравом уме, всегда стремится быть подле того, кто лучше его самого».  Наш росский Платон так явно не думал. Или был не совсем в своем уме.

Еще более необходима ВВ была твердая направляющая рука, которая бы попутно утирала ему возгри. И оную он также обрел в лице Варвары Дмитриевны, которую иначе как "мамочкой" не величал. "Мамочка" "пожалела его как сироту". (Боже мой, почему у нас все в духе Достоевского!). "На всю всемирную историю" ВВ исповедался, что без "мамочки" "пропадет, как собака на чужой улице". Кто посмеет утверждать, что Василий Васильевич Розанов не прекрасный пример для молодежи делать жизнь с кого. "Твердость суждения и поступка в ней - постоянны. Никакой каши и мямленья, нерешительности и колебания", - восторгается наш образцово-показательный лакей качествами начальства, которых ему всю жизнь не хватало. Кстати, "твердость суждения" в бабе тем выше, чем большей дурой она является.

Словом, получился достаточно нередкий брак бабы в штанах и мужика в чепце. Чтобы придать себе еще более начальственный вид, Варвара Дмитриевна за двадцать лет супружеского блаженства ни разу не улыбнулась, хотя ее муженек порой откалывал весьма уморительные шуточки. "Да, верно Христово, что "не от плоти и крови" родиться нужно, а "от духа": я, собственно, "родился" от собственной жены в возрасте 35 лет ..."-исповедуется настоящий мужчина. В сущности, под руководством жены ВВ и стал сочинителем. Прежние его попытки на данном поприще потерпели неудачу, так что к 1895 году ему стало не о чем писать. Сочетавшись, ВВ обрел обширнейшее поле деятельности. Как вся русская литература вышла из "Шинели" Гоголя (что ВВ с остервенением отрицал), так и у ВВ "все выросло из одной точки". Которую обычно называют по-латынии, и которую ВВ ухитрился совместить с точкой зрения жены. «Литературное и личное до такой степени слились, что для меня не было «литературы», а было мое дело». 

Причем отказался от потуг на самостоятельность мышления ВВ до такой степени, что по существу стал писцом у своей малограмотной половины.  Даже кличку себе взял подходящую - Варварин. (Тогда это было принято).  Его признание своей необыкновенной подкаблучности отличается, говоря словами одного из его почитателей, "присущим Розанову блеском, поражает глубиной и свежестью мысли": ВВ скромно признается, что он, как женщина, только «разверз ложесна свои», чтобы воспринять в них указания супруги. Причем разверз так широко, что в них мог бы войти броненосец "Потемкин" вместе с его мятежным экипажем. Поэтому не всегда понятно, где кончается супруга и начинается ВВ, сливавшийся с ней не токмо в плоть едину.

Варвара Дмитриевна не любила Мережковских  - и ВВ их возненавидел. Варваре Дмитриевне не нравился Гоголь - и ВВ его невзлюбил. Варваре Дмитриевне было противно веселье - и ВВ превратился в плакучую иву, заявив, что "смеяться - вообще недостойная вещь". Все свои творения ВВ отдавал жене на просмотр и утверждение. У Пушкина цензором был царь, у ВВ - жена. Главное для нее было, чтобы писал муженек "бойко, живо", "язык не заплетался". «Если это (его идеи, влечения) “не отпугивало Вари” (супруга Василия Васильевича), то он мог смело идти вперед — значит, тут не было болота, и торная дорога вела туда же, куда вел мятежный проселок». (Перцов «Воспоминания о Розанове»).

Так и сложился у ВВ тот легкий слог, за который он обругал соперника по перу г-на Спасовича, когда тот подвернулся ему под горячую руку: мол, обладает "прекрасным и легким слогом, умом совершенно достаточным, чтобы не дать заметить в нем отсутствие оригинальных мыслей", которых у нашего Аристотеля было в избытке. И каждой из них в отдельности хватило бы, чтобы обессмертить его имя в веках. Аж сам мыслитель иногда удивлялся, откуда такая прорва взялась, скромно добавляя при этом: "И все сам выдумал".  Великие богословы вообще редко замечают у себя в глазу бревна, занятые бичеванием соринки в чужом глазу.

В отличие от Пушкина, который беспощадно выбрасывал в корзинку для бумаг все свои произведения, которые считал слабыми, ВВ придерживался прямо противоположной точки зрения на свое творчество: "Всякое движение души у меня сопровождается выговариванием. И всякое выговаривание я хочу непременно записать". А потом и издать естественно. Чем ВВ и отличался собственно от не умевшей читать и писать базарной бабы, сразу же забывавшей то, что намолотит языком за день, как только ее огненный глагол затухнет. ВВ, правда, тоже забывал, но только после записи. Поэтому искать последовательности в его рассуждениях, по меньшей мере, бесполезно. В народе это называется "кольнуло - ляпнул" Высоким слогом это называется плыть без руля и без ветрил,  Аристофан назвал данное явление «словесным поносом», а Фейербах добавлял: «…речь – это не мышление, иначе величайшие болтуны должны были бы быть величайшими мыслителями». И Платон считал, что «пустомеля никоим образом не может быть причастен истинной философии». Но это, конечно, из зависти. К тому же в России все возможно.  

При этом чисто бабское стремление выложить на потеху зрителям все, что у ВВ имелось в данное время в душе, где у него находился прилавок, носило характер словесного поноса: "Я решительно не могу удержаться, чтобы не говорить ...", - щедро делиться маститый писатель с молодежью тайнами своего творческого мастерства. Знакомые ВВ быстро понимали: «С ним, вообще следовало быть осторожным; он не понимал, органически, никакого “секрета” и невинно выбалтывал все не только жене, но даже кому попадется».

ВВ можно считать создателем базарнобабьей журналистики: его гений в том и состоит, что в отличии от прочего бабья он сумел направить свой словесный понос на унавоживание своего благополучия. Сведения же для своих сочинений ВВ черпал "из самых надежных источников" - в бане, большим любителем которой он был. Супруга относилась с пониманием: в "ход мысли и "доказательства" она никогда не входила", поскольку мыслей никогда не имела. (Да и откуда бы им взяться, если она только беспрерывно молилась?). А уж о том, чтобы доказать свою точку зрения, ей и в страшном сне не могло присниться. И поскольку Варвара Дмитриевна и сама не думала и других к этому не принуждала, то у ВВ легкость в мыслях наблюдалась такая, что сам г-н Хлестаков мог бы позавидовать. Поэтому в спорах он пользовался приемами, далекими от доводов чистого разума: "Спенсер - дурак".  В научном споре этого достаточно, к сожалению,  только для описания собственных умственных способностей. Вы спросите, а почему, собственно? А потому, что у ВВ "нет никакого желания спорить, а есть желание вцепиться по-бабьи в его растительность и "выдрать 1/2". Что бы ВВ и сделал, если бы г-н Спенсер попался ему вечерком в глухом лесу один и связанный. Умственно полноценные люди обычно стараются подобных доводов избегать. Да и Святое Писание предупреждает: кто скажет ближнему "Рака" ("дурак" в переводе с арамейского),  без пересадки попадет в пекло.

Зато уж и самые трудные вопросы, над которыми другие бились всю жизнь, он решал легко и просто. Если некоторые жизнь потратили, чтобы выяснить, что такое мысль и мышление, то ВВ решил загадку походя: "Больше всего мыслей приходит в конке. Конку трясет, меня трясет, мозг трясется и из мозга вытрясаются мысли", - вытряхнулась из головы  ВВ глубинная мысль, когда конка наехала на пьяного городового и ее особенно сильно тряхнуло. Хорошо хоть из головы вытрясалось, а не откуда-нибудь еще.

Исходя из вышеизложенного, нельзя не согласиться, что мало кто имеет больше права упрекнуть народников в неумении углубляться в вопрос, как ВВ. Ведь сам-то он углублялся так старательно, словно окоп отрывал перед наступлением немецких танков на Курской дуге.

Не долго думая, он заявил потрясенному человечеству, что "связь пола с богом сильнее, чем связь ума с богом". (Какая может быть связь ума с богом, если ума нет?) Просто так, для разминки. Очевидно, великий богослов мыслил связь с богом в качестве разновидности внебрачной. Потом подумал и добавил, имея в виду себя и своих последователей: "Наш мозг фалличен". Не будем удивляться. Как говаривал Гегель, «человек не является только мыслящим существом, он есть также существо чувственное и  может иметь чувственные предметы и в мышлении».

Потом ВВ снова подумал и углубил себя далее: "Срамной уд выше мозга".  То же самое, разумеется, может сказать о себе любой строчкогон, только стесняется.  А потому ВВ считал, что есть только три человека на белом свете, которые умнее его. Впрочем, подумав, он опять углубился: "не умнее, а самобытнее". Хотя, казалось бы, куда уж самобытнее. С другой стороны, какие бы правильные вещи ни говорил наш гений самобытности, после таких заявлений к ним надо относиться осторожно.

"Окидывая воспоминательным оком прошедшее", да и тамо добляго отрока житие просияетъ, ВВ сообщил, что потерял невинность в 17 лет. Потом подумал и углубился – в 14. В то время как другие «четыренадесяти лет сый отвержеся мира». А потом углубился еще раз – в 12. Все так неуловимо, что возникает вопрос, а утратил ли он вообще невинность? Он еще ждет своих исследователей.  А пока отметим: и благодать божiя с нимъ и духъ святый измлада въсели ся в нь.

В любом случае первый шаг к решению вопроса о том, каким местом мыслят наиболее выдающиеся столпы христианства и самодержавия, был сделан. В конце концов, каждый мыслит, как может: это их жизнь, их право. Подобный способ мышления имеет еще и то преимущество, что приносит меньше неприятностей обладателю. А то ведь многие начинали мыслить мозгами о недостатках окружающей действительности, а заканчивали Сибирью. Или как выражалась "путеводная звезда" ВВ --"Сибирем".

Особенности мышления ВВ объясняются его внутренними качествами. Дороги, которые мы выбираем, заставляет нас выбирать то, что находится внутри нас, тут Боб Тидбол был совершенно прав, хотя и был, упокой, господи, его душу, простым разбойником. И Бердяев был прав, когда сказал, что Розанов - баба. Причем большая баба, чем обе его жены, вместе взятые,  хотя не из тех, что коня на скаку остановит, в горящую избу войдет. Можно даже сказать, что до этого с позволенья сказать мужчины настоящей бабы в русской словесности не было. И уверенность, что он умнее всех – это тоже черта зрелой бабы, не знающей сократовских сомнений. Ленин как-то обмолвился, что до графа Толстого в русской литературе не было настоящего мужика. А до ВВ, добавим, – настоящей бабы.

В сущности, ВВ стал первой российской журналисткой,  которая отличается от прочего бабья тем, что у нее больше слушательниц, желающих знать подробности ее последней ссоры с соседкой и с кем она за отчетную неделю успела переспать.

В то время как другие, более крепкие умы исследовали "проклятые вопросы" жизни, ВВ "волновали и притягивали, скорее же очаровывали груди и беременный живот. Я постоянно хотел видеть этот мир беременным", - восклицал этот сгусток мужских достоинств. А уж выдавать замуж ВВ любил даже больше, чем выдавать желаемое за действительное. (Отметим мимоходом, что сейчас, когда сменить пол ничего не стоит, ему жилось бы гораздо легче).

Поэтому впечатления от проходящего по городу полка у нашего сгустка мужских достоинств напоминают чувства барышни: «Чувство своей подавленности более и более входило в меня. Я чувствовал себя обвеянным чужою силой…  Когда я вдруг начал чувствовать, что не только "боюсь", но и — обворожен ими, — зачарован странным очарованием, которое только один раз — вот этот — испытал в жизни. Произошло странное явление: преувеличенная мужественность того, что было предо мною, — как бы изменила структуру моей организации … — в женскую. Я почувствовал необыкновенную нежность, истому и сонливость во всем существе... Сердце упало во мне — любовью... Мне хотелось бы, чтобы они были еще огромнее, чтобы их было еще больше... Этот … источник жизни - вызвал во мне чисто женственное ощущение безвольности, покорности и ненасытного желания "побыть вблизи", видеть, не спускать глаз... Определенно — это было начало влюбления девушки… Суть армии, что она всех нас превращает в женщин трепещущих, обнимающих воздух...".

 "Нравились ли мне женщины как тела, телом?" – задумался на склоне дней своих человек, всю жизнь не суетившийся вокруг женского вопроса. А если нравились, то как это проявлялось? "Всегда хотелось пощипать", – скромно признается почтенный старец и уточняет: "С детства". Хотя и отрицает, что щипал. На этот счет, правда, есть противоположное свидетельство А.Белого: "Небольшого роста старичок самой мирной и ласковой наружности" был большой шалун. "Где-то у края стола, незаметный и тихий, … рот строил ижицей, точно безглазый, ощупывал пальцами (жаловались иные, хорошенькие, что – щипался), бесстыдничая проблесками очковых кругов". Что поделать, есть такие мыслители, которые даже очками ухитряются бесстыдничать.

Да, в конце концов, если и щипался, то стоит ли обращать внимание нетерпеливых петербургских юношей на нетерпеливых петербургских старцев, которым жить-то осталось с гулькин нос и которые торопятся успеть, словно козлы   перед закланием, нащипаться вдоволь, пока не "упал занавес", а поскольку крестьянок под руками не было, приходилось пощипывать светских дам. Но, разумеется, мы верим не этим молодым вертихвосткам, возводящим хулу на почтенного человека, а Василию Долгорукому: не щипал-с! А загонял в подсознание, словно КП – молодежь на комсомольскую стройку.  Чем кончилось – вы сами видите. В сущности ВВ стал жертвой несовершенства общества, одним из тех, дарование которых погибло, как указывал Ленин, на Руси без всякой пользы.

Но помощи ему мог бы не половой переворот, на котором застряла КП, а правильно работающая служба трудоустройства, которая выявила бы наиболее полно склонности и способности ВВ, что стало бы благом для него самого и для общества в целом. ВВ ведь и сам сознавал, откуда что берется: «От ранней моей предрасположенности к рождению». Он мог бы стать женским врачом и пощипывать ложесна в рабочем порядке ежедневно. И труд стал бы для него радостью, как мечтали все эти бородачи, начиная с Маркса и кончая Фиделем Кастро, а не проклятьем. Или написал бы честный земский врач Розанов руководство по лечению мужских хворей. Название можно было бы оставить прежнее – "Опавшие листья". И тем самым принес бы огромную пользу страждущему человечеству. Хотя, разумеется, и нынешние его писания представляют пользу для здравоохранения. Только для другой его отрасли – психиатрии, поскольку, как говаривал старик Гегель, помешательство является составной частью разума.

Мужчины и женщины

Так кто ж она? Погибла для любви,

для власти не годна, мужчиной не

назвать и не причислить к бабам.

Шиллер

"Он потерял инстинкт быть покровителем и вождем, … потерял инстинкт правильной к женщине любви", - скорбно вздыхает о мужчине своего времени ВВ, разглядывая в зеркале свои ярко выраженные черты мужской породы. "Женственное неудержимо влечет их", - пускает слезу ВВ, благоразумно не уточняя, кого это "их". К чертам женственности в выродившемся мужчине ВВ относит "…слабость своего "я", бескорыстную преданность чужому предприятию, заботе…" (особенно, очевидно, в отношении "забеременивания"). И дело тут явно не в том, что перестал "выродившийся мужчина" ходить на медведя с рогатиной. Времена, когда мещане вели в бой полки, открывали законы природы и общества, ломали отживший строй и строили новый, миновали. Нынче мещанин чаще трясется сам, чем потрясает Вселенную. Как подметил ВВ, не мещанин вообще гадок, а именно мещанин 19-го века, который «выродился во что-то противное». А уж про век двадцатый и речи нет. Мещанин понимает необходимость изменения общества, но произвести их боится. Вот и норовит навьючить эту задачу на женщину: мол, давай, дорогая, увлажни наше общество "влажностью материнства": пойди туда, не знаю куда, сделай то, не знаю что, измени общество, ничего в нем не изменяя.

Способ, с помощью которого мещанин хочет решить данную общественную задачу, свидетельствует еще и о том, что мещанин выродился не токмо телесно, но и умственно. А все его умопостроения  - " … они суть выдавленные наружу качества своей души,"—как однажды выразился ВВ. Только если Чехов выдавливал из себя по каплям раба, то мещанин выдавливает из себя помои, а их от этого становится все больше и больше. И это вырождение отразил с присущим ему своеобразием ВВ, все творческое наследие которого в 35 глыбах можно было бы озаглавить "Упавшее". (Сила бо моя въ немощи совершается).

 Он не мог честно исповедаться: мол, обабился так, что самому тошно. Он должен был придать своей подкаблучности вселенский размах: "Все русские женственны". И "имеют свойство отдаваться чужим влияниям… как жена и невеста – мужу". (Яркий пример тому – А.Суслова). Поскольку ВВ задолго до КП ущучил, что и министры и сапожники, и угнетатели и угнетенные – это все один народ, а стало быть душевные качества у них одинаковые. Хотя, правда, доходы разные. Ну а ВВ – это лучший образец русского народа. В оправдание своего убожества он написал статейку "Около "русской идеи", в которой с присущим ему своеобразным подходом к решению любого вопроса отнес Россию к женскому началу, а Германию – к мужскому, для большей убедительности ссылаясь на Бисмарка, который вроде бы где-то что-то сказал в желаемом для ВВ смысле. "И в сочетании с мужественной  тевтонской расою, они… дадут со временем чудесный человеческий материал для истории", - делает, словно ребенка горничной, вывод ВВ .

"Как видим, желающих почудесить над "человеческим материалом" на Руси всегда хватало. Но вряд ли любое сочетание народов может дать более чудесный материал для истории, чем сам ВВ.

 Данная статейка приобретает особую ценность сейчас, когда ищут все кому не лень эту самую русскую идею и никак не могут найти. А она вот – готовая уже, словно незамужняя журналистка на седьмом месяце. И,  торопясь ковать железо, пока горячо, ВВ тут же отнес, словно прохудившийся ночной горшок на помойку, Ломоносова и Пушкина к мужественным писателям, а Карамзина и Лермонтова – к женственным, т.е. тут же и оказывается, что на Руси не все бабы.  Не успев породить мысль, ВВ тут же начинает ее убивать, как Тарас Бульба своего сына.  Ну да воспитанные люди замечают недостатки в своих рассуждениях так же редко, как подливку, пролитую гостем на скатерть. Еще забавнее то, что себя он не отнес ни к тем, ни к другим.

Можно было бы возразить, что поручик Лермонтов никак не может быть отнесен к бабам. Хотя бы потому, что  во время Кавказской войны возглавлял отряд, выражаясь по-современному, спецназа и неоднократно представлялся начальством к награждению.

 Кроме преждевременно обабившегося Розанова был на Руси и Желябов, которого ВВ определил,  как "мужичонку, все достоинство которого состояло в том, что в него влюбилась генеральша (по отцу) Перовская. Но генеральши и в конюхов влюблялись". Поскольку утратив "инстинкт мужчины и вожака", ВВ приобрел взамен какую-то полуживотную злобу.

Насчет генеральш, вклепывавшихся точно лудильщицы в конюхов, имевших более ярко выраженные черты мужской породы, чем вырождавшееся дворянство , - это точно. Насчет того, что все достоинства Желябова сводились к обладанию "чертами ярко выраженной мужской породы" – это возможно. Но что уж точно  невозможно – так это представить себе, что в ВВ может влюбиться хотя бы сенная девка. Гимназистка Любовь Коведяева писала императору Александру II: «Если уж необходимо кого-нибудь сослать, сошлите лучше меня, а оставьте человека, который своим умом может принести огромную пользу обществу. … морите меня голодом, лишите меня, наконец, моего единственного утешения, книг, делайте со мной все, что хотите, только спасите Чернышевского!»

Если за Желябовым любящая женщина пошла на виселицу, то в случае ВВ женщины однозначно предпочитали виселицу браку с ним. Трудно, познакомившись поближе с ВВ, не  признать правоту Аристотеля, что женщина – это ошибка природы. Причем в случае ВВ – двойная.  «Он совершенно лишен всякой мужественности духа, всякой активной силы сопротивления стихиям ветра, всякой внутренней свободы», - говорит о Розанове Бердяев. «Розанов — гениальная русская баба, мистическая баба».  («О вечно бабьем в русской душе»).

МЕЩАНИН В БОГОСЛОВИИ

Грешить – зло; но еще тягчайшее зло – оправдываться по совершении греха. Это в особенности и есть оружие дьявола. Иоанн  Златоуст.

Итак, что же вышло у ВВ под предводительством супруги из "одной точки", из которой он поливал своих врагов, словно смертник  из дота. Только не свинцом, а помоями. Первой под удар ВВ попала, словно Рязанское княжество под удар полчищ Батыя, православная церковь, посмевшая на свою голову не признать законность второго брака ВВ. Сотвори Василий Праведный   рать велию на мать нашу, Святую Православную Церковь, i от бъса пострекаемъ, возненавиде ея. Дочь и жена священника (хотя, к сожалению для "Комсомолки", не одновременно), Варвара Дмитриевна возненавидела духовенство, вставшее на пути мечты каждой бабенки о законном супружестве. Хотя и имели священники те же добродетели, что и она.

И Василий Храбрый тут же "показал кукиш с маслом" матери нашей Святой Православной Церкви.  На левой обутой в мокроступ осторожности ноге. Ибо времена, когда мещанин восклицал вслед за Вольтером: "Раздавите гадину!" - миновали. "Вот и вся моя литература" - емко определил свое место в российской словесности ВВ, объявив миру о своей самостийности от церкви. Ушел в раскол,  почти как протопоп Аввакум. Прямо как был, в мокроступах. Вместо того, чтобы поменять мокроступы на более удобную для длительных пеших переходов кирзу и пойти по скитам отмаливать грех блудодейства. Только в отличие от раскольников стремился попасть в не ту узкую щель, которая ведет в рай и в которую не протиснутся толстобрюхие. Как тут не вспомнить: подобаетъ бо и ересемъ въ васъ быти, да искуснiи явлени бываютъ въ васъ!

Если Варвара Дмитриевна не смогла ни в чем обвинить священников, кроме того, что они как-то по-особому достают кошельки, когда расплачиваются с извозчиком, ВВ, имея университетское образование, нанес больший вред церкви, чем Кронштадское восстание - Советской власти. Он издал книгу "Русская церковь", в которой ругает оную, что она рассматривает "брак просто как случку животных, но только пожизненную".  Он также считал, что "вся христианская литература", с тех пор как он в нее пришел, это одно "сплошное злословие": "все о всех сплетничают". (Вторжение базарной бабы изменило ее больше, чем 2 тысячи лет внутренней борьбы).  Как тут не согласиться с Франциском Салийским, утверждавшим, что «дьявол живет на языке того, кто злословит, и в ухе того, кто слушает его»?

ВВ включился в начатую народниками борьбу против бессмысленных даже не средневековых, а рабовладельческих пережитков в обществе. "Наш брак - большевиствует этот рыцарь прискорбного образа мыслей - это римский государственный брак. Отцы церкви были все обывателями Греко-Римской империи ..." и понятие о браке и семье "взяли из окружающей жизни". Суждение удивительно здравое, словно читаешь "О происхождении семьи, частной собственности и государства". Только вот выводы сделать великий богослов боится, ибо зело трусоват: брак должен измениться, а положение женщины в обществе - нет, потому что жена не разрешает, эту образцово-показательную мещанку ничего не волнует кроме ее домашнего мирка и любой общественный труд ей в тягость.

Поэтому и столп православия Розанов «давно про себя решил,  что «домашний очаг», «свой дом», «своя семья» есть единственно святое место на земле, единственно чистое, безгрешное место: выше Церкви».

[1]

В противовес римскому государственному браку  светоч православия начал проповедовать гражданский брак, "который войдет в права общества, войдя в дух общества ..." явочным порядком, по-большевицки. И плакать, что "необеспеченность и бедность одни гонят девушек в "законное супружество" ... Как и Писарев с Добролюбовым. Только г-да Писарев и Добролюбов делали из этого естественный вывод: надо устранить необеспеченность и бедность, а ВВ предлагал Л.Н.Толстому отдать дочерей в гражданский брак. То, что он может попробовать отдать в гражданский брак своих дочерей, ему до конца жизни так и не пришло в голову.

 Расплевавшись с Церковью Божьей, ВВ пошел туда, где были "Марксы, Энгельсы, Спенсеры, Дарвины. И жмут руки им рабочие, и они жмут руки рабочим. И все такое дюжее мозолистое". Включая сюда, надо думать, и предмет научных исследований ВВ. И  Василий Богослов тоже принялся жать руки этим смутьянам и лягать церковь. "Тоска, голод, самоубийство, мор детей, унижение женщин ... - что изменилось после Рождества Христова сравнительно с тем, что было до ...?" Ничего не изменилось: "бедные все бедны, голодные все голодны, больные умирают".

 А вот если бы удалось пришить христианству уд, то бедные сразу же разбогатели бы, голодные насытились, больные исцелились, мертвые воскресли, а писатели приобрели ум, честь и совесть. И ведь что особенно противно: «Нельзя сказать попу», имеющему те же добродетели и пороки, что и прочий народ: "уплачу, батюшка, за крестины на том свете - теперь не при деньгах". Будешь тут возмущаться роскошью церковной утвари и риз священников, когда сам носишь ризы настолько ветхие, словно они достались по наследству от первых пророков.

И воспел Василий Богослов достижения науки, "которая из куска земли, не могущего пропитать и пяти человек, научила собирать хлеба столько, сколько нужно десяти тысячам человек. Осушила болота, выучила травосеянию, придумала плуг ... дала столько, сколько не было дано хлеба во всех чудодейственных рассказах всех религий. Медики вылечили столько болезней, сколько не произвели исцелений чудотворцы тоже во всех религиях". Ниспроверг ВВ все богословие сразу, приведя довод, словно корову на случку: "Гораздо больше богословия в быке, поднимающемся на корову, чем в духовных академиях". (С ВВ берет наше родное, заветное - "мы академиев не кончали!").

Больше всего досталось Сыну Божьему, которого ВВ оплевал, весьма удачно совместив свой заскок с чисто бабьей точкой зрения на мужчину, который дожил до 33 лет, но так и не женился. "У него, стало быть, что-нибудь не в порядке", - со знанием дела скажет любая уважающая себя баба. А ВВ уточняет: Спаситель "был без ядер", "не животен", хотя Бог создал его, как и самого ВВ, по своему образу и подобию. В то время как в самом ВВ животность доходила до скотства.  Он даже супругу выбрал такую, которая никогда не улыбалась, поскольку способность улыбаться - это то немногое, что отличает человека от животного. Очень любопытное толкование Нового завета. Можно сказать, что ВВ распял Сына Божьего вторично, поскольку не смог подвесить его за "ядра". С точки зрения нашего богослова Сын Божий явно должен отличаться от простого смертного именно размером "ядер", которые в случае необходимости можно было бы использовать для стрельбы из Царь-пушки. И бог утерся, стерпел, не поразил на месте этого сына ишака и нетрезвой журналистки огненным перуном.

Разделавшись с Матерью нашей, Святой Православной Церковью, ВВ перепоясал чресла свои на борьбу за права женщин. (Не для того, чтобы повесить на них меч, а чтобы штаны не падали). Только не за права всех женщин, а за права дурнушек, как его жена. И не за все права, а только за право забеременеть без мужа, который часто является скорее препятствием в данном деле, чем помощником, поскольку никакие другие права его жене не были нужны. ВВ объявил войну "цивилизации, которая безумно и преступно отняв у девушки (или  женщины) всевозможные общественные права, посягнула и на неотъемлемое право каждой женщины становиться  супругой и матерью", и предложил установить в законах срок, до которого дурнушки обязаны сдерживаться, прежде чем станут мамами без замужества. Такой закон, к сожалению, не принят до сих пор. Хотя дурнушки успешно обходятся и без него: они не выдерживают никаких сроков. Точнее, просто не выдерживают, поскольку понимают, что женщина - это не вино, которое чем дольше выдерживать, тем лучше становится. Жаль  только, что ВВ не уточнил, как дурнушки должны кормить новорожденных, не имея ни образования, ни работы, ни помощи со стороны государства и общества - подкинут их в сиротский приют или сами пойдут на панель?

ВВ и не думал, разумеется, возвращать девушкам (или женщинам) какие-либо общественные права, безумно и преступно отнятые у них цивилизацией, а вот помочь забеременеть был очень даже не прочь. Только так можно понять его песнопения ветхозаветному браку в виде многоженства, который он противопоставлял римскому: "Библейский брак оттого и остановился так твердо, без колебаний, на многоженстве, что, если бы он избрал моногамический путь, дал право жене требовать моногамичности от мужа, то этим он тотчас бы загнал мужей в страх, сокрытие и попытки лукавства, т.е. испортил бы всю ткань брака..."- возмущается передовой ткач Розанов. Коран на этот счёт говорит проще: «Женитесь на тех, что приятны вам женщинах – и двух, и трёх, и четырех». Так устроены наши мыслители: разгромив нигилизм и обругав его за попытку ввести многоженство скрытно, они тут же вводят многоженство явно. И, оказывается,  вовсе не обязательно переходить в ислам, чтобы иметь несколько жён.

А почему, собственно? Оказывается, потому, что муж, например, ВВ - это "сеятель потомства, естественно имеющий в себе закон засевания наибольшего поля, наибольшего числа полей". Освоения Целины, можно сказать. За полвека до Никиты Сергеевича, которого тоже нельзя было заставить подумать, прежде чем начинать что-то делать, например, стоит ли пытаться увеличить сбор зерна не за счет повышения производительности труда, а за счет расширения посевных площадей. Задолго до Хрущева Коран сказал: «Ваши жёны – нивы для вас».

 Что в переводе на боле простой язык означает: ВВ не прочь был взять наложницу. (Слава богу, теперь понятно, что вытворяли ребята из "Комсомолки", когда посылали других на сельхозработы. У них была несколько иная посевная.) Как же происходит это засевание нивы? Внемлите, народы, что возвещает ВВ: "Сеятель, держа зерна в пригоршне, - помолившись на Восток - со всею силою разбрасывает их кругом..." Ибо  есть на свете деяния, перед началом которых следует помолиться на Восток, а по окончании просить у батюшки отпущения грехов. Излишне добавлять, что сам ВВ не смог завести гарем и бороться за переходящее Красное Знамя с гаремом короля Саудовской Аравии.

Но это не означает, что ВВ полностью отвертелся от полевых работ. Варвара Дмитриевна смотрела на мужа исключительно как на средство продолжения рода, а посему ВВ начал кропать статейки  "о пользе обрезания и многодетности" с примерами из жизни отцов-накопителей Ветхого Завета, имевших особо ярко выраженные кулацкие наклонности, и проповедовать точку зрения Варвары Дмитриевны, согласно которой женщина должна только каждый год рожать, а мужчина "должен трудиться и быть в некотором рабстве, как рудокоп..." Из этих рассуждений, к сожалению, напрашивается несколько иной вывод: чтобы сделать женщину многодетной и благословить ее здоровым потомством, одного рудокопа, пожалуй, недостаточно. Лучше использовать второго мужа, который в поте лица своего будет стараться увеличить численность семейства.  В припадке исполнительности ВВ все  Святое Писание  свел к одной заповеди,  мало известной ранее богословам: "Плодитесь! Множитесь! - одна заповедь над всеми". В Китае последовали совету ВВ - и теперь им нужен другой совет: "Что делать?" На первый случай там ввели уголовное преследование за второго ребенка.

 ВВ, правда, не стал обрезаться, но принял личное участие в борьбе за повышение рождаемости в стране - стал отцом пятерых детей, возмещая отсутствие храбрости  плодовитостью. («Вышел сеятель сеяти семена своя»). Это, пожалуй, единственный случай в летописях, когда боец пера и чернил не только других зовет на подвиг. Не успев сочетаться, ВВ оказался в первых рядах борцов за повышение производственных показателей по поголовью.

 "Комсомолку", естественно, волнует, были ли сомнения в своем отцовстве  у этого мученика брака который в три смены работал на руднике, пока его поля засевались, если так можно выразиться, самосевом. Об этом можно только догадываться: "Я чувствую, что метафизически не связан  с детьми, а только с "другом".  Разве с Таней". Которая, между прочим, "какая-то грациозная". Не в папу, иначе говоря. («Метафизически» - это что-то вроде непорочного зачатия, жертвой которого стал на этот раз не сын плотника, а сын лесничего). Кстати, когда ВВ поет гимн супружеской измене "как последний надежде", "починке" любви, не совсем понятно, за кого именно он предстательствует перед общественным мнением. Но, в конце концов, какая разница, кто отнесет домашнюю вещь в починку, муж или жена.

СЧАСТЛИВЫЙ САПОЖНИК

Добрые советы напоминают касторку: их легче давать,  чем принимать.

Б.Шоу.

"Как он посмел!" – брызжет слюной КП, – сказать, что сапоги выше Шекспира!" Имеется в виду Писарев. Вот ведь злодей какой. Только вот ВВ тоже так думал: "Сапогов никаким Пушкиным не опровергнешь". Не верите? Пустите ребят из КП недельку босиком походить – и посмотрим, что скажут. А те, кому уже случалось испытать это счастье, придерживаются отнюдь не мнения КП. По воспоминаниям Бунина один из самых известнейших наших писателей заявил ему в славные годы гражданской войны, что готов кого угодно убить за не слишком рваную обувку: «Говорил: «За 100 тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки...» А другой требовал загонять большевикам иголки под ногти до того, как устроился к ним на службу. За сапоги.  Что лишний раз доказывает положение  ВВ: "Сапоги наши – убеждения наши". Вот ведь как бывает: с образованием, из приличной семьи, дворянин, а не покорми недельку – любого Раскольникова по части кровопусканий превзойдет. Кстати, задолго до Писарева Платон и Сократ относились к искусству несколько пренебрежительно, открыто предпочитая ему как более-менее пустому занятию плотничье, столярное, сапожное и прочее ремесло.

"Семейный сапожник не только счастливее, но и вельможнее министра", который только на чаевые тратит по 500 руб. в день – заработок счастливого сапожника за два года неразгибного труда. Так счел ВВ, исхитряясь угодить жене. Но детей, своих или чужих, надо кормить, а с этим у счастливого сапожника возникли сложности. И встал перед нашим счастливым сапожником "вопрос о сапогах", тот самый, который так возмущает КП, во всей своей босоногости: впору было брать себе рабоче-крестьянскую кличку Василий Босой.

КП потешается над "знаменитой статьей Добролюбова "Что такое обломовщина?", которую ВВ считал, кстати сказать, "бесподобной". "Главный вывод из сказанного тот, - поучает КП, - что эти ненужные лишние люди "не только не могли проникнуться необходимостью, но даже не могли представить себе близкой возможности страшной, смертельной борьбы с обстоятельствами, которые их давили". Потешаться - это вообще удел очень сытых, но не очень порядочных. А вот ВВ не было необходимости представлять себе страшную борьбу с обстоятельствами, которые его давили: он ее уже во всю вел. Борьбу за выживание. Хотя и не потому, что подобно древним ревнителям благочестия изволи быти яко единъ от убогыхъ.

Отметим, что даже современник Писарева и Добролюбова великий князь К. Романов писал в одном из своих стихотворений: «Час придет неизбежной борьбе». А вот не слишком породистый журналист оную не увидел, с чего бы это?

И в этой борьбе мирный Обыватель (так ВВ частенько подписывал свои статейки) совершенно озверел. В озверении сердца своего Василий Голодный возненавидел "сытых". Хотя они имели не только те же добродетели, что и он, но даже и место службы одинаковое с ВВ: « Где бы я ни писал, я решительно ненавидел и презирал те журналы, в которых писал, и редактора, и сотрудников».  "Да за что же?" – спросит изумленный читатель. Только за то, что эти люди "буквально сытые и посмеиваются " словно господа из КП, над несчастьем ближнего. В данном случае Василия Васильевича. В то время как ВВ было не до смеха,  он был не очень сытый, одежда же его бъ худа и сплатана.  Наш праведник мог бы даже воскликнуть: «Изнеможе нищетою крепость моя и кости моя смятошася».

 "Человек, живущий бытом, семьей, своими житейскими радостями и удовольствиями", которого, заплевав до неузнаваемости, словно в тыл врага забрасывать собирались, КП взяла под крыло, вызывал не токмо злость у Василия Голодного, но еще и ненависть. "Обыватель, мещанин – это имя будет постепенно наливаться свинцом, чтобы в конце концов отлиться в реальные пули", - скорбит КП, ибо рано или поздно из каждого записного бойца с мещанством прёт мещанин

. С чего бы это, в самом деле? "Я не люблю Чехова, Мережковского, Ницше…" – наливается свинцом ВВ, видя, как другие наливаются коньяком в ресторане. И только за то, что "они едят колбасу и зернистую икру в январе месяце…"

Вдобавок "Ницше, безумный, посмел сказать, что бог умер". Хотя бог, как совершенно точно установил ВВ, жив, только у него "ядер" нет. Мог ли устроить ВВ мир, в котором" нельзя сказать попу: уплачу, батюшка, за крестины на том свете – теперь не при деньгах"? "…только одни мы, страдальцы, работники, больные, зараженные, голодные, "будем получать там"… - стонет работник всемирной великой армии труда Розанов, неприятно пораженный необходимостью работать "здесь", живя в домике, таком же крошечном, как и его зарплата мелкого чиновника, а получать "там".  Хотя, казалось бы, все правильно: умные едят на этом свете, а верующие на том.

Ребятам из КП, естественно, хотелось бы знать, чем именно был заражен великий мыслитель. Отрицанием, господа, всего лишь отрицанием такой жизни. Хотя это тоже общественная болезнь, передающаяся внеполовым путем (не по-розановски, иначе говоря). Отрицательно заряженный ВВ поднял лапу на все общество мирных обывателей. Заднюю: "Это зажравшийся жеребец на стойле, самодовольный, хвастливый, чавкающий масляным ртом… Есть времена, … когда хочется не рассуждений, а казни", - стремительно созревает для работы в карательном отряде ЧК мирный обыватель.

 Мог ли рассчитывать на снисхождение Мережковский, если, как выяснил, покопавшись в его личном деле ВВ, "его отец был придворным"? А Философов был "сын тайного советника", - возмущается ВВ, и в его возмущении слышится: "К стенке гада!" Хотя, казалось бы, что тут возмущаться: тайный советник имеет возможность пропитать своих детей, а мелкий чиновник Розанов – нет. Так устроен мир, любую попытку изменить который КП рассматривает как половое отклонение.

В озверении сердца своего ВВ не пощадил даже В.Соловьева : он видите ли пишет трактат "О сущности любви", в то время как ВВ изнемогает не от любви, а от бракоразводных дрязг, безденежья и неустроенности. “ …ни одной строчки в десяти томах не посвятил разводу, девственности вступающих в брак, измене и вообще терниям и муке семьи. Ни одной строчкой ей не помог," – сбивается на стон Василий Страстотерпец. Хотя, строго говоря, помочь семье Соловьев пытался, указывая, что православная церковь приравнивает брачный венец к мученическому. И для этого, как мы видели, имеются все основания. Кроме того,  Владимир   Сергеевич подрывал самые основы существования многодетного Розанова: «Обыкновенно смысл половой любви полагается в размножении рода, которому она служит средством. Я считаю этот взгляд неверным».

ВВ мог с полным основанием воскликнуть вместе с гг Писаревым  и Добролюбовым: "Наши гражданские деятели лишены сердца и часто крепколобы, наши умники палец об палец не ударят, чтобы доставить торжество своим убеждениям, наши либералы и реформаторы отправляются в своих проектах от юридических тонкостей, а не от стона и вопля несчастных братьев". Стон и вопль несчастного ВВ настолько злободневны, что впору согласиться с КП, вздыхающей: "…мы движемся по замкнутому кругу". Ибо и сегодня мы видим ту же крепколобость умников, желающих переключить внимание населения с  разворовывания народного достояния на более жгучий половой вопрос, как делает статейка г.Вирабова, заговорить народу зубы, пока их у него выдергивает, чтобы отучить от разорительной привычки обедать. Движемся, родимые, движемся. И на нашем пути лежат грабли, и мы кажынный раз на них наступаем.

Кстати, гг.Добролюбовы пытались помочь несчастному брату ВВ, настаивая, что каждый человек, родившись, приобретает право на все необходимое для жизни, не токмо дети тайных советников: «кажется бы, дело простое: человек родился, значит, имеет право на существование; это естественное право должно иметь и естественные условия для своего поддержания, то есть средства жизни. А так как эта потребность средств есть потребность общая, то и удовлетворение ее должно быть одинаково общее, без подразделений, что вот, дескать, такие–то имеют право, а такие–то нет».

Чернышевский советовал уповать на Будущее, которое светло и прекрасно, но Чехов его ниспровергал: »Жизнь останется всё та же. Жизнь трудная и счастливая. И через тысячу лет человек будет также вздыхать: «Ах, тяжко жить».

«Богач, бедняк»

Для величия неизбежна мука.

В чем дело, никто не понимает.

Наполеон

Неопытная гимназисточка, только еще собирающаяся поступить на службу в КП, может подумать, что если г.Обломов и г.Розанов валятся в статье в одну кучу, словно журналисты отдела православной нравственности, предающиеся свальному греху, то они большие друзья. И сильно ошибется. Это ведь только в КП не знают, что обыватель и помещик, владелец сотен крепостных душ, - это не совсем одно и то же. Разумеется, ВВ тоже не конюхом работал, а мать его была из рода дворян Шишкиных. Только вот дворянин без поместья – это все равно, что брачная ночь без невесты. "По правде сказать, - говорит Писарев – вся судьба человека зависит от того, какими средствами он поддерживает собственное  существование. Всякому известно "(Писарев явно не учитывал существования КП)", что есть люди, которые добывают себе хлеб собственным трудом, и есть люди, которые кушают хлеб, добытый другими и могут жить не трудясь". ВВ не трудясь жить не мог. И даже трудясь, зарабатывал копейки. "Другой за 35 копеек целый день бьется!" – поучал ВВ молодого извозчика, заломившего, как ему показалось, слишком высокую цену, в пору запоздалого процветания. (Лишь тот достоин 35 копеек, кто каждый день за них идет на бой!). И уж если Обломов на своем диване подскакивал, словно карась на сковородке и стонал: жизнь достает, жжет, то каково было на этой сковородке батраку пера и чернил Василию Васильевичу без доходов Ильи Ильича. Сильно восчувствовал  деньгу ВВ! А вот большой любви к Обломову – нет. И даже то обстоятельство, что Обломову – единственному из всех обломовцев – удалось стать отцом, его с ним не примирило. Сами посудите, как может относиться к "Обломову-тунеядцу", который "ищет покоя душевного, мира и успокоения", ВВ, мирный обыватель, весь день бьющийся за 35 коп., а вечером выясняющего, что ему не на что купить лекарство больному ребенку.  Того самого покоя душевного, который иногда еще именуют душевной  подлостью. "Или попросту говоря свинство - уточняет ВВ - которое буркает себе под нос: все суета сует, знать ничего не хочу!"

Из-за чего ВВ, в 1896-8 годах "завернув пушки, палил по своим". Потому что нищета породила у ВВ "в душе какую-то темную мглу, прорезаемую блестками гнева". («Люди, которых человеческое достоинство оскорблено, являются нам у господина Достоевского в двух главных типах: кротком и ожесточенном». В случае ВВ – ожесточенном). Палил "по ленивым, убогоньким и копящим деньжонку, равнодушным". По Обломовым, одним словом. Палил до тех пор, пока, скопив деньжонок, не отъелся и сам не стал убогоньким и равнодушным. Так что садик у этого невольного последователя Вольтера получился своеобразный: сначала в нем появились гроздья гнева, а потом уже деревья и кустарники. Поэтому в словаре ВВ не было более ругательного слова, чем "богач", способный за вечер проиграть больше, чем ВВ заработать за всю свою неразгибную жизнь. 

Сравнивая себя с "богачом", с которым у него были одни и те же добродетели, он приходил к выводу: "Весь мир другой - его и - мой".  Хотя этот богач был человек из стана самого ВВ и помимо общих добродетелей исповедовал и общие с ним взгляды на жизнь. Причем не понимали они друг друга в такой степени, что даже "интерес к животу", который, по мнению ВВ, "мгновенно снимает между людей перегородки, расстояния, делает знакомыми, делает друзьями" не мог их существенно сблизить, поскольку у одного живот был пустой, а у другого висел через ремень. Но господа из КП так и не поняли, почему это "общество в середине прошлого века раскололось на левых и правых. Все, оказавшиеся посредине, явно были лишними". Не будешь Иванушкой-дурачком прикидываться - карьеру не сделаешь.

 Проникая  пытливым умом в самую суть событий, ВВ исповедовался: "Не понимаю, почему я особенно не люблю Толстого, Соловьева и Рачинского. Не люблю их мысли, не люблю их жизни, не люблю самой души". Хотя они, между прочим, один и тот же народ, и у них одинаковые мысли, души и жизнь. "Пытая", - хотя и не в подвалах Лубянки, -" нахожу главный источник по крайне мере холодности... в "сословном разделении". Соловьев,  если не был аристократ, то все равно был в "славе"  (в "излишней славе")... и т.д. С другой стороны, "с Рцы (дворянин) мы понимали же друг друга с полуслова, с намека; но он был беден, как и я, "не нужен в мире", как и я... Вся эта "ненужность", "отшвырнутость" от мира ужасно соединяет и "страшно все сразу становится понятно", и люди не на словах становятся братья".

С тех пор как ВВ взялся за перо, он кроме "богачей" начал ненавидеть еще и "захлебывающихся  в славе", т.е. более удачливых собратьев по перу. И в этом сей непостоянный человек проявлял удивительную постоянность. Потому что отличительной чертой "триумфального шествия" ВВ по Руси, о котором возвестили миру нынешние половые, было то, что его никто не заметил. И всю свою писательскую жизнь мыслитель ныл, что на его писания никто не обращает внимания, не делает ни одной ссылки, не говоря уже о том, чтобы отправить в ссылку самого ВВ, на свою "ненужность и отшвырнутость".

Отметим также, что, если Франция с точки зрения великого мыслителя погибла «в судорожных попытках достигнуть просто глупой темы – свободы», то сам ВВ погиб  в судорожных попытках достичь благополучия. Того самого, которое имеют «полувыродившиеся итальянцы, испанцы, португальцы», а также «жалкое отребье, оставшееся от эллинов».

А все потому, что человек «желает жить беспечно и весело, а природа желает, чтобы он вышел из состояния нерадивости и бездеятельного довольства и окунулся с головой в работу и испытал трудности, чтобы найти средства разумного избавления от этих трудностей». (Кант). Эллинам, итальянцам и испанцам на это ума хватило, а Василию Васильевичу нет.

ВАСИЛИЙ ВЕЛИКИЙ И ДРУГИЕ ВЕЛИКИЕ

Чем человек изворотливее и ловчее, тем больше в нем ненависти и подозрительности.

Монтень

"Всем великим людям я бы откусил голову," - заявляет ВВ. Чтобы  не были слишком уж великими. И проделать это он был готов не в переносном смысле, а в прямом. Вот до такой степени человек озлобился. "И для меня выше Наполеона наша горничная Надя", - недооценивает роль личности в истории ВВ. Хотя и отрицает, что жил с вышеупомянутой горничной Надей, "кроткой и милой".

А все потому, поясняет Василий Васильевич, что мещанин – это «самовлюбленный … вонючий завистник всех исторических величий и от этого единственно стремящийся к уравнительному состоянию всех людей – в одинаковой грязи и одном безнадежном болоте. «Ничего глубже и ничего выше», -- сказал мерзопакостный приказчик, стукающий в чахоточную грудь кулачком величиной с грецкий орех…»

Тремя страницами далее он добавляет, стуча в чахоточную грудь кулачком величиной с грецкий орех: «Все «величественное» мне было постоянно чуждо.  Я не любил и не уважал его».

Под влиянием этой злобной зависти у ВВ развился его необычный дар. Как один древний царь в наказание за жадность получил от богов дар все превращать в золото, так и ВВ в наказание за свое богохульство получил от бога весьма своеобразную способность превращать все, к чему ни прикоснется, в помои. После монгольского нашествия на Русь остались одни развалины и трупы, после нашествия ВВ на русскую словесность от нее осталась одна помойка. Прямо в пору называть ее именем Розанова. По этой части ВВ переплюнул КП: он один оплевал столько народу, сколько вся КП за семьдесят лет существования: Гоголь  - "ни одной благородной черты". Михайловский - "лакей". Короленко - "дворовый человек".  "Плюгавый Писемский". Л.Н.Толстой - "тульский барин, которому хорошо жилось, которого много славили". Мережковский - "не умен". Как, впрочем, и Лев Николаевич. Герцен, Некрасов, Огарев - "богачи". Салтыков-Щедрин - "наелся русской крови". (Такой зверь, что даже не напился, а именно "наелся"). Декабристы - "осыпанные золотом приближенные Павла I"  (Почему не Петра I?).  То, что большинство "приближенных" просто в силу  возраста не могло быть знакомо со своим повелителем, ВВ не волнует, ибо истинного полового правда никогда не должна волновать. От Владимира Набокова его "тошнит". Кропоткина ненавидел за то, что князь. Но, пожалуй, более всего он ненавидел "счастливого успехами - в литературе, в женитьбе, в службе" Грибоедова. Это неудивительно, учитывая, что ВВ был мелким чиновником и еще более мелким писакой, женатым отнюдь не на грузинской княжне.

В гневе Василий Пролетарствующий не щадил даже царствующих особ, в том числе давно усопшего императора Марка Аврелия. Впрочем, тот первый начал измываться над Василием Озлобленным, давая ему советы в духе КП: «Работай постоянно, не почитай работу для себя бедствием и не желай себе за это похвалы».

"Откуда эта беспредельная злоба?" - вопрошает ВВ (О Гоголе). У него вообще была очень странная черта приписывать другим свои душевные качества. Те, которые погнуснее. С  гораздо большим основанием то же самое можно спросить о самом ВВ. Гоголю завидовать было некому, а ВВ для того, чтобы кого-нибудь возненавидеть достаточно было узнать, что его соперник издается на хорошей бумаге. «Ничего не вышло из моей личной деятельности, никто за мной не идет, не имею "школы", - стонет Сократ 20-го века, за которым шли только бродячие псы на чужой улице.

А в это время Андреева "общество понесло на плечах, яко Христа", - понесло ВВ, забывшего, что это Христос нес грехи всего общества. И был "Михайловский, у ног которого была вся Россия" в то время как ВВ сам у всех в ногах валялся. И был "Щедрин, взгляда которого трепетал Лорис-Меликов", в то время как ВВ все больше сам трепетал. И оплевывал великих ВВ только затем, чтобы не выглядеть рядом с ними так убого. “Пришел вонючий разночинец. Пришел со своею  ненавистью, со своей грязью, со своей завистью. И под всем этим "скрывался просто лакей..." - описывает свое, как выразился один из его современных почитателей,   «триумфальное шествие по России» лакей  Розанов.  Недаром его так возлюбили лакеи из КП.  Рыбак рыбака чует издалека. Хотя, отметим справедливости ради, "вонючими" соискатели теплых местечек становятся не обязательно по причине нехватки мыла.

Несколько смягчался великий человек только при виде своих собратьев по перу и по несчастью, еще более оборванных, чем он сам.  И попробуй  докажи такому, что Грибоедов своей смертью сделал для России больше, чем десять Розановых и сто Вирабовых всей жизнью, а затраченные на него обществом средства стократно окупились за счет бесчисленного переиздания его единственного произведения. Не поймет. Благодаря такой ненависти, любой правитель может свести все свое правление к отрубанию голов боярам под рукоплескания толпы.

Поэтому когда КП скорбит о сталинской "победе над Обломовым, полной и окончательной – над обывателем, свободным гражданином", с ней трудно согласиться, поскольку дело обстояло прямо противоположным образом. Сталин – это торжество мещанства. Никто иной как ВВ пророчествовал: "Я сумасшедший и фантазер, но я своим  сумасшедшим смехом посмеялся бы, если бы на Россию пришел вторично Аракчеев и показал предательскому и подлому нашему обществу "кузькину матку". Отметим справедливости ради, что «Кузькину мать» показывал народу и миру духовный противник ВВ – Хрущёв. Потом и сама КП воспела  Пиночета, прокляв предварительно, естественно, всякую диктатуру.

А почему взалкал обыватель Розанов сильной руки? Да потому, что не желает читать предательское и подлое общество сочинения ВВ, предпочитает его соперников, которые имеют дарования поярче.  Аракчеев же как раз таких и придушит, а уже ВВ сумеет везде присосаться. Как совершенно справедливо заметил в свое время Гегель, посредственность «уничтожает яркую духовную жизнь… и, таким образом, обеспечивает себе длительное существование».

Данное утверждение подкрепляется и опытом самой КП, никогда не упускающей возможность лягнуть любого мало-мальски заметного человека по любому поводу. Немногим успешным людям удалось избежать отпечатка скороходовской подошвы её обувки пониже спины. Можно припомнить для примера гнуснейшую статейку «Рагу из синей птицы», которую состряпал очередной собкор  с говорящей фамилией Кривомазов. («Комсомольская правда», 11 апреля 1982 г.). Теперь КП оправдывается:  «Основными ее авторами были не журналисты «Комсомолки», а деятели культуры во главе с Виктором Астафьевым. В ней с идеологических позиций того времени критиковалось творчество «Машины времени» как чуждое советским людям». Которые сами теперь стали чужды КП.

Эти несчастные всегда не при чём: пришло письмо – и они не смогли выбросить его в мусор. Редакция, как и подобает женщинам известной разновидности, всегда восклицает: «Не виноватая я: оно само ко мне пришло!!!»

В статье говорилось:  «Наконец в корпункт поступило обстоятельное письмо. в котором анализируются причины шумного успеха, точнее - успешного шума рок-группы. Причем вместе с музыкантами, литераторами и мастерами эстрады свою подпись под письмом поставил и директор Красноярской филармонии, человек, который, казалось бы, может только радоваться выполнению плана».

В письме маститых и не очень говорилось о том, что им не нравятся эти ребята, которым давался отеческий совет: «следовать достаточно близкому среднеевропейскому шаблону, видимо не следует». Надо следовать своему, доморощенному шаблону!! Это значит, одеваться как все, обуваться, как все, петь как все и называться как все, например, «Нешаблонные гитары».  

За успехи в борьбе с Западом собкор «Комсомолки» Кривомазов был принят на работу в «Правду», где за успехи в борьбе стал ответственным секретарём. Напомним, что как раз об эту пору ведущие издания под водительством Горбачёва яростно бились с  Зелёным Змием. Несколько позднее, в 2010 он дал оценку битвы: «Нынешняя борьба за трезвость – это очередная чушь, изобретённая чиновниками для распиливания государственных средств!» К чести Горбачёва будь сказано, при Его правлении совсем-то уж в наглую государственные средства растаскивать было ещё не принято.

Было бы странно, если бы столь пламенный борец – в том числе за трезвость - не основал, в конце концов, издание «Русская водка». От которой и погиб. Отпевание борца за советскую нравственность, не совместимую с пережитками церковного мракобесия,  прошло в Храме Живоначальной Троицы.

Обыватель победил – страшно подумать – саму КП, боровшуюся с ним долгие десятилетия. Ибо труднее всего победить того мещанина, который внутри. Но, согнав пинком Обломова с продавленного – хотя и не из-за плотских утех – дивана, господа Розановы и Вырабовы тут же заняли его место, ибо для ВВ верхом блаженства было "просто ковырять в носу", поскольку во всех остальных местах он уже поковырял, а для господ из КП – "чесать пузо и пить водку", глядя, как другие ковыряются в навозе или почесываются от комариных укусов в 500 верстах от Верхневилюйска, работая за себя и за того парня, который лежит на диване, почесывая пузо, поскольку язык они уже достаточно почесали, призывая других к бескорыстному ударному труду.  Для обломовцев вообще свойственно тяготение к дивану. В КП они даже Диванную партию создали. Только вот членский билет за номером 1 на имя Ильи Ильича Обломова забыли выписать.

К этому надо добавить, что "обыватель" и "гражданин" – не совсем одно и то же, как до сих пор казалось обслуге из КП. Обыватель Державин, к примеру, радовался, что ему "и жить и мыслить позволяют", а обыватель  Розанов сто лет спустя был совершенно уверен: "Скажут: живи – живи. Скажут: умри – умри".  Не рыдайте, господа европейцы: это проповедует в России человек с университетским образованием, именующий себя гражданином. Выбор из двух взаимоисключающих возможностей – тварь я дрожащая или права имею – как видим, решается в пользу первой. Шекспировский вопрос «Быть или не быть» (в данном случае - гражданином) решается на  святой Руси в духе Достоевского. Из чего следует, что граждан в России никогда не было, а стало быть, некого было и побеждать.

Для победы над таким "свободным гражданином" особой доблести не требуется: он уже рождается побежденным. К сведению борцов за права человека из КП, ни в одной из цивилизованных стран большинство населения не составляют обыватели, "средние", у которых хата оказывается с краю, когда надо заняться общественными делами, как это кажется обывателям из КП. Эти страны потому и называются цивилизованными, что там обитают не обыватели, а граждане. Разница в том, что обывателей власть гонит в стаде с помощью кнута в нужном ей направлении, а граждане сами направляют начальство. Гражданин дорос до понимания того, что его отдельное благополучие зависит напрямую от благополучия общества, а потому и заботится об оном так же привычно, как чистит зубы по утрам. Потому что гражданские права были завоеваны в тяжелой борьбе, а не лежанием на диване. Так что не так уж был не прав Чернышевский, когда говорил: "…иной, например, восхищается лежанием на боку: разберешь его панегирик заспанному ленивцу, и публика, и сам он увидят, что тунеядство и сон не особенная добродетель…" По сравнению с таким «деятелем» и первобытные предприниматели Колупаев с Разуваевым – столпы общества.

  С Чернышевским, между прочим, согласились и в цивилизованных странах, где Обломовых выводят, как глистов у собаки. Но уже очень хочется «Комсомолке», чтобы обыватель не мешал страну разворовывать ушлым людишкам.

"Ну а как же с вареньем-то? – спросит нетерпеливый петербургский юноша – варить или не варить? "Варите, молодой человек, варите. Но только учтите, что сам ВВ этого не делал никогда, хотя и любил сладенькое больше, чем остальные обыватели. Когда он был нищим, бьющимся за 35 коп.,  данный совет, который со столь умным видом передает народу КП, вместо того, чтобы им воспользоваться, был трудновыполним, поскольку килограмм сливы в Петербурге стоил 15 коп., а ведь еще и сахар нужен. (Ох уж эти журналисты – страшно далеки они от народа!) А когда ВВ разбогател, он тоже не стал варить варенье, предпочитая забирать его в лавке Зайцева. И даже в голову никому не приходит предложить варить варенье Обломову, потому что он жутко обидится: "Я никогда черной работой не занимался!" Вот такое доброе качество у него было, которым он гордиться любил, а русский народ нет.

НАРОД БЕЗМОЛВСТВУЕТ . . .

Все тихо, спокойно, и протестует

одна только немая статистика:

столько-то с ума сошло, столько-то

ведер выпито, столько-то детей

погибло от недоедания . . .

Чехов

Но может быть это одному ВВ особым распоряжением Провидения не повезло, а прочая Россия благоденствовала под сенью двуглавого орла, в стране царил мир, а в человецех -- благоговение? "Народ тем временем подло дремал", - подло врет КП. Народ – что медведь: голодный в спячку не ляжет. И раз дремлет, словно журналисты из отдела комсомольской жизни КП на своем комсомольском собрании, значит сыт. Тем более, что наши услужливые половые уже точно установили: за рубль в трактире можно было обожраться в России, которую потеряла КП. (В рассуждении пожрать наши щелкоперы  - ребята не промах). 

Только вот для отца писателя В.Костылева, мелкого чиновника, мечтавшего дослужиться до жалования 25 рублей в месяц, мечта так и осталась мечтою. В гимназии, где служил учителем ВВ, многие ученики не могли внести 70 коп. (в месяц!) за завтраки. Но это еще были не самые низкие доходы в стране. Хуже всего приходилось тем, кто чистил навоз за коровами господ Обломовых или за самими господами Обломовыми. Дневной заработок, при работе от зари до зари на полях какого-нибудь князя Голицына составлял 10-15 коп. А зимой не было и этого. Как же благоденствовали 8/10 населения? Дадим слово ВВ: "И один разговор: нужда, нужда, нужда". В это трудно поверить, но в данном случае ВВ пишет совсем не о половой нужде. Если г.Обломов так и не исполнил свою мечту о возвращении в родную Обломовку, то туда съездил ВВ и увидел следующее: "…Я вошел в несколько крестьянских изб. Самое ужасное в них был пол: он был какой-то сломанный посередине; дерево как-то не отличишь от земли. Все невообразимо сорно, грязно, тесно и душно. …Еда, и сон, и труд – это все! …Сколько я не разговаривал по дороге, в голове у земледельца (кроме – добавим от себя – насекомых) нет других вопросов, понимания, кроме как: "Откуда взять помощи?"

Но что ж это так плохо жили наши земледельцы? Может работать не хотели? Ведь как бы ни были схожи добродетели господ и слуг, первые имеют возможность лежать на диване и маяться "внутренним конфликтом, драматичным и трагичным" (так теперь вежливо называют понос от переедания), а вторые – нет. Оказывается, "мужик наш не лежебока. Но он решительно сбит с ног 1)малостью земли, 2) отсутствием верных и обильных заработков. …в деревне нашей поставлен вопрос о самом "быть". …Пахарь на дохлой клячонке, держащий вместо коровы козу, …везде почти пьющий", хоть и кормил половину Европы, сам, как видим, питался не очень сытно. Быша прискорбъны людие и скоты их издыхаше… Потому что в имеющем одинаковые добродетели народе, к которому, как совершенно правильно учит КП, относятся и угнетатели и угнетенные, волки и овцы, питаются несколько по-разному, хотя и представляют собой одну великую питательную цепь. В области кулинарии у них была только одна общая добродетель: они готовы были сожрать друг друга.  Так что един этот народ только «между прочим», тут господин Вирабов ненароком сказал правду.

В «блистательном начале» ХХ века в царской России  неурожаи и недороды были обычным делом. В 1901-1902 годах голодали 49 губерний, в 1905; 1906; 1907;1908 гг. голодало от 19 до 29 губерний, в 1911-1912 гг.  голод охватил 60 губерний. По различным оценкам в 1901-1912 гг., без всякой войны в России от голода и его последствий погибло около 8 млн. человек.  (Население современной Болгарии). На грани смерти находилось 30 млн. человек.

    Это было известно и верховной власти. С.Ю. Витте на совещании совета министров, проходившем под председательством Николая II, говорил: «Если сравнивать потребление у нас и в Европе, то средний размер его на душу составит в России четвертую или пятую часть того, что в других странах признается необходимым для обычного существования». 

Кто-нибудь может возразить, что  в 1913 году в России был собран самый большой на тот день урожай зерна. Тогда дадим слово Есенину, который, уезжая в 1923 году из Европы на огромном роскошном пароходе «Париж», «вспомнил про «дым отечества», про нашу деревню, где чуть ли не у каждого мужика в избе спит телок на соломе или свинья с поросятами, вспомнил после бельгийских и германских шоссе наши непролазные дороги…», и «разлюбил нищую Россию».

А вот что писал о родных краях Пришвин: «Я пробовал думать о множестве замечательных людей, рожденных на этой земле: вон там, не очень далеко отсюда, пахал Лев Толстой, там охотился Тургенев, там ездил на совет Гоголь к старцу Амвросию, да и мало ли из этого черноземного центра вышло великих людей, но они вышли действительно, как духи, а сама земля через это как будто даже стала беднее: выпаханная, покрытая глиняными оврагами и недостойными человека жилищами, похожими на кучи навоза».

Бунин не был большевиком, тем не менее в «Жизни Арсеньева» читаем: «Дальше я поехал, делая большой крюк, решив для развлечения проехать через Васильевское, переночевать у Писаревых. И, едучи, как-то особенно крепко задумался вообще о великой бедности наших мест. Все было бедно, убого и глухо кругом. Я ехал большой дорогой – и дивился ее заброшенности, пустынности. (…) А потом я опять вспомнил бессмысленность и своей собственной жизни среди всего этого и просто ужаснулся на нее…». Вас после этого не удивляет численность бомбистов в России, не ценящих ни свою жизнь, ни чужую?

Может быть, г. Обломов потому и не доехал до своей Обломовки, что пощипывать крестьянок хорошо, когда есть за что ущипнуть. А при недостаточном питании, крестьянки могут навести только на мысль о бренности всего земного. Такой подошла Россия к "блистательному началу 20 века". Уже после смерти Обломова и проведения в Обломовку чугунки.

Но, может быть, в городе лучше было? Опять дадим слово Провидцу: «Тусклые звездочки, холодное солнце... да и тех двести дней в году не видно. Дождит, вечно дождит... За городом не столько природа, сколько болото. Да, есть цветы — на кладбище. Лучшая береза, с развесистыми ветвями — там же. Мне два года случилось выжить в городе Белом Смоленской губернии; там единственное место гулянья было кладбище. И я, помню, с молодой женой, только что повенчавшись, ходил гулять туда. Больше решительно некуда пойти. А природы хочется, в «медовый-то месяц»... Незабываемо выла там баба над могилой».

Как же ей не завыть, если в уездном городе можно только выживать!

 При этом любая попытка посочувствовать народу – даже сейчас, сто лет спустя после описанных событий – рассматривается как подрывная деятельность. В том числе и господами из КП, уверенными в том, что стоит только восстановить крепостное право, как Россия вновь расцветет под сенью двуглавого орла, а народ не будет ни о чем думать, кроме заготовки варенья на зиму. Такова вообще природа начальства: оно считает, что если народ безмолвствует, значит, он всем доволен и одобряет его деятельность. Безмолвие – это с точки зрения начальства самый громкий крик  одобрения, которого можно ожидать от народа.

А вот Писарев считал иначе: "Народ выражает свое возмущение против разного рода общественных зол, отравляющих его жизнь, или своими страданиями, болезнями и вымиранием, или индивидуальными преступлениями". Попробуй не согласись, если в наши дни население каждый год сокращается на миллион человек, преступность возросла катастрофически, а по количеству водки, выпиваемой на душу населения, мы уже давно впереди планеты всей. (Неужели мы движемся по замкнутому кругу!). Так обстояло дело в России, которую потеряла КП, когда в нее «ворвались идеи перестройки общества». И –как обычно, не известно откуда, -- появились нигилисты. Ох уж эти шустрые мальчики из КП – все у них как-то вдруг появляется,  словно призыв работать под кличем "Ни одного отстающего рядом!"

КП весьма благоразумно не уточняет, откуда взялись идеи переустройства общества, в котором народ мирно дремал, объевшись варенья. ВВ, к примеру, признавал, что все "изменения в образе мыслей" происходят от того, что "множество молодых матушек страдают бесплодием", так как "их мужья не имеют силы зачать в них". Проще говоря, доходы  сельских священников в это время великого процветания России были  настолько малы, что их  семьям просто нечего было есть. (Кстати, об этом и Чехов писал). Откуда тут возьмутся силы зачать? Как видим, бытие определяет не только сознание.

Но вообще же идеи появляются, когда для них созрела почва. Или, вернее, они созрели на этой почве, на которой в силу малого надела не может прокормиться мужик, вынужденный идти батрачить на помещика за копейки, как и батрак пера и чернил ВВ. Писаревы и Добролюбовы так прямо и говорили: "Идеи и их постепенное развитие только потому и имеют свое значение, что они, рождаясь из существующих уже фактов, всегда предшествуют изменениям в самой действительности. Известное положение дел создает в обществе потребность, потребность эта сознается, вслед за общим сознанием ее должна явиться фактическая перемена".

Вообще в КП способность не заметить какое-либо общественное явление ценится гораздо выше, чем излишняя глазастость. Поэтому и "жаждущий крови обломовской" г.Базаров у г.Вирабова тоже как-то вдруг появляется, словно нетрезвый водопроводчик на летучке в КП. Вошел с тяжелым тупым предметом в руке, в данном случае это был разводной ключ, отодрал заведующую отделом внешних сношений и опять пропал, "ждет рокового вопроса: "Что делать?" где-то в укромном месте.

 По мнению Добролюбова и Писарева дело обстояло несколько иначе: сначала народ, единый в своих добродетелях, создал чудеса промышленности, которые, в свою очередь, породила крайнюю нищету значительной части населения, а потом уже появились идеи переустройства общества и Базаров, готовый воплотить их в жизнь, не дожидаясь, пока одни перемрут от недоедания, а другие от обжорства. Опять же, как сегодня. С той только разницей, что тогда чудеса промышленности создавались, а нынче только разворовываются. И опять власть имущие не желают прислушиваться к предостережению Писарева о том, что многие цивилизации, включая и помещичью, рухнули из-за разрыва между телесным и умственным трудом. Ибо, как совершенно верно сказано в Писании, "дом, разделенный в себе, не устоит". Это к сведению господ из КП, которые сначала визжат от восторга, потому что появились богатые, а потом от страха в предчувствии грядущих расстрелов.

Кстати, поспать обывателю так и не дали толком. Ибо дремать он имеет право только тогда, когда его обворовывают, но, словно юный ленинец, должен быть всегда готов бороться за то, что укажет КП. Не успел обыватель начать посвистывать носом перед телевизором, убаюканный сладкими, как варенье, речами КП, как на экранах появился, затмевая сиянием лика полную луну, Егор Тимурыч и дрожащими губками призвал живущего своими радостями обывателя, словно рядового в учебке, за срок пять секунд одеться, политизироваться и встать на защиту Тимурыча и его шайки.( Кстати, жена Егора Тимурыча, выступая по первому каналу телевидения, купленному Егором Тимурычем для своего прославления в веках одновременно с КП, заявила жаждущим подробностей обывателям, что выбрала мужа вовсе не потому, что он был сгустком мужских достоинств. Но КП не обратила внимания на мужские качества Егора Тимурыча и не стала исследовать его деятельность с Фрейдом в руке, ограничившись словословиями, самое слабое из которых было "гений, титан, взваливший на свои рамена" и т.д., хотя со времен Александра Македонского  высшим признанием заслуг мужчины на государственном поприще было желание женщины забеременеть от него.

Между прочим, Суслова применяла такие способы НЕ забеременеть от Светоча русской мысли, что просто диву даёшься! Иоанн Златоуст указывал: «Та, которая воздерживается против воли мужа, не только лишается награды за воздержание, но и дает ответ за его прелюбодеяние, и ответ более строгий, чем он сам». Святой  Павел  говорил: "Не уклоняйтесь друг от друга" (1 Кор. 7, 5). Плевала она на Златоуста и его мнение, что «жена своим телом не владеет, но муж».  И на Павла тоже. Так что вышеуказанное туфлеприкладство можно считать последним восстанием Спартака против семейного рабства.

О ЧЕСТНОСТИ И ДУБИНЕ

   Когда ж об честности высокой говорит,

                                                                      Каким-то демоном внушаем:

                                                                  Глаза в крови, лицо горит,

                                                                        Сам плачет, и мы все рыдаем.

Грибоедов

Нехорошим Писареву и Добролюбову, почему-то "жаждавших крови обломовской", противопоставляется сам Илья Ильич, которого КП воспела в следующих словах: "Те, кто по сей день горит желанием бороться с обломовщиной, учили ее уроки по Добролюбову и его продолжателям. С кем бороться? в романе Обломов – умный, идеально порядочный, нравственный, чудаковатый и беззлобный человек" - умиляется другой идеально порядочный человек, вылив на ближнего лохань помоев. И почему на Руси о честности красивее всего говорят те, кто крепко на руку не чист? Ну да умный человек не может быть не плутом, как выразился один литературный герой, оценивая деятельность КП в целом, как видим, положительно. Еще красная сволочь и по совместительству выдающийся немецкий поэт Гейне заметил: «Честность – прекрасная вещь, если кругом все честные, а я один среди них жулик».

"Лень, диван, сон – все что знают обычно о нем. А ведь выпячено это было идеологически, политически, со смыслом", - скорбит КП, которая уж что-что, а выпячивать «идеологически, политически, со смыслом» всегда умела очень хорошо. Даже незамысловатые джинсы или головной убор не того образца мог стать предметом разгромной статьи с последующим исключением из комсомола и института.

С другой стороны, жаль, что замученного  уроками обломовщины сочинителя на ключ не запирали, а потому он кроме дивана об Обломове ничего не знает: Илья Ильич на нем "много потерял", в то время как у них в редакции диваны используются на всю катушку. Щелкопер вообще способен одолеть ученую премудрость не более, чем пьяной рожей родную бронированную дверь в подъезде – проникнуть не удается, зато впечатление от столкновения остается на всю жизнь.

Именно Писарев был противником смут и кровопролитий: "…проявление лучших сил и страстей целого народа всегда бывает похоже на страшную конвульсию больного организма и почти всегда ведет за собой упадок сил и значительное увеличение индивидуальных страданий и общественных тягостей. В истории трудно отыскать хоть один такой факт, в котором энергия народа, его героические усилия, его жертвы, приносимые трудом и кровью, произвели бы в его жизни действительное улучшение, соответствующее подобным затратам". Наш журналист предпочтет сам выглядеть дубиной, чем признать, что Писарев просил обращаться с данным орудием народного гнева поосторожнее. "Кровь льется не для того, чтобы подвигать вперед общее дело человечества; напротив того, это общее дело продвигается вперед несмотря на кровопролития, а никак не вследствие кровопролитий; виновниками кровопролития бывают всегда и везде не представители разума и правды, а поборники невежества, застоя и бесправия". (Писарев "Борьба за жизнь").

Что, кстати, свидетельствует о том, что Добролюбов на голову выше не только своих современников, но и его нынешних ниспровергателей, в худосочных умах которых еще только начинают мерцать мысли, высказанные им сто с лишком лет назад.

А как же избежать общественных потрясений? Оказывается, это можно сделать путем повышения зарплаты (все-таки 35 коп. в день – это маловато). В таком случае "излишек, достающийся производителям, будет истрачен или на пищу, платье и жилище, или на рабочие инструменты. В том и в другом случае общество получит прямую выгоду. Когда производитель сыт, одет и живет в сухом помещении, тогда он работает больше, охотнее, успешнее". А отсюда и о порядочности у г.Писарева было несколько иным, чем у Обломова и его преемников из КП: "Конечная цель всего нашего мышления и всей деятельности каждого частного человека все-таки состоит в том, чтобы разрешить навсегда вопрос о голодных и раздетых людях.." С чем был совершенно согласен и ВВ, одернувший ходившего босиком по усадьбе, чтобы быть ближе к народу, Льва Николаевича: "Нужно не ходить самому без сапог, как Василий Блаженный, а сколько можно больше нашить другим сапогов". Отметим мимоходом, что все путное, что удалось написать ВВ, было написано им в русле работ Писарева и Добролюбова.

«Итак, в чем состоял обвинительный акт, подписанный прокурором Добролюбовым…? Передовой публицист обратил внимание общества вот на что: "Идеал счастья, нарисованный им (Обломовым…) заключался не в чем другом, как в сытой жизни… в идиллических прогулках с кроткою, но дебелою женою, и в созерцании того, как крестьяне работают. Добролюбов просто вне себя и от того, что Обломов представляет себе, как будет щипать крестьянок втайне от жены", - негодует защитник обломовщины, ибо умение негодовать настолько важно в КП, что заменяет и честь, и ум, и совесть, нося название идеализма. От простых смертных такого рода идеалисты отличаются тем, что выходят в поле не совершать трудовые подвиги, а наблюдать за тем, как их совершают другие, поскольку делать ничего не умеют, кроме как выдавать почетные грамоты за ударный труд или желаемое за действительное.

 Последнее получается у них особенно хорошо, поскольку крестьянки при работе сильно нагибаются и поднимают наиболее волнующую обломовых-журналистов часть тела на такую высоту, что им хочется немедленно поднять какой-нибудь животрепещущий вопрос, например, о значении партийной работы при опоросах. Такие статьи пишутся воистину огненными глаголами, поскольку половое возбуждение сливается у ребят с восторгом, что не им приходится участвовать в данном мероприятии. Хотя, между прочим, Вольтер считал, что бог создал человека именно для сельскохозяйственного труда. При этом идеалисту даже и по самому определению положено парить мыслями где-нибудь в горних высях, не опускаясь до презренных вопросов обыденности, как-то: как живут крестьяне в свободное от трудовых подвигов время, чем питаются, где рожают крестьянки, после того, как их втайне от жены пощиплет  барин?

 А когда Штольц пытается в духе Писарева обратить внимание Ильи Ильича на необходимость улучшить жизнь его крепостных, например, построить школу для крестьянских детей, тот отвечает твердым "нет". Насчет пользы просвещения-то он, как раз, согласен: слава богу, сам университет закончил, а вот смердам оно не на пользу, потому что тогда, как опасается чудаковатый и беззлобный Илья Ильич, который отнюдь «не был чужд всеобщих человеческих скорбей»" «до сладких слез по щекам», «мужик работать не будет». Именно поэтому так трудно было Обломову выполнить завет Писарева: «Нужно творить добро, по возможности не насилуя своей природы»…  Этот идеально порядочный человек был не до такой степени чудаковатый, чтобы пожертвовать хоть пятак в пользу ближнего.

 Благодаря "идеальной порядочности" Обломова смертность среди его крепостных была такой, что половина новорожденных не доживала до пяти лет, поскольку добрый - только не к своим крепостным - Илья Ильич несмотря на свое золотое сердце не смог отщипнуть кусочек от своего золотого запаса на строительство больницы для своих крепостных. Если бы беззлобный Илья Ильич питался исключительно младенцами, а не благородной осетринкой, итог был бы тот же.

Несколько позднее Всеволод Гаршин заметил: «У немцев смертность меньше, но гнилые немцы нам, конечно, не указа. Не знаю, как полагают на этот счет московские патриоты, а я так готов предположить, что слишком малая смертность показывает трусость и страх смерти: доблестный славянин вряд ли унизится до заботы о том, чтобы довести смертность в своей стране до 17 на тысячу».

                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                          На свете, друг Горацио, вообще полно всякой всячины, о которой не знают наши мудрецы из КП; у них недогадливость носит профессиональный характер. Как видим, наши идеалисты, как бы высоко они и летали, все же иногда опускаются на грешную землю чего-нибудь поклевать.

Причем "умный" – опять же "не по-добролюбовски", поскольку у Ильи Ильича от жадности весь ум сразу пропадает. Между тем пример самой КП показывает, что, если мужика научить читать и писать, его проще и легче звать потом на трудовые подвиги. Хотя и самой КП не хватило умишка осознать, что мужик будет работать еще успешнее, если он вдобавок будет более трезв и более здоров. А потому школы и больницы находятся тем более в убогом состоянии, чем дальше они от Москвы, а учреждения культуры и вовсе присутствуют только по сравнению с 1913 годом. Ибо, борясь с "бомбометателями" или прославляя их, КП неизменно воплощает в жизнь завет одного из основоположников бомбометания Нечаева: "Стремлением каждого будет производить для общества как можно более и потреблять как можно меньше", а остальное отправлять в Москву. С Нечаевым почему-то бороться не хотят. Зато борются за право Обломова на безделье с большим остервенением, чем совсем недавно боролись за право негров в США на труд.

Наши услужливые до трусоватости половые так и не осмелились до сих пор честно и откровенно признать то, что две тысячи триста лет назад высказал Аристотель: "Если бы каждое орудие могло выполнять свойственную ему работу само, по данному ему приказанию или даже его предвосхищая" (словно хорошо обученный половой), "и уподобились бы статуям Дедала или треножникам Гефеста, о которых поэт говорит, что "сами собой входили в собрание богов"; если бы ткацкие челноки сами ткали… тогда бы и господам не нужны были бы рабы.." И КП не нужны были бы рабы, если бы коровы сами доили себя под кличем "Ни одного отстающего рядом!".

Только Аристотель утверждал, что рабами становятся те, кто для этого создан природой, а КП  переумничала и заявила, что у всего народа добрые качества одинаковые. Поэтому если уж Аристотеля данное место является самым слабым во всем собрании сочинений, то КП просто путается в двух сосенках и не может объяснить, почему г.Обломов потерял, лежа на диване больше, чем его не имеющие диванов крестьяне приобрели, работая от зари до зари. И если Аристотель так и не сумел ответить на простой, казалось бы, вопрос: "Как отличить раба от господина?", то опыт руководства КП своими крепостными дает ответ: а никак – они сами отличатся, борясь за Переходящее Красное Знамя.

Если же бы наши господа (в данном случае из КП), вместо того, чтобы напрягать других, напрягли свои умственные способности и догадались, что работать тяпкой в стране, считающей себя промышленно развитой, как-то даже и неудобно, то им самим не пришлось бы теперь захлебываться слюной, глядя на жизнь в более умственно развитых странах, уразумевших слова Писарева: улучшая условия труда и жизни рабочих "мы же сами были бы в выигрыше…" Что, отметим, опять же не слишком благоприятно для душевного здоровья.

«Мы бедны,  - это значит, что у нас сравнительно с общим числом жителей, мало хлеба, мало мяса, мало сукна, мало полотна, мало платья, обуви белья, человеческих жилищ…». А "чтобы разбогатеть, надо хоть немного улучшить         допотопные способы нашего земледельческого, фабричного и ремесленного производства, то есть поумнеть...". И деньги для этого были у Обломовых как при царе-батюшке, так и сейчас. Только вот нет желания потратить их на что-нибудь путное. И доярка наша не играет на клавесинах не потому, что слишком дорого их приобрести, а из-за опасения власть имущих: вдруг она потом откажется коров доить. Поэтому и насаждают идеально порядочные господа со времен Обломова и доныне культуру в сельской местности в таких малых размерах, словно прививки от черной оспы делают.  "Дикая ведь наша страна", - сказал по поводу "блестящего начала ХХ века" Ленин. Якоже и Василий глаголет Премудрый: "Народ наш груб, неотесан, жесток". «Тесен мой круг, грязен мой мир, горько жить мне в нем», - простонал несколько ранее Кольцов.

"За что мы судим его?" (Обломова). "За то, что у марксистов, коммунистов, бомбометателей и прочих были другие представления о смысле жизни и счастье?" – распаляется праведным гневом коммунист-расстрига Вирабов, у которого, оказывается, были иные представления о счастье, нежели те, которые он вдалбливал другим. (Это, надо думать, и есть порядочность не по-добролюбовски). Еще немного, и ниспровергатель, глядишь, дорастет до мысли Добролюбова: «Пора нам убедиться в том, что искать страданий и лишений – дело неестественное для человека», потому  что «…борьба есть ненормальное явление, происходящих от фальшивых отношений, в которых живет общество». Это, заметим, относится и к борьбе повышение привесов и надоев, которую так любила не столь давно КП. Впрочем, в чем в чём, а в этом кэпистов убеждать не надо: они всю жизнь держаться на расстоянии пушечного выстрела от трудовых и прочих подвигов. И не выстрела какой-нибудь жалкой пушчонки, защищавшей Белогорскую крепость от Пугачева, а из той, которая пуляет ядра сразу на Луну. С другой стороны, «желать лучшего, стремиться к удовлетворению своих потребностей, своего эгоизма в том виде, в каком он у каждого образовался, смотря по степени его умственного и нравственного развития» - дело для человека естественное.

И действительно, представление о счастье у людей разное. Одни хотят жить за чужой счет в мире и спокойствии ничего не делая, а для других счастье - это когда нет необходимости кормить дармоедов. г.Вирабов склонен объяснять данное обстоятельство опять же "женским вопросом": "И то, что фантазер успокоился под крылом вдовы Пшеницыной, для прогрессивного критика тоже постыдно". (Не у каждого драгуна имеется столь потрясающая способность отыскать где угодно бабу и печку пошире!) "Возможно, именно за свою страсть к женщине как женщине, Обломов и был приговорен обществом к званию "лишнего человека", - скорбит консервативный критик, который все никак не может отвыкнуть от привычки шить ближнему аморалку, приобретенной на руководящей комсомольской работе. Причем до такой степени, что стал относиться к женщине как к мужчине. Между прочим, объяснение столбового дворянина в любви с вдовой Пшеницыной, под крылом которой он обрел тихую пристань вдали  от житейских бурь (он, впрочем, согласился бы и на крыло страусихи), действительно глубоко поэтично: "Она стояла и неподвижно, как лошадь, на которую одевают хомут...". А  потом и лежала так же. Более романтично объяснился с женщиной только Печорин - обменял на кобылу.

Но как же променял образованный человек  Ольгу на вдову Пшеницыну, которая, правда, песенок не пела, зато хорошо умела смородиновую водку настаивать? Что же это за любовь такая особенная была, что от нее бежали и бегут прочь зрелые мужчины, болевшие за свободу любви отнюдь не только на игровых площадках? Ольга мечтала, что заставит Обломова работать. И не просто по свойственной женщинам привычке пить кровь из человека, а на благо общества. Только почему-то сделать это не получилось даже в ту пору, когда Обломов был не то чтобы живее всех живых, но, по крайней мере, помоложе и полон различных стремлений: путешествовать, служить, заниматься общественной деятельностью. И не потому, что, как исповедовался российский помещик, «к сближению с женщинами ведут большие хлопоты». Не сравнимые, впрочем, с последствиями этого сближения. «Что из дворян мастеровых делать!» -- воскликнул Обломов и под этим предлогом отказался делать ребенка Ольге.

Уж на что ВВ был плод не самой большой любви, а подобное успокоение было постыдным и для него, считавшего, что прожил с женой "двадцать лет в непрерывной поэзии" (по сравнению с Обломовым), т.е. "дня не проходило, чтобы не покричали друг на друга": «Посмотрите на наши нравы, семейные и вне семьи. Это что-то ужасное». Только судил провидец Обломова не с половой точки зрения, а с политической. ВВ с ужасом видел, что землицу получше скупают инородцы. У крестьян на это денег почему-то не было. (В отличие от КП, готовой в угаре услужливости запродать землицу вместе с крепостными, данное обстоятельство его в восторг не приводило).

ВВ приводит пример имения, проданного помещиком немцу за 15 тысяч. Через 7 лет оно стоило 120 тысяч, а внук получит за него миллион. Но только не внук Обломова, а внук немца, потому что всем этим немцам в голову не может прийти, что здоровый мужик может целыми днями лежать на диване, ничего не делая, а другой здоровый мужик будет воспевать это лежание как национальную добродетель. Возникает вопрос, кто же продал свою вотчину столь дешево? ВВ отвечает и на него: "Продал без сомнения помещик, обеспечивавший свою кухарчонку с детьми. "Ей больше 15000 не надо. А значит – и мне… Я же проживу при ней. Она меня, кстати, пускает и в картишки перекинуться. Поэты".

И это сиротско-приютское чувство кажется "страстью" детям смутного времени, имеющим смутное представление о любви. Впрочем, давно известно, что наиболее яркие сочинения "о страсти" пишут или махровые извращенцы, или осужденные за соборное изнасилование. Кстати, любопытный поворот вопроса о том, может ли кухарка управлять государством, который с переменным успехом обсуждается до сих пор. Не только может, но и уже управляет. Кухарчонка управляет барином, барин управляет государством. Приказчик из лавки купца Семисобакина управляет кухарчонкой. При этом кухарчонка помещичья, а чьи у кухарчонки дети – не известно.

Спрашивается, а почему же так мало дохода приносит поместье истинному россиянину? Потому что идеал счастья у гг.Обломовых и Вирабовых такой: окромя прогулок на свежем воздухе с кроткой дебелой женой их в деревню ничего не привлекает. И барыня Обломова, от жизни самого Ильи Ильича и до наших дней, не желает заниматься «вареньями да грибами, разбирать полотно и бить девок по щекам». Иначе говоря, обленилась настолько, что добровольно отказывается даже от той убогой руководящей роли, благодаря которой эта часть общества стала господствующей.

Итоги деятельности крепкого хозяйственника Обломова для России были прискорбными. Как говорит тот же ВВ, страна не могла обеспечить себя даже горчичниками. То есть по отдельности бумага и горчица в стране были, но когда их пытались соединить друг с другом – получалось как у КП в попытке соединить угнетенных с угнетателями: или горчица отваливалась или лечебные свойства пропадали, словно деньги из государственной казны.

Именно поэтому и написал Тургенев свою знаменитую книгу, что понимал, чем может кончиться обломовщина для страны. В письме Случевскому дворянин Тургенев пишет: «Вся моя повесть направлена против дворян». С чего бы это? Тургенев поясняет: «В одном месте Базаров  у меня  говорил (Аркадию): «…Ты все-таки дальше гордого смирения или кипения не дошел бы, потому что ты дворянчик».

Проще говоря, работать надо господа, как это непрерывно делал Базаров, а не дурью маяться. Тогда и страну инородцы не скупят.

МАЛЬЧИКИ С ДРЫНОМ ИЛИ ЕЩЕ РАЗ О БАЗАРОВЕ

Не мир, но меч принес Я.

И.Христос, Базаров начала

нового времени.

А при чем  тут Базаров? – может потерять терпение нетерпеливый петербургский юноша. И в самом деле –

                                Дела давно минувших дней.

                                            Преданья старины глубокой…

Времена, когда Базаров жил и пытался действовать, давно миновали. И сам он мирно спит под своим лопухом. Откуда же такое озлобление, переходящее границы приличия? Конечно, было бы удивительно, если бы людишки, посвятившие жизнь исполнению барской воли, полюбили человека, сказавшего: "Зачем я от времени зависеть буду? Пускай же лучше оно зависит от меня". Борзописцы опять испугавшись: "Борьбу за всеобщее счастье поручили Базарову". Впору позавидовать читателям Чернышевского и Щедрина, вынужденным угадывать значение написанного эзоповым языком – читателям КП приходится значительно труднее. Никакая свобода не может заставить половых из КП прямо заявить: никакого всеобщего счастья не будет, будет отдельное счастье новых господ и их обслуги. Все миросозерцание лакея в одном слове выразилось – "поручили". Половой представить себе не может, даже в самом страшном сне, что человек может что-то предпринять сам, без указаний начальства. Получил г.Вирабов приказ оплевать Базарова – оплевал не задумываясь, хотя до этого всячески воспевал и ставил в пример молодым. А завтра по той же причине, глядишь, снова воспевать начнет.

Причем г.Вирабов, которому поручили борьбу с Базаровым, хватил лишку. От усердия. Ругая крайности, впал в крайность. Как верный пес, рвущийся с поводка здравого смысла, пока хозяин рядом, он начал бросаться на совсем уж неповинных в деле борьбы за счастье человечества людей, вся вина которых состояла в том, что они подвернулись ему под руку. Узнал г.Вирабов об ученике, убившем дрыном одноклассника и вскрывшем его, словно КП – очередной порок общества. Хотя, к слову сказать, вокруг женского вопроса суетился не больше, чем КП под очередным клиентом. До такой степени не суетился, что вовсе не обращал внимания на девичьи чары. Предпочитал изготавливать чучела животных.

Причем, что особенно подозрительно, замочил не ради обогащения и не ради продвижения по службе, что КП было бы ближе и понятнее, роднее. Только вот в местное УВД докладывать о содеянном не стал, как сделал другой читатель КП, прикончивший редактора "Местной правды", осмелившегося печатать то, что не одобряла КП. КП находит в неуравновешенных гражданах свое практическое оружие, а они в ней, родимой, теоретическое.

"Что-то до жути знакомое в этом лице" -  напрягает память давно не смотревшийся в зеркало журналист. Глаза "смотрят   цепко, скрывая какую-то глубинную идею", словно у полового, получившего указание свыше. Он так проникся, что сам себя в зеркале не познаша. Человек, потративший столько времени на целование того, что пониже спины повыше стоящим, может вообще позабыть, как выглядит человеческое лицо.

 Как известно, журналист, как женщина, способен из ничего сделать трагедию. А потому, если бы дело происходило во времена припадка любви к животным, г.Вирабов в два счета доказал бы, что, прежде чем начать изготавливать чучела животных, ученик Пленкин их мучил. Потом состоялся бы разговор о вине в случившемся серых, словно чучело куропатки, учителей. Был также у КП припадок борьбы с наживой (не сразу же ее начинать прославлять, в самом деле). Во времена этого припадка г.Вирабов доказал бы, что чучела изготовлялись на продажу, а убийство – закономерный итог рвачества. Наши  мальчики с дрыном в голове способны доказать вообще все, что угодно.

 Вот и в данном случае г.Вирабова словно дрыном в голову ударило. (Не хочется употреблять в сочинении по изящной словесности неизящное слово «моча»). В его памяти всплыл человек с тяжелым и тупым, словно голова похмельного писаки, предметом в руке – Базаров, который тоже резал лягушек. Всплыл, как утопленник в пруду, которого лягушки уже не волнуют. Ход рассуждений у наиболее светлых умов КП столь же неумолим, как и ход истории: раз и тот, и другой резали пресмыкающихся (правда, не борзописцев), значит… Иногда еще про такие мыслительные построения говорят: в огороде бузина, а в Киеве дядька. Причем вторая часть рассуждения – я за то тебя люблю, шо у тебя перстень – выглядит просто образцом последовательного мышления по сравнению с доводами КП. Хотя бы потому, что человеком с топором был все-таки Раскольников, предтеча современных бизнесменов, друзей и покровителей «КП».. Ведь как объяснил сам Достоевский причину его преступления? Понадобились деньги – пошел и убил. Ну, да мы помним, кто громче всех кричит: «Держи вора!!!»

В это время в стране действительно полным ходом шла постройка «нового здания», точнее, нового общества. При этом строители нового здания убивали не только простых смертных, но и друг друга, поскольку никак не могли решить, кто это здание украдет. По числу умышленных убийств мы уверенно вырвались на первое место в мире. Причем пускали кровь не столько по совести, сколько по ее отсутствию.

Справедливости ради надо отметить, что, когда припадок исполнительности проходит, господа из КП способны оценить появление юных душегубов вполне здраво. К примеру, КП сообщает (30 июня 1995) о мальчике Паше, порожденном перестройкой, у которого, как только он прекращает принимать лекарства, появляется "странный блеск в глазах", словно у щелкопера, подчиняющего все одной идее. Этот "мальчик Паша любит убивать кошек" и гадит на могилы, словно сама КП. Причем никакие половые перевороты не могут его от этого увлекательного занятия отвлечь. "Это не страшилки-придумки. Это наша быль…" – грустно оценивает КП итоги "последних 70 лет" своего руководства. Поскольку несмотря на то, что частная жизнь просматривалась сквозь множество замочных скважин, разглядеть  нуждавшегося в лечении мальчика не сумели. Наверное, потому, что были заняты исключительно наблюдением за тем, как мальчиков делают, а не что из них потом получится.

Да и сам г.Вирабов немного побушевав, признает: "Дело, конечно, не в лягушках". Наверное, лекарство принял. И это один из немногих случаев, когда с г.Вирабовым трудно не согласиться. Речь действительно шла не о лягушках, а о «общеобразовательном, философском  значении того самого естествознания, занятие которым еще так недавно обыкновенному русскому обывателю представлялось каким-то непонятным барским чудачеством». (Тимирязев К.А.).

При рассуждениях о Базарове у бедняги от излишнего усердия что-то замкнуло в обмотке и от начал рассуждать о витках, по которым мы кружимся, словно нетрезвый строчкогон вокруг здания родной редакции, безуспешно пытающийся преодолеть ее притяжение и попасть домой, ибо это народ такой, что и по-трезвому не всегда понимают, куда шествуют. Естественно, что в таком состоянии подняться до обобщений – раз плюнуть: "Мы превратились в общество базаровых", - взвопил г.Вирабов – "как это произошло – вот что хочется понять".

 Никак это не произошло. Базарова в роли холуя представить невозможно. И он, как утверждает Тургенев, всегда говорил правду, поэтому пока существует КП, мы в общество базаровых не превратимся. А вот насчет того, что Базаров появляется в летописях человечества не первый раз – это правда. Первым нигилистом нового летоисчисления был ни кто иной как Сын Божий, принесший меч на землю явно не яблоки резать.

В число "прочих", имевших "другие представления о смысле жизни", входил также и сторонник цареубийства Пушкин, в ВКП(б) не состоявший. Только он предпочитал кинжал. Иные находят справедливость в дубине, другие – в кинжале. Или, правильнее сказать, справедливость находит в них свой кинжал. И Ленин говорил: "…порядочный человек должен быть революционером". Ну не действуют доводы разума на Обломовых. Ну не получается! Поэтому Базарова, "который все отрицал", побаиваются те, кто отрицает не все, а только право ближнего есть. И всё воруют. Он не будет зря болтать, а просто воздает каждому по делам его. Ибо как учит ВВ: "Есть люди особенные – с даром слов; другие – с даром мысли; но есть главные и лучшие люди – с даром дел". И придется половым идти работать: Базарову лакеи не нужны. Кому охота узкоколейки в тайге через хляби и болота прокладывать и коров доить? Примерно в таких же хлябях.

СВОБОДА, РАВЕНСТВО, БРАТСТВО

ПО-МЕЩАНСКИ

Не может не  согрешить тот, кто не знает справедливости.

Святой Августин

Однако, мы отвлеклись от светоча земли русской. Что делал ВВ, пока другие варили варенье? Он боролся за свободу, равенство и братство всех людей, даже похвалил Достоевского за речь в память Пушкина, за "этот призыв к всемирному братству, этот вопрос о единичной человеческой душе, на замученности которой посмеет ли человечество построить свое окончательное счастье?" Имел в виду ВВ, разумеется, свою измученную душу. Только измученную не размышлениями, а непрерывным писанием для прокормления семьи. Причем братство людей ВВ понимал именно как всемирное: "И идут латыш, грузин, поляк – подавая руку, спрашивая": "Где земский врач: у меня захворал ребенок". Ну, сами посудите, как брат не поможет брату? "И идет "земский врач, может быть жид…," лечит не взирая на форму носа больного и его платежеспособность. Помощь В.В. готов принять и от инородца. Он даже с обезьяной побратался, слово русские с немцами в окопах первой мировой, и заявил потрясенному человечеству, что с тех пор как выяснилось, что человек произошел от обезьяны, жить стало лучше, жить стало веселее.

 ВВ воспел, словно КП в пору песнопений в пользу нестяжательства, врача-бессеребреника, который не только денег за лечение больного ребенка не берет, но еще и кладет рубль под подушку на лекарство. И доставал ВВ своими безгрешными в отличие от самого ВВ стонами всех, кого только мог достать, рассказывая о себе, "очень и очень усталом человеке (непрерывное писание для существования с порядочной семьей и болеющей женой)". И о дочерях, которым предстоит идти торговать собой. Он почему-то считал, что надо ждать совершеннолетия. Отметим, что слово "порядочная" тут употреблено в единственно известном ВВ смысле – большая. Но просил прислать ВВ не какой-либо новый способ варить варенье, а что-нибудь посущественнее. Он рассыпался мелким бесом перед Л.Н.Толстым, и просил у великого старца "Вашего всемирного глагола, чтобы приковать всемирное внимание" к своему бедственному положению. Мол, Лев Николаевич, вонми гласу моления моего! А когда оказалось, что из Льва Николаевича много не высосешь,  "чистосердечно любящий" ВВ тут же его оплевал. В частности, в письме Горькому. А поскольку для писателя нет ничего слаще, чем видеть другого писателя оплеванным, Горький помогал ВВ до самой смерти последнего, причем весьма осязаемо и совершенно бескорыстно.

Со свободой  по-розановски было, как с первой женой г-на Розанова- то он с ней сходился, то опять расходился. В 1904 – 05 гг. ВВ даже "хотел написать что-то вроде гимна свободе". (Об эту пору на свободе неплохо подзаработать можно было). Буревестник из ВВ получился неважный: "Строк восемь вышло...", - вздыхает этот свободолюбивый человек, которому надо было не больше бури, а меньше. Впрочем, он и в молодости-то большим карбонарием не был.  А уж когда ВВ устроил свое окончательное счастье, подзаработав деньжат, его единичная душонка сразу почувствовала: "Хуже свободы вообще ничего нет. От свободы все бегут: женщина – к мужу, работник – к делу, человек - к должности". Из чего, кстати, следует, что женщина и работник - не люди. А сама свобода нужна "только лоботрясу и своднику".

Что такое свобода вообще? «Двор пуст, въезжай, кто угодно. Он не занят, свободен». – вещает с детским простодушием великий мыслитель. Сразу видно кондового россиянина: если двор пуст, и, стало быть, на нем нет городового, можно не только въехать кому угодно (в том числе и по морде), но и устроить любую свистопляску, переходящую в пугачевщину.

К 1912 году его книги стали приносить доход, и ВВ с ликованием воскликнул: "Душа моя свободна, я печатаю, что хочу". Стал, выходит, сводником или лоботрясом, а двор его мысли опустел. А, может, был таким вообще всегда. Когда же духовное начальство прижало ВВ, словно Харламов шведа, он опять свободолюбиво заскулил: "В свободе я нуждаюсь , свободу я люблю". Это как же он ее любит? А весьма и весьма своеобразно: "Все стремиться не только к свободе и "хлябанию", но …войти в "узкий путь, сжимающий путь".  И оттуда воскликнуть: "Из глубины взываю к тебе, господи".  Хотя не совсем понятно, какое отношение имеет он лично к "крепкому" и "узкому", если не считать некоторой узости взглядов. Да и "путь" ему, судя по всему, достался расхлябанный, словно проезжая дорога после обоза прасолов.

 На склоне дней своих ВВ полностью отверг возможность свободы в северных широтах – холодно–с! -- и понимал безграничную свободу только с точки зрения безграничности выреза на женском платье. Тут ему северные холода не мешали. Он даже непрерывно вел пропаганду среди женщин, разъясняя, "как важно для здоровья" платье с большим вырезом. (Имеется в виду, разумеется, здоровье самого ВВ). "То есть  чтобы все жило, отнюдь не запиралось". Как видим, ВВ был не из тех, кто мало боролся за свободу женщин. Причем с пылом комсомольцев двадцатых, ниспровергавших паранджу. И только тем, что "последние 70 лет" его труды замалчивались и прятались в скотомогильнике человеческого духа, можно объяснить то прискорбное обстоятельство, что загорающие без верхней части купальника женщины не знают, кому они обязаны этой свободой. Почитатели ВВ,  воспевая его заслуги там, где их не было, не замечают его истинных заслуг.

Отверг ВВ клич третьего сословия в целом: "Свобода, равенство, братство – это пошлость, неверность и несправедливость". Уж кто-кто, а ВВ имел право воскликнуть: "Нет, я не Байрон, я другой!" Ибо, как говорили Писарев с Добролюбовым, "вместе с таким широким понятием о собственной свободе" мещанин "старается, однако же, принять все возможные меры, чтобы оставить эту свободу навсегда только за собой…". «Легион пройдох и торгашей, осененный знаменем великих принципов, стал представлять такое уморительное зрелище, что обнаружилась необходимость свернуть и спрятать компрометирующее знамя и выставить новый штандартик, на котором … вместо слов «братство, равенство, свобода» было написано приглашение не воровать носовых платков и не ломать мостовую». (Писарев).  Западному мещанству для подобного отката понадобилось лет двести, ВВ уложился в двадцать. А нонче и призыв к неворованию носовых платков сгинул, и мостовую ломать можно, если сумеете на этом нажиться.

 Он сразу же позабыл, что когда-то был пролетарием, и заявил: "Я барин". Все связи с обезьяной он порвал, словно с бедным родственником, к Дарвину стал относиться с подозрением: он, может, и произошел от обезьяны (англичане еще и не на такое способны), но уж Василия Барина-то бог самолично вылепил из грязи, собранной на задах Растеряевой улицы, по своему образу и подобию.

Вылепил ВВ господь  почему-то исключительно жадным, словно Наташа Ростова на двадцатом году замужества. Попользовавшись на дармовщинку братской помощью, ВВ пламенно вознегодовал, когда помощи стали просить у него, когда он обрел благополучие. Единственное, что удалось выпросить у него нуждающимся в лице домработницы, с которой он, естественно, не жил, - это мокроступы, дырявые, словно государственная казна. На этом  работа по обеспечению исстрадавшегося человечества сапогами была закончена. Так что Блок удивлялся, когда ВВ употреблял слово "товарищество". Хотя в Писании сказано: "От избытка вашего давайте милостыню". Но не сказано, как давать милостыню от избытка жадности. Как выразился Дон Кихот, каждый из нас сын своих добрых дел.  Так что ВВ остался безотцовщиной. Да ВВ готов был самолично удавиться за серебряник, нежели согласиться со Спасителем: "Тому, кто просит у тебя, дай, и от того, кто хочет у тебя занять, не отворачивайся".

 От непомерной жадности ВВ начал пророчествовать и предсказал погибель  ветке, на которой сидел. Во всех отношениях: "Газеты, я думаю, также пройдут, как и "вечные войны"  Средних Веков "…" Начнется, я думаю, с отвычки от газет… Потом станут считать просто неприличным, малодушным… чтение газет". Потому что газеты – это "печатная водка". Пришли сто гадов и нагадили у меня в мозгу". В том смысле, что ВВ сам себе гадил в мозгу в течение 20 лет работы в журналистике. Что неблагоприятно отразилось на умственных способностях ВВ.

С чего же это наш провидец так обозлился на ежедневные издания? Да просто потому, что рассчитывал в случае исчезновения газет обогатиться за счет лучшего  сбыта собственных книг. Он даже целое обоснование разработал, как расцветут в России науки и искусства, если завянут газеты. А наши газетчики, не успев в спешке ознакомиться с заветами ВВ, радуются, что у них растут тиражи, и выпрашивают у правительства для себя дополнительные льготы.

По этой же причине наш просветитель проклинал создаваемые другими читальни, считая оные рассадниками разврата: "Книга, которую давали читать – развратница", - негодовал испытанный борец за общественную нравственность Розанов. А поскольку русский народ упорно продолжал шествовать тернистым путем греха, давая друг другу  не только по морде, но и книги для прочтения, ВВ постоянно приходил в  отчаянье: "Погибло русское дело, русский дух"…

УБЕЖДЕНИЯ НАШИ…

,,, Если честный человек, раз ошибившись, следит затем за своим поведением с еще большей осмотрительностью, то сущий подлец со временем только наглеет и тем меньше скрывает свои подлости, чем чаще удается их совершить, ибо стыд – словно одежда: чем больше ветшает, тем меньше о ней попечения. Апулей.

Едва столкнувшись с редакторами, ВВ понял: "Нет ничего тяжелее, как устраивать свои статьи. То – непонимание, то – равнодушие". Иначе говоря, будешь иметь свою точку зрения – умрешь с голоду. Выбор оказался очень небольшой, как и перед каждой продажной женщиной: "погибнуть на площади, т.е. перед модными домами, замерзнуть на улице или быть растленной ради рубля, который даст ужин". Увы! ВВ относился к тем робким людям, которые выходят на площадь не для того, чтобы свергнуть законное правительство, а  чтобы быть растленными ради рубля. Не Базаровы-с.  И встречая на заплеванных улицах жрицу заплеванной любви, "обрёкшую себя в замужество всему народу" (Почти что монашка, обрекшая себя в невесты Христу), ВВ чувствовал: "Она одна мне своя в мире – такая же бездомная, тоже без отца, без матери. И будет мне она жена на ночь. Как и мне на час работы нужен каждый хозяин, и я говорю о всяком через час – "провались". Да еще пинка норовит дать в зад, который так горячо целовал. Вообще чувствуется, что этот продажный сын продажной журналистики неплохо знает гулящих женщин. И они его знают. По той же причине и КП постоянно печатает расценки на продажную любовь, как свою, так и чужую. Конечно, и ВВ и г-на Вырабова в детстве учили говорить правду. А во Второзаконии  вообще прямо сказано: "Правды, правды взыскуйте." И многие действительно начинали жизнь, взыскуя правды, а заканчивали Сибирью.

Василий Понятливый  вовремя понял, что надо быть Василием Блаженным, чтобы жить среди людей и говорить им правду: забесплатно люди правду еще потерпят, а вот за деньги – вряд ли. Поэтому первым делом ВВ отрешился от своей точки зрения,  словно Николай II  от царства, и пошел батрачить на ниве чернильной, поскольку не мог, хлопнув дверью, уехать в имение со словами: «Служить бы рад, прислуживаться тошно».

 С ВВ, в сущности, начинается современная журналистика, его исполинская личность стоит у начала двадцатого века, словно чучело медведя у входа в приличное заведение. В мокроступах. В девятнадцатом веке работники пера почитали своим  долгом порядочных людей хранить верность тому знамени, которому присягали раз и навсегда. «…во всей русской литературе, придерживающейся двух главных направлений, из которых во главе самого распространенного стоит «Современник», а второе имело в начале своим представителем «Русский вестник», мы не знаем ни одного органа, даже ни одного сотрудника, который торгует своими убеждениями…», -- говорил Лесков. ВВ отринул этот пережиток крепостничества и принялся бегать от знамени к знамени в поисках не истины, а лишней десятки. 

«Будем мужественно смотреть в глаза правде", - как и завещал робкий обыватель ВВ и скажем правду: не любил ВВ правду: "Только дурак повинуется долгу". И еще читатель КП, кормивший комаров в тайге в  трехстах верстах  от Вилюйска, куда он в отличие от Чернышевского поехал совершенно добровольно. Убеленный сединами гений внушал нетерпеливому петербургскому юноше: "… любви к правде… у меня не только не было, но и представить себе не мог." А о  нравственности не знал даже того, как это слово пишется (был человек малограмотен в нравственном отношении): «Я не враждебен нравственности, а просто «не приходит на ум». Потому что если бы пришло, пришлось бы стать революционером. Вот и отбрыкивался человек от нее.

 Потому что, как указывали Писарев и Добролюбов, "люди, лишенные материального обеспечения" мало ценят отвлеченные понятия. А если юноша удивлялся и спрашивал, как ВВ стал столь бессовестным, ВВ ответствовал: "Так меня устроил бог". Ну, с богом спорить не будешь: его пути неисповедимы.

ВВ и сам иногда поражался: "Удивительно, как я уделывался с ложью. Она никогда не мучила меня…" Иначе говоря, начал наш поденщик пера свой путь наверх с того, что отрекся от  требования Писарева "всегда и везде отыскивать истину" и почитать ее выше внушений дрянного самолюбия", а потому неправы те, кто утверждает, что ВВ торговал совестью: нельзя торговать тем, чего нет. ВВ, вообще прикладывал гораздо более усилий для затемнения истины, чем для ее отыскания. Когда же неподготовленные к отношениям всеобщей продажности люди дивились и спрашивали, говорил ли этот светоч самодержавия, православия и народности вообще когда-нибудь правду, и с каких пор начал врать, ВВ так же простодушно ответствовал: "С моего испуганного и замученного детства".

А ведь у нас как бывает? Кто-то где-то крикнул, что Розанов что-то необычное насочинял. Да и спрятался. А приспособленцы – они же, как овцы, куда одна – туда и все. (А где лягут – там, согласно народной примере, можно начинать себе усадебку строить). И вот уже "под Розанова" сочиняются труды, а самый робкий из соискателей теплого местечка норовит унавозить свою речь чем-нибудь "розановским". Хотя, отметим справедливости ради, даже самые восторженные его поклонники не дерзают его именовать «совестью народа».

ГЕНИЙ ТРУДОУСТРАИВАЕТСЯ

Я вижу крайнюю, предельную степень унижения человека, дальше которой нельзя уже идти.

Чехов

Чехов имел в виду тринадцатилетних содержанок и каторжников с Сахалина. Только вот по части унижения человека светлый образ каторжника пера и чернил Розанова ВВ производит гораздо более сильное впечатление. Разумеется, он был не первый,  пошедший по изданиям, словно споткнувшаяся на тернистом пути добродетели дева по рукам, с вопросом "Чего изволите?" И  как показывает пример КП, не последний. Поскольку от убеждений он отказался (за исключением убеждения менять убеждения о необходимости по мере надобности) и больше изучал мокроступы, нежели убеждения, то трудоустроиться ему стало значительно легче. Появились на Руси психопаты (1880). – Я! – воскликнул ВВ.

Потом появились декаденты.

- Я! – воскликнул неутомимый ВВ, а потом еще долго обижался, что его оттерли от корыта более удачливые, хотя он стал декадентом, когда Брюсова и Блока еще на свете не было.

Потом, словно крымская орда, нахлынули на Русь символисты.

-Я!! – взвопил ВВ и, слегла поругав символистов за их "Общее тяготение к эротизму … в форме бесстыдно обнаженной", быстро переплюнул их как по части обнаженности, так и по части бесстыжести.

Когда в 1905 году настали дни свобод и откровенности  и "мы пережили проповедь разнузданности пола," ВВ стал самым откровенным среди откровенных и самым разнузданным среди разнузданных, поскольку, как удачно выразился А.Белый, был "хитер нараспашку" и потому "поплескивал читателям в уши" только то, что имело хороший сбыт, ибо за приличную оплату был готов защищать любое неприличие.

Потом ВВ узнал о существовании в мире извращенцев и о том, что на них можно неплохо подзаработать – и тут же пристроился к последнему в очереди. Женская природа проглядывает в извращенце в постоянной грусти, согласно ВВ. И тут он же добавил: "Основное мое отношение к миру есть нежность и грусть". А заодно и всех великих в извращенцы записал, кого сумел вспомнить, прямо начиная с Христа, словно сплошную коллективизацию провел. Показывал пальцем на прохожих, словно мужик в буденовке: "Ты записался в извращенцы?" .

Так и попадал ВВ, словно трудный подросток, из одной шайки в другую, грустно вздыхая при этом: "Я сам "убеждения" менял чаще, чем перчатки". И расставался с ними легко, словно студентка факультета журналистики МГУ с невинностью.  Единственной разновидностью статей, которых не писал ВВ, были бесплатные, поскольку куда бы его ни заносила судьбина (а заносило ВВ чаще, чем других), он всегда и везде стремился сшибить деньгу. Ну да мало ли народу бегает с самописками и языками наперевес в поисках местечка потеплее. Величие ВВ в том и состоит, что он защищал разные точки зрения ОДНОВРЕМЕННО! Руководствуясь известным правилом, что ласковый теленок двух маток сосет, Василий Васильевич смог присосаться к целому дойному стаду – такими способностями его благословил господь. А участвовать в бое быков предоставлял тем, кто поглупее.

Предлагал свои услуги любому изданию, которое не  погнушается их принять. Этот многостаночник пера и чернил за тридцать лет до  стахановского движения начал бороться за повышение производительности своего труда. Да  так успешно, что за 20 лет журналистского радения ВВ ухитрился тиснуть в 30 изданиях под 40 кличками огромное количество статей, от черносотенных до эсеровских, меняя убеждения чаще, чем переменный ток направление, поскольку вонючий разночинец согласился с мнением императора Веспасиана - деньги не пахнут. Пахнет их отсутствие. Кто посмеет сказать, что ВВ не злободневен?.

Кстати, клички себе ВВ подбирал не потому, что ховался от охранки, а просто по условиям  договора с Сувориным обязан был печатать все, что напишет, в "Новом времени". А где же вы видели холопа, не обманывающего своего барина? Стал ВВ не столько всеобъемлющ, сколько всеяден. Наверное, так  великий богослов понял указание Святого Писания: "Да не увесть десница твоя, что вытворяет шуйца". ВВ вообще был не только многолик, но и многорук, словно бог Шива. Только Шиве эти руки нужны были, чтобы помогать страдающим людям, а ВВ получать одновременно оплату в различных изданиях. Если Писаревы и Добролюбовы   писали свои цареубийственные заметки, чтобы донести до читателя  свои мысли, то ВВ делал это, чтобы купить монету с изображением Афины в окружении членов. Не боярской думы КП, естественно.

Когда же великого мыслителя спрашивали, как такое возможно, он смотрел на спрашивающего необыкновенно ясными глазами и задавал встречный вопрос: "А что, разве нельзя иметь две точки зрения?" И отстаивал свое "миросозерцание" с большим упорством, чем Джордано Бруно – множественность миров. Ну, сами посудите, всем известно, что Дантес убил Пушкина. Возможна ли иная точка зрения – Пушкин убил Дантеса? Для ВВ нет ничего невозможного!

 Или то же утверждение, что народники слишком суетились вокруг женского вопроса. Потом наша выжившая из ума базарная баба забывает это утверждение и обвиняет их в том, что они "думали о вопросах пола не больше, чем об Аргентинской республике". Утром он требует дать Чернышевскому правительство, вечером – "дать Николаю Гавриловичу по морде". Может быть даже туфлей. То он вообразит, что "Европа вырождается" и оттуда зараза социализма прёт на святую Русь, то наоборот - "Бакунин и Герцен испортили Европу". Причем не в розановском смысле, а "внесли социализм". Некрасова он оплевывал или восхвалял в  зависимости от потребностей дня бесчисленное количество раз, сумев неплохо подзаработать и на том, и на другом. Не иметь ярко выраженных черт мужской породы плохо, иметь их – еще хуже: "жеребячья порода". Он писал черносотенные статьи и одобрял убийство Плеве в книге «Когда начальство ушло». Склероз – страшное оружие в журналистике.

 Для сравнения: "Для меня нет ничего отвратительнее тех господ, которые высказывают тот или другой образ мыслей не по убеждению, а по стечению обстоятельств" (Добролюбов). Народники утверждали, что у всех обломовцев общее то, что "в жизни нет им дела, которое было бы для них жизненной необходимостью, сердечной святыней…" (Боже мой, что святого может быть у Розановых и Вирабовых!) А ВВ добавлял к описанию обломовца-журналиста: "Все его мысли подняты с улицы, т.е. вы читаете их в "Вестнике Европы" или в "Русской мысли"… Он – коробейник, у которого за плечами товар не его фабрики". Хотя, разумеется, надо признать, что всучить товар очередного хозяина ВВ умел неплохо, в чем и  заключалась его самобытность. Что дает основание назвать ежегодную награду самому продажному журналисту светлым именем ВВ. "Газетам верить нельзя, - " подвел итог своей многотрудной журналистской деятельности великий «человек, который долгою работой над самим собою не приобрел нравственной независимости от внешних развращающих влияний». (Добролюбов). Ну не из тех был мужик, которые читают наизусть произведения древних поэтов, когда палачи сдирают с них кожу.

 Когда же ВВ слишком уж допекали вопросом о том, что же он сам-то думает, он огрызался: "А какое вам дело до того, что я думаю?" У ВВ настолько все изящно и утонченно, что не понятно даже, думал ли он вообще. (Не зря его называют самым загадочным писателем начала века!) Если Декарт, которого ВВ не очень сильно любил и еще меньше читал,  воскликнул: "Я мыслю – значит, я существую!" – то у ВВ были сомнения как в первом, так и во втором. Он явно склонялся к мнению Гераклита, который, как рассказывает Аристотель, считал: «что все существует и не существует».

Иногда, в редкие мгновения, свободные от строчкогонства, он и сам задавал себе этот вопрос. И всегда отвечал на него отрицательно: "Я только смеюсь и плачу. Размышляю ли я в собственном смысле? Никогда" Ибо все размышления в России рано или поздно кончаются "Сибирем".

Дело кончилось тем, что он и сам перестал понимать, что он делает: "Моя душа какая-то путаница, из которой я не умею вытащить ногу … И отсюда такое глубокое бессилие». "Читая Розанова – необычного писателя, глубокого мыслителя" и "постигая нутряную жизнь этого замечательного человека", (В.Щербаков) трудно не зарыдать над этим гением бессилия, потому что о нем с гораздо большим правом, чем об Обломове можно было бы сказать: а был не глупее других – и пропал.

Нельзя также не согласиться с г.Щербаковым, что наконец-то перед нами приоткрылась "завеса в тайну необычайного творчества писателя". Г.Щербаков даже обнаружил у ВВ "широту энциклопедических знаний". Сам мудрец был гораздо скромнее в оценке своих энциклопедических знаний. Увы, о Василии Премудром никак нельзя сказать, что он, «…как все даровитые и сильные натуры, образованием своим был более обязан себе, нежели школьному учению. Известно, что как бы ни дурно учили ребенка в детстве, как бы ни плохи были преподаватели в школе, но если ученик имеет добрую волю и твердое желание учиться, то при хороших его способностях он непременно достигнет образования сам, независимо от своих наставников. Оправдывают свое невежество неискусством учителей только те, которые сами из себя ничего не умеют сделать и все ждут, чтобы их тащили за уши туда, куда они сами должны идти». (Добролюбов).

А бывший учитель Розанов даже и на плохих учителей не ссылается. Как и его предшественник г-н Глумов, ВВ тоже "глуп был учиться": "Дальше начала книг не ходил…" Кто-нибудь слишком уж любознательный может спросить: а начало – это сколько? И ВВ с тем же детским простодушием поясняет: "Из Шопенгауэра (перевод Страхова) я прочел только первую половину первой  страницы". Он "не читал" Короленко, Мопассана, Успенского, Золя и т.д. А Щедрина "даже и не тянуло прочесть". Зато больше всего оплевывал  При этом ВВ не упускал случая обругать кого-нибудь из собратьев: "Все люди утруждены своим необразованием – один Г. находит в этом источник гордости и наслаждение…"

Да и зачем ВВ было учиться? Он знал, что пойдет в журналисты. А тут основное правило; согласно ВВ "ненавидь, проклинай, клевещи". Эту же мысль Геббельс несколько позднее определил следующим образом: "Врите больше, чему-нибудь да поверят". И это единственный категорический императив, известный половым.  Трудно не согласиться с г-ном Щербаковым: "Розанов удивительно современен". Ибо он изрек: "Свинство торжествует. Оскорбляющее свинство". Давно известно: собака никого не укусила – это читателей не привлечет, а вот щелкопёр никого не укусил… И ВВ, как взбесившаяся собака на чужой улице, не щадил ни своих ни чужих. "Да, я коварен – скромно признавался этот уже немолодой человек – и про друзей своих черт знает что говорю. Люблю эту черную измену, в которой блестят глаза демонов. Но ужасно неприятно, что моя квартирная хозяйка распространяет на лестнице сплетню, будто я живу с горничной…"

Как видим, убив всю жизнь на изучение Ветхого Закона, ВВ так и не заметил в нем золотого правила - не делай другому того, чего себе не желаешь. Хотя бы. О том, чтобы возлюбить ближнего – и речи нет. Нравственность ВВ находилась на уровне готтентота, который на знаменитый вопрос крохи: "Что такое хорошо и что такое плохо?" – дал не менее знаменитый ответ: "Когда у меня корову украдут – это плохо, а если я украду – это хорошо". ВВ мог бы  сказать с готтентотом: "Сочетание хитрости с дикостью (наивностью) мое отличительное свойство". Не то чтобы готтентот Розанов был" враждебен нравственности, а просто как-то в голову не приходило". Что воровать чужих коров нехорошо. Поскольку понимал нравственность не   по-добролюбовски.

 Разные были на свете сочинители. Были писатели бури и натиска, певцы полей и садов, сторонники чистого искусства… ВВ стал писателем помойного ведра. Но не по злобе. "Мой ум не имеет от природы склонности к порицанию", - считал Монтескье. Ум ВВ - тоже. Семью кормить надо было. "Едва напишешь что-нибудь насмешливое, злое, разрушающее, убивающее – как все люди жадно хватаются за книгу… Но с какою бы любовью от какого бы чистого сердца вы ни писали книгу или статью с положительным содержанием – это лежит мертво…" Помои нужны были ВВ исключительно для прокормления. "Мой идеал – тихое, благородное, чистое," – вздыхал ВВ, поливая окружающих помоями.  И таким бесхитростным способом ВВ загадил всю российскую словесность, словно трудный подросток родной подъезд. И тоже для  самовыражения. "Не понимаю, почему меня так ненавидят в литературе?" – искренне недоумевал сторонник тихой и благородной жизни. Хочется надеяться, что Мережковский, который с точки зрения ВВ "никогда не был умен", не имел в виду ВВ, когда писал книгу "Грядущий хам". Ибо как ни отрицай Дарвина, а внутривидовая борьба среди его ниспровергателей бывает чрезвычайно острой. Нельзя также не согласиться с Лабрюером: "Бедность – мать пороков". Как и с поэтом, сказавшим:

Жена и дети, друг, большое зло: От них все гнусное у нас произошло.

Да и сам ВВ тако рек: "Разве Чичиков обманывал бы, если бы не "обстоятельства?"  Был "беден" – и заторговал "мертвыми душами". Поскольку "только очень немногие негодяи считают себя негодяями". (Чернышевский).

ИСТОКИ

Настоящее бывает следствием прошедшего.

Карамзин

Тут неопытная  гимназисточка может удивиться: неужели нельзя было сослаться в оценке творчества Добролюбова и Писарева на кого-нибудь, заслуживающего большего доверия? Или Русь вовсе оскудела порядочными людьми? Порядочные-то люди есть. Но не в той России, которую потеряла КП. Просто половые чуть-чуть перехолопствовали и свергли всех по классовому признаку. Известно ведь: заставь полового богу молиться – он и лоб расшибет. И хорошо, если себе. И остался во всей стране один кладезь, кипяй водою благо.

Бердяев: "Я совершенно согласен с Чернышевским и очень почитаю его. Чернышевский свято прав и человечен в своей проповеди свободы человеческих чувств". (Ей-богу, люди делятся не столько на белых и красных, сколько на порядочных и остальных (Добролюбов). А любовь Бердяев называл прорывом в царство свободы. Говорить готтентотам из КП о свободе человеческих чувств так же бесполезно, как об особенностях китайских диалектов. Ну какая любовь может быть у человека, который только что слез с ветки или залез на следующую должность.

 В.Соловьев о Писареве: "Ясный, последовательный и замечательный писатель". Далекий от мира Блок считал, что от каждого произведения Добролюбова душа "захлестнется от нахлынувшей волны дум". Политический и литературный противник народников Достоевский поместил в своем журнале отклик на смерть Добролюбова: "честный борец за правду".

Верный слуга государев, генерал от кавалерии, член Военного Совета, начальник 12 армейского корпуса Н.Д. Новицкий писал в своих воспоминаниях о Добролюбове, с которым познакомился еще будучи поручиком: "…громадный ум и чувство самой гордой независимости…". Словом, все качества, которых не бывает у холуев. Он отмечал, что Добролюбов и Чернышевский жили «не столько внешней, сколько внутренней жизнью» и «ставили благо общественное важнейшей целью своего существования».

Мало того, сам Василий Васильевич признавался в час просветления: «И кого из нас… обратясь к лучшим годам своей жизни, не вспомнит, как за томом сочинений Добролюбова забывались и университетские лекции и вся мудрость, новая и ветхая, которая могла быть усвоена из старых и новых книг.», - поскольку начинал он жизненное поприще именно как сторонник Добролюбова.  Итак, «Комсомолка» в очередной раз оказалась в положении римских императоров, вынужденных со слезами на глазах набирать на военную службу полных подонков.

Конечно, он мог бы и всю жизнь оставаться сторонником Добролюбова, но уж больно это дело не выгодное. Если что и заработаешь, то только «имя славное народного заступника, чахотку и Сибирь».

Но откуда же берется наш доморощенный холуй, до такой степени самобытный, что само слово это затруднительно перевести на языки цивилизованных стран, «где граждане составляют большинство»? Писарев и Добролюбов объясняют и это: "Долговременное рабство и угнетение приучило народ к хитрости и обману до такой степени, что они вошли в самый его характер". А потому осуждать наших холопов с университетским образованием,  плоть от плоти нашего народа, "это все равно, что судить мусульманина за многоженство".

Но почему же надо всех обманывать? Да потому что "…система бесправия и грубого мелочного эгоизма, водворенная самодурством, прививается и тем, которые от него страдают, и они, если мало-мальски сохраняют в себе остатки энергии, стараются употребить ее на приобретение возможности жить самостоятельно и уже не разбирают при этом ни средств, ни прав". И поскольку труд такого рода – это проклятье, мечтой журналиста становится обломовщина. Но других половые учат, естественно, жить несколько иначе, нежели они сами. Они настропаляют молодых, зеленых, "жить не по лжи", как это делала КП, целуя автора данного высказывания в отпечаток скороходовской подошвы пониже спины, с которым его обычно изображали наши издания, прежде чем пришло высочайшее повеление начать его любить, и этот след начал, словно круг на палубе вертолетоносца, служить для более точного попадания. (В издательском доме КП, как и в любом доме терпимости, любят того, кого прикажут).  Требование Добролюбова "выработать убеждения для собственной жизни и жить не в разладе с этими убеждениями" осталось этим господам неизвестным или непосильным.  И Писарев зря ломал голову: «Позволительно ли вообще в жизни отступать от своих убеждений?»

Задолго до КП начал учить молодых жить не по лжи (а как прикажет барин) ВВ: "Кто есть кормилец твой, - кто прокормляет тебя, питает, - и после Бога и родителей есть "все  для тебя" – тому не лукаво отдай всю душу свою", растолковывает лукавый старикашка  начинающему щелкоперу особенности ремесла, поскольку тот, кто в приличной стране именуется работодателем, на святой Руси стал благодетелем. "Думай о пользе его – не о своей пользе, а – его, его, его … ежечасно, ежедневно, ежегодно, всегодно", - поет песнь холуйства ВВ, всегда думавший о своей, своей, своей выгоде. "Никогда, никогда, никогда не лги, в совести-то, в главном, " – требует у мальца ВВ, выучившийся-таки на старости лет писать слово "совесть", но лгавший всегда, всегда, всегда. Когда этот уже достаточно пожилой человек о честности высокой говорит, каким-то демоном внушаем (возможно, тем же, который подбивает его распространять сплетни про ближних своих), его впору главным редактором КП назначать. Нет-с, не тот нынче пошёл юродивый, очень даже не тот.

 Кстати, о ком из ниспровергателей Добролюбова нельзя сказать: "В жизни был невыразимый холуй?" Как выразился ВВ об одном из своих соратников. На Руси это скорее похвальное качество: человек сумел лучше приспособиться к окружающей среде и оставить потомство, ниспровергнув предварительно Дарвина. Надо думать, что именно это завещание потомству и дало основание одному из его нынешних почитателей причислить ВВ  к "тому культурнейшему слою, который определил собою духовный облик и русскую мысль блистательного начала 20 века".

ВАСИЛИЙ БЛАГОНАМЕРЕННЫЙ

Благонамеренность возрастает с годами. Добролюбов

Итак, к 1912 году ВВ настолько приспособился к окружающей среде, что сумел самыми праведными трудами сколотить, "35 тысяч (вместо 25 тысяч намеченных)". О чем  сообщил широкой общественности с большим ликованием, чем Архимед о своем открытии, ибо истинный половой не способен удержаться от двух вещей: от словесного  поноса и от желания поведать миру о своем благополучии. Когда ВВ заполучил свою долю красной икры на этом свете, его сознание поменялось так быстро, что сам  Маркс удивился бы тому, как может его определять бытие. Выбившись в аристократы, ВВ перестал употреблять слово "х/хобот/", заменив его более благородным словом "фалл", и стал опорой самодержавия. Вонючий разночинец, восхищавшийся "Песней о соколе", радовавшийся "успехам движения" и тому, что даже его дочки-приготовишки "против царя", начал возмущаться "бездушным исполнением  "Боже, царя храни!"

"Сказать ли, наконец, истину (которую едва сознают через сто лет), что общественная роль в политике начнется только с того момента, когда общество, сняв шапку, поклонится Государю…", - начал пророчествовать провидец, который не мог представить, что через сто лет Государя не будет. И вообще в цивилизованных странах общественная роль начиналась с того, что общество, сняв с Государя шапку, рубило ему голову. "Государь есть лучший человек в России", - не унимается представитель того культурнейшего слоя, который определил собою духовный облик и русскую мысль блистательного начала ХХ века». Кроме самого ВВ "так думали герои и святые". "Царская власть есть чудо", - усердствовал ВВ, поскольку одним из проявлений этого чуда может быть назначение министром.

Дарования ВВ остались непризнанными царизмом, хотя этот верноподданный не забывал даже в отхожем месте сделать вклад в борьбу с противниками самодержавия. Отсюда его верноподданные роптания на незаслуженно получаемые должности и пенсии: "Талант Чернышевского ободрали на лапти Обломову", - скорбит – разумеется, о себе, а не о Чернышевском – непризнанный самодержавием гений. В наши дни он получил бы должность министра с ходу, стоило ему предъявить следы насилия на лице и заметки в защиту самодержавия. Да и подготовка у него была неплохая: одолел половину первой страницы Шопенгауэра (перевод Страхова).

Как видим, вопрос "Тварь я дрожащая или права имею?" решается с присущим Розанову своеобразием: можно иметь права, оставаясь тварью дрожащей. К сожалению у лучшего в России человека оказались враги. Тут ВВ не допускает мягкотелости: "гг. из Женевы  и Парижа должны быть не просто гонимы, а истребляемы, ибо они истребляют весь смысл, которым живет народ". (А народ живет только для того, чтобы кормить ВВ, да и то если позволят жить). "Кто бережет лопух, который заглушает сад…" – тот ВВ не друг.

Начал ВВ защищать и правительство, которое, как понял "вонючий разночинец", всего лишь орган таких обывателей, как он, (Правда, не в розановском смысле), которое "одно только не подло и не пропито в России", поскольку, как показывает опыт царствующих алкоголиков, пропить самих себя все же не так просто. От посягательств Государственной Думы, которые он назвал "бодливостью безрогих коров". Любопытно, что при этом и сам ВВ чувствовал себя коровой, ибо каждый верноподданный должен чувствовать себя коровой. С рогами, естественно. "…Бежать бы как зарезанная корова, схватившись за голову, и реветь, реветь, о себе реветь, а конечно не о том, что правительство плохо…" (Чувствуя себя коровой, ВВ считал, что ругать правительство – удел ослов).

Скажите, какое чувствительное сердце не будет растрогано до самых глубин зрелищем схватившейся всем четырьмя копытами за голову коровы, которая  в обычном, незарезанном состоянии этого не делает, да еще при этом ухитряющейся бежать? Образ коровы, кстати, проходит через все творчество ВВ, оставляя после себя такие же следы на лугах изящной словесности.

А за что же, спрашивается, ругали правительство? Да за то, что не способно управлять народным хозяйством так, чтобы народишко не слишком голодал, ибо процветание Розанова не совпало с процветанием России. "А на улице ветер – ведет подстрекательские беседы А. Блок – проститутки мерзнут, люди голодают… в России жить трудно, холодно, мерзко". В отличие от современных писак ВВ не стал отрицать наличие голода и проституток в России, а перешел в наступление и тут же дал полный отлуп Блоку: "Какую же из замерзающих проституток согрел Ал. Блок, или хоть позвал к вечернему чаю…?" Вот это по-нашенски: ты заметил, ты и согревай. А потом тебя еще будут ругать, что плохо согрел. Упрек Блоку обоснован – действительно не согрел. А вот ВВ согрел. И даже рубль на прощанье под подушку положил. За услуги.

Не лишне отметить, что даже Василий Приспособленный не до такой степени потерял совесть, чтобы читать Блоку лекцию о «блестящем начале ХХ века». Этого блистания вообще никто из современников не заметил. Возможно, потому что большое видится на расстоянии. И блестящее тоже. Зато его заметили внуки проституток, стучавших зубами на Невском. Продолжая семейное дело, они восславили начало века и прокляли его конец, ещё более ужасный, чем он представлялся ребятам из числа хлыстов. А их правнуки в свою очередь будут славить этот проклятый конец, указывая на стремительный рост числа миллионеров и миллиардеров как главный признак процветания.

 Попользовавшись услугами продажных женщин,  ВВ, как обычно, отплатил им не только рублем, но и черной неблагодарностью. Он потребовал устранить не условия, вынуждающие женщин торговать собой, те самые, которые искалечили психику ВВ до такой степени, что он сумел к ним приспособиться, а самих продажных женщин. Чтоб не наводили пользователей на греховные мысли о несовершенстве существующего строя. Явно не без участия жены, связь с которой у него была даже сильнее, чем связь пола с богом, великий праведник предложил приравнять эти сосуды греха к подделке дензнаков. За то, что сбивают цены на порядочных женщин и подрывают устои законного брака, которые сам ВВ подрывал все сознательную жизнь. А за подделку государственных денежных знаков, между прочим, полагалась каторга.

 Решив вопрос очистки общества от скверны с присущей ему детской простотой, которая, как уверяют знающие люди, значительно хуже воровства, ВВ покинул улицы северной столицы, где как выразился несколько позднее  другой ВВ, Маяковский,  "только б… с хулиганом да сифилис", и отправился на пароходе по Волге. Не успел человек расслабиться, предаться воспоминаниям детства и начать сетовать на нехватку книг о Волге на пароходе (которые он, естественно, брал читать бесплатно), как увидел голод в Казанской губернии и холеру на Нижней Волге, а купеческая дочь, бросившая семью ради проповеди Слова Божьего среди рабочих, сообщила ему что "народ страшно озлоблен". Что поделать, если при одинаковости душевных качеств у народа одни имеют право есть, а другие нет. 

"С детства мне было страшно врождено сострадание", страшно врет ВВ. И тоже с детства. (Некоторым людям вообще можно верить только  тогда, когда деваться больше некуда). Поэтому в стан погибающих, чтобы облагодетельствовать хоть одного голодного хоть одним нетрудовым рублем ВВ не поспешил. Великого человеколюбца никогда нельзя было упрекнуть в том, что спешил навстречу как подвигам веры, так и гражданским. Он рванул в противоположном направлении, поскольку предпочитал пребывать в таком стане, где от любви не умирают, а рождаются. И начал борьбу не с голодом, а с теми, кто борется с голодом. Как видим, Василий Сытый и Василий Голодный были настолько разными людьми, что еще не известно, признали бы они друг друга одним народом, как того возжелала КП.

Титан мысли взглянул окрест, и душа его уязвлена стала. Он заголосил, словно одержимый бесом: литература "заражена отрицанием", "душа погибает", а стало быть, неча печь пироги и тачать сапоги, которые были так необходимы Василию Босому, "нечего думать о школах и даже о лечении больных, кормлении голодных". Этот же клич прежде всего спасать душу мы слышим и сейчас. Даже если ее придется вынуть из тела. Разумеется, из всякого правила имеются исключения: свою жену великий человек в это время лечил у профессоров в лучших больницах и возил для лечения за границу. Как видим, Василий Васильевич, написавший книгу «О понимании», достаточно быстро созрел до уровня жеребца на стойле и полного непонимания ближнего своего. Причём сумел достичь в этой области не просто больших успехов, а крайних пределов непонимания. Только книгу «О непонимании» сочинять не стал.

Более того, согласно учению ВВ, чем меньше правительство заботится о прокормлении народа, тем лучше для правительства. Наполеон ошибочно думал, что единственное восстание, которого надо опасаться это восстание голодного желудка. ВВ разрушил данное заблуждение: "Революции происходят не тогда, когда народу тяжело. Тогда он молится. А когда он "приходит в облегчение". В "облегчении" он превращается из человека в свинью", – вещает пришедший в облегчении ВВ. И великий просветитель противопоставляет волнующимся на казенной стипендии студентам крестьян, умиравших с голоду "где-то в Вятке" и  просивших у властей не хлеба, а заказать молебен, пока ВВ заказывает осетринку. (Для ВВ признаком отшибности была Вятка, как для Платона – Атлантида, которую он утопил, словно Герасим Муму. Кто хочет проверить – пусть  ныряет). Ну словно КП читаешь, которую одно время одолевали сомнения: выдержим ли испытание сытостью? Выдержали. Слава богу, долго мучиться не пришлось.

Как показывает пример Василия Васильевича, время низких доходов – это одновременно и время низменных страстей. Но, к сожалению, и высокие заработки не всегда улучшают нравы. Из чего и сложилось мнение, что нищие благороднее богачей.

 Как обычно, пример самого ВВ свидетельствует об обратном: в свинью от сытости он превратился, но революций устраивать не стал. Сберкнижка до такой степени примирила ВВ с окружающей мерзостью, что он сам стал частью этой мерзости. И опять Розанов удивительно современен: нынешние власть имущие также ничего не могут предложить потихоньку вымирающему народу кроме молебнов.

Но как быть, если народишко голодает, озлоблен, но вымирать без остатка не желает? ВВ дает ответ и тут, причем, как восторгается г-н Щербаков, Розанов "настолько индивидуален, что, сообразуясь с общечеловеческими идеалами, во многом выстраданными тысячелетней русской историей, искал пути нравственного и духовного оздоровления всего нашего общества, а не только какой-нибудь его сословной части". И он нашел этот путь: голодающим следует" не совокупляться  более одного раза в неделю, оставляя запас на "черный день". Тогда будешь нежен к людям, привязчив, памятлив, милосерд, словоохотлив, делоохотлив, труженик без усталости, работа будет не тяжела, скорбь не будет переходить в отчаяние", - словоохотливо объясняет голодающим ВВ,  уже подзабывший, хотелось ли ему вообще совокупляться, когда питался не очень хорошо. Почему он это говорит, знает только мусульманский бог Аллах, покровитель многоженства.

 Как обычно, ВВ выдает за образец себя. Не может человек больше одного раза в неделю. Ну не получилось! Сами понимаете – мыслитель. А эти бабы в гроб человека готовы загнать своей  ненасытностью. Образ Лушки Нагульновой, тянущей мужа от мировой революции к тихим семейным  радостям постели вечен.

Не будем оспаривать право строчкогонов ничего не знать -  это было бы покушение на свободу печати – тем более что г-н.Вирабов  в отличие от прочих едущих всю жизнь на одной цитате осилил две, но все же самое полезное из наставлений ВВ нетерпеливому петербургскому юноше упущено. Даже негру преклонных годов будет полезно знать, что советовал прораб полового переворота молодежи обоего пола, чтобы уберечь общество от потрясений, которые могли бы неблагоприятно отразиться на благополучии ВВ. Вот что говориться в одном из самых душеспасительных сочинений великого человека, которого лукавый уже осетил своими гнусными мрежами: "Представим себе наш бал. Движение, разговоры, "новости" и "политика". Роскошь всего … Анфилада зал с белыми колоннами и сценами … И вот кто-нибудь из гостей … отходит в боковую комнату: и, увидя на столе миску с прохладной водой… вынув несколько возбужденную и волнующуюся часть – погрузил в холодную чистую воду… "пока – остынет"… И ушел. Вся разогревшаяся, впорхнула сюда же женщина… Увидев эту же миску, она … повторит то, что сделал мужчина… И, наконец, все это сделали, убежденные, что ни один глаз их не видел".

Люди стесняются, поскольку не читали КП и не знают, что в подобных невинных забавах ничего предосудительного нет.  Более того, данное невинное упражнение обеспечит вам надежное спасение от пекла на том свете и от заразы большевизма на этом. Если при этом добавить в миску холодной воды, то люди получат еще и закалку, а если кипятка – то прекрасный образец тюремно-казарменной шутки.

 Только зря они думали, будто их никто не видит, прикрывали дверь, а дамы даже запирали ее на крючок: "Из темного места видел все здесь происшедшее еврей…" (В нашем случае – г-н Вирабов). В оправдание Василия Васильевича можно сказать, что этим ребятам евреи  чудятся всюду. Некоторые даже доходят до того, что, использовав унитаз по прямому назначению, непременно добавляют: «Получи, жидовская морда!» Само собой разумеется, "у него разгорелись глаза" и, вы ни за что не поверите, этот странный человек "стал творить над освященной без опущения креста водой молитвы". Разумеется, это были молитвы не о том, чтобы у голодающих в Вятке появился хлеб насущный, а "чтобы в этом месте ничего не засорялось у человека, не помутнялось и не слабело". Хотя бы даже в другом месте у человека помутилось до отказа. Ибо душевные качества у угнетателей и угнетенных одинаковые, а молитвы разные. Сам того не подозревая, ВВ дословно повторяет Энгельса: сущность молитвы в признании глубокого своего бессилия.

Это, кстати, та самая молитва, которая ныне у КП звучит следующим образом: "Чтоб … стоял и деньги были". Вместо многоточия появляются слова "хлеб", "рубль" и т.п. Но, по всей видимости, все же имеется в виду то место, которое богословы из КП заботливо обвели кружочком у правящего четверкой коней всадника на изображении сторублевки еще до того, как она появилась в обращении, поскольку иначе нормальный человек просто не заметил бы, о чем идет речь.

Наверное, по той же причине эти господа так любят печатать все виды объявлений о способах лечения половых хворей, которыми сами благоразумно не пользуются.

 Но балы – это удовольствие дорогое, не всем доступное. ВВ сумел уберечь от крамолы и прочие разряды населения. Для этого наш прораб перестройки богословия предложил отдавать дев замуж в четырнадцать лет, а отроков в шестнадцать. "Чтоб не испортилось воображение". Как это произошло с самим ревнителем православия. А если не захотят – не выдавать бумажку об окончании гимназии. Которую ВВ незадолго до этого закрыл, поскольку "гимназии и университеты – насмешка над Россией". За что тут же получил от г.Щербакова звание "поборника русской культуры". Школы учат людей думать, а верноподданому данное качество вредно. Как видим, г-н Щербаков прав: у ВВ действительно были своеобразные "дидактические требования к искусству воспитания личности человека…", а не какое-нибудь современное суемудрие.  А если бы еще удалось собрать все книги да сжечь – это было бы просто прекрасно.

Причем обязанность выдавать дев замуж ВВ возложил на священника. Наши писаки вообще обожают возлагать на окружающих дополнительные обязанности, не сопровождаемые увеличением жалования. Сам же ВВ не смог выдать замуж в четырнадцать лет даже своих дочерей. Мало того, что ВВ послал дочерей измываться над Россией в лучшие учебные заведения, где, как не без самодовольства поведал населению ВВ, одна плата за обучение составляет две тысячи в год (щелкоперы вообще редко могут удержаться от признания, что их-то дочери не в доярки пошли), так он еще нарушил "закон и устав", которые проповедовал другим.

Дело в том, что одно из любимейших у ВВ мест Ветхого Завета, гласит: "Пусть дочери молят бога, а мы привели им самцов со здоровыми ядрами по закону и уставу". ВВ не привел дочерям мужиков со здоровыми ядрами по закону и уставу. Хотя и придерживался всю жизнь заповеди "ядра есть – ума не надо", почему и оказался в положении, когда «ядра» есть, а пороха нет. (К слову сказать, если Дон-Кихот свихнулся, читая рыцарские романы, то с ВВ то же самое произошло от чтения Ветхого Завета, в котором еще не такая порнуха встречается.).

 Но и это не все. Две его дочери, в том числе Танечка, которая не замужем, но "чиста, как ангел небесный", у нее воображение почему-то не испортилось, заявляют папе, что собираются не замуж, а в монастырь. Чужим дочерям ВВ в таких случаях говорил "дура", "хлыстовка", "живая богородица" и т.п. Но каждый половой имеет две мерки: одну для общего пользования, а другую для домашнего применения. Поэтому ВВ задохнулся от восторга: "Святые!". Вместо того, чтобы "вспрыснуть дочек по-старому", как он советовал делать в затруднительных случаях другим. И не абы как, а "больно-больно".

"Верочка совершит подвиг", - взвыл от восхищения хлыстовствующей дочкой любящий папа, из чресел которого вышел очередной "всемирный глагол всемирной общественности": "Всякий, оплодотворяющий девушку, совершает то, что нужно". "В замужестве… она не сохранит своей благородной личности". (А так сумеет стать "живой богородицей"). "И первый раз в жизни почувствовал, что будут духовные внуки…" Более того, когда  лихорадка размножения у провидца с возрастом поутихла, он допер, наконец, что мир и так сильно перенаселен, и что путь Розанова, "по которому идет стадо и идет потому, что оно стадо", - удел серости ползучей. А потому "если она определенного влечения к замужеству не имеет – и не надо", оставил ВВ стремление выйти замуж студенточке журфака на седьмом месяце беременности перед распределением в захолустный горчичник.

"Педагогическая мудрость чеканно выразилась в розановском своеобразном, я бы сказал, философско-художественном стиле, далеком от скучной пвсевдонаукообразности, одолевающей нас теперь", - стонет от казенного восторга поклонник на казённом жаловании. (Иногда создается впечатление, что книгопечатанье изобретено исключительно для того, чтобы некоторые господа могли запечатлеть в веках свое холуйство).

Но между прочим, надо отметить, что пример самого ВВ, на который он ссылается в подтверждение правоты своих слов, свидетельствует об обратном: порол-порол его сожитель его матери семинарист-нигилист, "народник-базаровец", г-н Воскресенский, а врать и курить не отучил.

ВВ ПРОДОЛЖАЕТ ЛИНИЮ ПЛАТОНА В ФИЛОСОФИИ

Мы давно уже ожидаем, что ты  упомянешь о деторождении - о том, как будут рожать детей, а, родив, - воспитывать - и вообще об этой, как ты говоришь, общности жен и детей.                             Платон,  "Государство"

 Но как же быть с теми женщинами, которых не удалось выдать замуж ни священнику, ни охранке? И тут ВВ находит выход, свидетельствующий о его необыкновенных законотворческих способностях. Прав г-н Щербаков: "Такого как у Розанова вы нигде больше не прочтете". "Я счел бы себя счастливейшим из смертных, - воскликнул однажды Монтескьё - если бы мог излечить людей от свойственных им предрассудков". Примерно то же самое мог бы сказать о себе и наш консерватор, который подчас мыслил весьма революционно. "Как-то мелькнуло в уме, что в часть вечера, между 7 – 9 (и только), все свободные выходят и садятся на деревянные лавочки, каждая перед своим домом, скромно одетые, держа каждая цветок в руке. Глаза  их должны быть скромно опущены книзу…". Каждый желающий может подойти к любой и взять ее на ночь: "И становится в этот вечер женой его. Для этого должны быть назначены определенные дни в неделе…".

Напомним, что ВВ считал общественные читальни явлением безнравственным. Взять там книгу – это разврат. А вот взять заведующую этой читальней – для более близкого ознакомления – на ночь – это нравственно и богоугодно, а главное бесплатно. Богоугодным с точки зрения нашего святого является вообще все, что позволяет ему сократить расходы, связанные с его половыми поползновениями. При этом ВВ можно считать первым борцом за права потребителей, поскольку принявшая за ночь двоих изгоняется из почтенного сообщества. (Некоторые за свой рубль хотят получить как можно больше). Хотя самому ВВ дозволялось, естественно, обслуживать двух и более клиентов сразу. Таким образом "душа продажной любви выберется из-под мусора", станет "неразвратной". Как выбраться из-под мусора душе продажной журналистики не сумел додуматься даже ВВ. При этом спроси великого человека, почему надо ограничивать население определенными днями и  часами -  он и сам не скажет. Наверное, по той же причине, по которой  кукурузу на Новой Земле сеяли – кольнуло.

 Просто жаль, что ребятам из КП не хватило времени (даже в голове не укладывается, что в столь почтенном издании кому-то может не хватить ума), чтобы ознакомиться с  творениями ВВ. (Впрочем, чем более последователь верный, тем он менее начитанный). Иначе бы они знали, что обобществления женщин, над которым они хихикают, требовали не Писарев с Добролюбовым и не Бакунин с Кропоткиным (им сама мысль об этом показалась бы дикой), а В.В. Розанов. За двадцать лет до создания Комсомола и "Комсомолки" он поставил вопрос ребром: смеет ли комсомолка отказать комсомольцу, когда он делает ей гнусное предложение? Особенно если этот комсомолец – завотделом комсомольской нравственности. Слишком великий, чтобы быть умным, ВВ предложил ввести  новый налог: "…государство и общество должны бы любовно и согласно … рассмотреть вопрос: как удовлетворить половую нужду этого вынужденно-бродячего населения? И поставив этот вопрос, конечно, чиновники и мудрецы должны бы передать его … всему женскому скопищу… Теперь это разрешалось в ужасный промысел…. Но чем эти девушки хуже других, что на них одних это пало? Несомненно, это должно быть совершенно переработано – и именно в смысле более правильного и равномерного распределения полового налога. С полным падением всех суеверий против деторождения и совокупления, брезжится, что это разрешилось бы в свободную преданность этому всех незамужних и зрелых женщин, "- скулит наш половой бомж, как собака на чужой улице. К этому времени он соглашался признавать из всех разновидностей нужды только половую.

Ничего нового. У жителей Крита в незапамятные времена был обычай посылать девушек перед тем, как их выдадут замуж в определённые дни на берег моря, чтобы они добыли себе денег на приданное и, принеся эту жертву Венере, в дальнейшем хранили целомудрие.

И вот такие "мощные светоносные лучи поэтических откровений, как и литературно-философские прозрения, оказались искусно и прочно забетонированными на семь десятилетий" в спецхранах, - совершенно справедливо негодует г-н Щербаков. Как известно, работа борзописца, как  и дом терпимости, бывает высшего разряда: ненавязчиво, с помощью намеков, прозрачных, словно рубашечка юной журналистки, вызвать почин снизу. Чтобы женщины сами воскликнули: "Хотим удовлетворять половую нужду ВВ!!!" И общественные перевороты предотвратить можно. А потом с невинными глазами удивляться: "Мы показываем вам, какие вы, а не какие мы".  Двадцать лет воспитывал страну неподражаемый Розанов, а потом еще 70 – КП. Теперь удивляемся, откуда такое одичание.

Не совсем понятно, распространяется ли этот налог на дворянство и купечество, которое между прочим, один народ, но на четырех дочерей ВВ это точно не распространилось. С другой стороны, трудно представить себе Наташу Ростову, удовлетворяющую половую нужду ВВ после того, как она удовлетворила половую нужду Ваньки Каина. Она скорее под поезд легла бы, словно Анна Каренина, чем под ВВ. А Анной Карениной ВВ удалось бы попользоваться только после того, как ее вытащили из-под поезда. В философском смысле ВВ является продолжателем линии Платона в любомудрии, который считал, что "все жены этих мужей должны быть общими, и пусть родители не знают своих детей, а дети - родителей". Мало ему, что в роддомах постоянно путают!

К сожалению, мысль о том, что государство и общество должны любовно и согласно рассмотреть вопрос о том, как устранить условия, толкающие женщин на "этот ужасный промысел", так и не мелькнула в том, что ВВ называл своим умом. "Но ты скажешь, что это еще пустяки, когда увидишь дальнейшее" (Платон, "Государство"). Как быть (и с кем), если введение нового налога затянется? ВВ не теряется и тут: "Вали первую встречную", - дает убеленный сединами наставник совет нетерпеливому петербургскому юноше, занятому варкой варения на зиму, едва успев получить дарованную высочайшим манифестом свободу, которую он ту же начал путать со вседозволенностью, и едва успев обругать церковь за то, что рассматривает брак просто как случку, только пожизненную, ибо по числу нестандартных решений превосходил Василия Ивановича, Никиту Сергеевича и Бориса Николаевича вместе взятых. Постепеновец стал нетерпеливцем. Его можно понять – пятьдесят лет все-таки, возраст почтенный. Чего не скажешь о его обладателе. Пособие «Как валить первую встречную?» готовится в издании в Издательском доме КП.

Как видим, ВВ вернулся в прошлое, занесенное песком и щебнем разрушенных цивилизаций, достаточно далеко - в те первозданные времена, когда  шевалье мог продолжить свой род, только изнасиловав мадам. Учитывая состояние здоровья соискателя, можно смело  предположить, что возможностей стать отцом в каменной пещере у него было бы еще меньше, чем в Северной  Столице.

Василий Васильевич даже попытался лично провести свои предначертания в жизнь: спросил  у девы, что она с ним сделает, если он "с голоду" возьмет у  нее то, что, с его точки зрения, ей совершенно не нужно. "Засужу", - твердо ответствовала дева. А поскольку провидец не очень сильно рвался попасть в Сибирь за свои убеждения, он и вынужден был послать молодых валить сначала первую встречную, а потом лес в тайге. А уж сам он сзади пристроится. Не рвался человек в первопроходцы. Ну не получилось! ВВ даже обосновал данное мероприятие: "Есть виды работ, где нет ни господина, ни раба, а все делают дело". Как на воскреснике.

Приходится только сожалеть, что узколобое царское правительство не позволило проводить в жизнь и это предначертание великого государственного человека, хотя оно позволяло переключить пыл нетерпеливых петербуржцев и валить первую встречную, а не фонарные столбы для баррикад на Красной Пресне.

Справедливости ради всё же отметим, что точно так же вели боевые действия римляне. В их легионах в первых рядах шли молодые, полные сил воины, которые и начинали сражение. А старые опытные бойцы, у которых силёнок было поменьше, довершали его заслуженной победой.

 К сожалению, ВВ и тут был не первый. Задолго до него, до Егора Тимурыча Гайдара и до Прудона неистовый маркиз де Сад воскликнул: "Собственность – это кража". Имея в виду собственность на женщин. Маркиз и мысли не допускал, что женщина может жить в обществе и быть свободной от него. Он потребовал законодательно обязать женщин удовлетворять свою «половую нужду" под угрозой наказания, придавая своей телесной хилости, не позволявшей ему в одиночку, без государственной поддержки сирым и убогим (но не в имущественном отношении),  совладать даже с монашкой после великого поста, государственное значение, при котором полиция волочет в холодную не насильника, а его жертву. Потому что за без малого 200 лет до «Комсомолки» понял, что общественные потрясения имеют основой излишнее половое возбуждение самцов. За подобные вольнолюбивые мысли маркиз загремел сначала в Бастилию, а потом в сумасшедший дом. У нас бы он давно уже был редактором КП. Кстати, странно, что КП еще не взяла его под защиту с воплем: "Как они посмели мешать маркизу извращаться так, как он хочет!!!" И молодым приходится учить уроки истории по Добролюбову:" … нелепы и бессовестны всякого рода принудительные меры относительно женского сердца". Сами посудите, может ли эта часть женского тела что-то вызвать у наших половых?

Заметим для полноты описания, что в 1918 году в Петрограде появилось изданьице, выпущенное последователями ВВ, в котором всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж, объявлялась государственной собственностью, которой было предписано зарегистрироваться под страхом наказания в «бюро свободной любви».

В любом случае мы требуем ввести преподавание творений Василия Васильевича в школьную программу в качестве замены большевизированного обществоведения и литературы, поскольку после знакомства с этим выдающимися произведениями никакого полового воспитания уже не понадобится. И правового тоже.

                                    

                                              ВАСИЛИЙ СВОБОДНЫЙ

Эта порода ретива узнавать про чужую жизнь и ленива исправлять свою.

Св. Августин.

Разумеется, великий человек заметил возникновение мятежей от сытости не для того, чтобы начать умерщвлять собственную плоть. Она у него наоборот взыграла, поскольку многие пастыри наши издревле любят сребро и злато и украшение келейное, к подвластным зверообразны являются и сами в веселых домах и гостят и обнощевают, упивающися и объядающися, бесом вожделенным пьянством с женами пирующе… Не составлял исключения и ВВ. Попав в «царство осуществленной свободы», он переместился в театре жизни из последних рядов  (Оторван был половой мученик от гущи событий, словно Чернышевский в Вилюйске!), откуда "из-за непомерной дороговизны билетов" вынужден был созерцать выступление заморской плясуньи, в первые. Кто был ничем, тот стал всем. Ибо когда речь идет не о подвигах в животноводстве, люди этой породы предпочитают быть в первых рядах. Для этого ему пришлось продраться "сквозь бившуюся у кассы толпу" "плосковатых лиц", потомков монгольского нашествия. Бились они, естественно, не за то, чтобы сдать деньги побыстрее в помощь голодающим Поволжья.

Справедливости ради отметим, что, хотя ВВ и посетил выступления "два раза кряду", ему так и не удалось подобраться к приличной женщине ближе третьего ряда. Но и отсюда ему удалось разглядеть, что плясунья отрешилась от такого предрассудка, как нижнее белье, в чем раньше он не мог удостовериться, поскольку был подслеповат не только в политическом отношении. Плясунья была настолько скудно одета, что даже прижимистый ВВ не удержался, чтобы не помочь ей своим нетрудовым серебреником, причем даже не одним, а семью (треть месячного заработка служащего), и сразу же присвоил выступлению название "пляски невинности". Хотя обычно их именуют пляски плодородия.

Впершись в первые ряды, ВВ описывал увиденное для тех, кто продраться не смог, с добросовестностью, которую не каждый лазутчик проявляет при описании состояния войск противника. Прежде всего, ВВ отметил, что "вовсе не виделось тех дряхлых старичков с брюшком и отвисшей нижней губой, каких видишь на зрелищах с ожидающимся "обнажением". Кроме самого ВВ, естественно. В давке затоптали, наверное.

ВВ добросовестно доложил в Центр, что у плясуньи "лицо некрасивое", а ноги и совсем нехороши" – "узловатые, худые". (С такими ногами только в КП путь). Только в отличие от журналистки из КП она "не скрыла некрасивости своих ног", поскольку умела заработать на их некрасивости больше, чем другие на красивости. ВВ пришел в восторг от того, что "может увидеть не только всю полную грудь ее, в полном очерке, но и темнеющий сквозь ткань сосок". Ибо при полном отсутствии, словно продовольствия у голодающих в Вятке, нижнего белья плясунья одевала еще и прозрачный "хитон, давая видеть всю красоту вообще".  Даже наш извращенный старикашка удивлялся извращенности положений тела плясуньи.

На примере Василия Васильевича ясно виден прогресс человечества: теперь человеку нет необходимости покупать неимоверно дорогие билеты, поскольку темнеющий сквозь ткань сосок можно увидеть на улице совершенно бесплатно.

Вообще говоря, Святое Писание требует вырвать глаз, если он соблазняет. Причем не ближнему, а себе. Василий Богослов готов был вооружить этот глаз подзорной трубой, чтобы лучше был виден соблазн. Увы! Человек этой породы способен вырвать себе глаз только для того, чтобы не видеть, чего не хочет видеть начальство.

При виде ВВ и лампы, изображавшей Солнце, плясунья приходит в такой восторг, "что начинает скакать навстречу лучам, … вскидывая высоко ноги, точно и ими хочет захватить луч в самое существо свое…", словно журналистка указание главного редактора. "И бедра, очень красивые, обнажались во всю полноту свою почти до крупа". Еще большее впечатление произвело данное событие на самого ВВ. Он, правда, не воскликнул вслед за Суворовым: "Господа офицеры, какой восторг!" Тем более что Александр Васильевич сказал это по другому поводу. И не начал скакать, но зато у него случилось очередное литературно-философское прозрение, которое трудно отличить от литературно-философского затемнения. Он счел свержение одежды равноапостольным свержению "к чертовой матери всех этих Чернышевских и Добролюбовых".

Наш консерватор начал мыслить весьма революционно, открывая эпоху безопасного секса и безопасных революций: "… того, что можно назвать великой революцией, движущейся от Китая до Пиренеев…," – восторгался ВВ, революцией мобилизованный и призванный. Той самой революцией, которая может «мертвых сражаться поднять», не говоря уже про все остальное. (Как учит КП, "свобода приходит нагая", поскольку с населения последние портки сняли). Столь сильное впечатление, произведенное на ВВ, можно понять: дело происходило в те давнопрошедшие времена, когда женщина была скрыта от нескромных взоров корсетами и платьями до полу. Которые, правда, приносили ту пользу обществу, что позволяли развить воображение. Хотя, как показывает печальный пример ВВ, не всегда в нужном направлении.

ВАСИЛИЙ МНОГОЛИКИЙ

Таков Розанов. Весь сотканный из противоречий

А.Гулыга, профессор                   философии МГУ.

Когда Чернышевский с Добролюбовым были свергнуты бедрами, не сумев устоять против этого нового оружия в идейной борьбе, нищета все равно осталась. Против этого врага бедра оказались бессильны, как и правительство. Хотя, казалось бы, все возможное уже сделано: люди молятся, не совокупляются более одного раза, а все не удается обеспечить сапогами всех босяков. В этом случае остается последнее средство – будить обывателя. (Обывателю вообще лучше спать одетым, словно нашим воинам на китайской границе в 1970 году, с "Калашниковым" под рукой, чтобы быть, как юному ленинцу "Всегда готовым"). И направлять его озлобленность на борьбу. Только не за переходящее Красное Знамя, а с  жидами.

Естественно, что ВВ опять визжал громче всех, поддерживая правительство. Там, где современные половые углядели процветание, ВВ видел страну, "обглоданную жидами". "Жиды сами виноваты", - проповедовал ВВ, глядя, как подонки общества (которых частенько трудно отличить от сливок оного) забивают гвозди в головы жидам. В том числе и тому, который бесплатно лечил детей ВВ, а на прощанье рубль под подушку положил на лекарства. Впрочем, ВВ никогда нельзя было упрекнуть в излишней благодарности. К тому же жидов ВВ ненавидел за то, что они получают на каждый вложенный рубль полтинник прибыли. Этот злосчастный полтинник произвел на ВВ такое сильное впечатление, что он данное предложение аж с двумя восклицательными знаками закончил, чего не делал даже при созерцании бедер плясуньи. Из-за этого полтинника – а великий человек был кого угодно убить за гораздо меньшую сумму – ВВ негодовал: жиды "высасывают" Россию, словно паук муху, а она в муках, умирая, "убивает непроизвольно некоторое их количество". Самооборона, короче говоря. Чуть ли не дубина народного гнева. Причем кровью оказывается замазанной вся Россия. И, что особенно впечатляет, убивает "непроизвольно", словно ребенок пеленку пачкает. Или щелкопер бумагу.

Но самое главное, в жидах ВВ видел опасных соперников в борьбе за место под солнцем: "…мысль их и надежда – возложить ярмо всей тяжелой, черной работы на других, … а себе взять только чистую, необременительную работу – распоряжаться, господствовать". А распоряжаться и господствовать, переложив грязную работу на других, ВВ предпочитал сам. Как и нынешние господа из КП, которые тоже не прочь сказать вместе с г.Обломовым: "Я никогда черной работой не занимался". Что лишний раз доказывает правоту в очередной раз ниспровергнутого Дарвина: внутривидовая борьба – самая зверская.

 Все-таки, что ни говори, чудаки эти половые из КП, успевающие выполнить приказ начальства раньше, чем подумать. Ведь если современные последователи ВВ начнут бить жидов и прочих инородцев, то от самой КП, где подобралась весьма разнообразная в этнографическом отношении публика, один терновый венец останется, надетый на большевистские госзнаки.

Отметим любопытства ради, что примерно об эту пору  ВВ наряду с воспеванием черносотенства начинает бешено восторгаться обычным российским городовым, на котором, как оказалось, держится не только  общественный строй, но и всё мироздание в целом. С чего бы это? А объяснение, между прочим, простое: черносотенцы превзошли сами себя и взятые на себя повышенные обязательства --  расходились до такой степени, что, проявив самостоятельность,  стали убивать не только жидов, как распорядился Василий Жидоборец, но и всех тех, кого можно было бы причислить к противникам самодержавия по внешнему виду, как-то: волнующихся на казённой стипендии студентов и прочих. Как и ВВ, они ненавидели всех, кто мог бы быть умнее их, причём определи это качество с подкупающей простотой – по наличию очков на носу, форма которого уже не принималась во внимание. Да и возможности нарваться на отпор в случае очкариков всё же поменьше, что для погромщиков всегда было немаловажно, поскольку народ туда подбирался в основном трусоватый, как и сам Василий Погромщик: хоть и нападал только при соотношении сил двадцать на одного, а всё равно побаивался. Отсюда такая признательность ВВ к защитнику целостности его очков. Целостность мировоззрения ВВ не удалось отстоять даже охранному отделению.

А поскольку ВВ и в очках-то постоянно вляпывался во что-нибудь неприятное, то без очков он перемещаться в пространстве и вовсе был неспособен без опасения навсегда переместиться в Царствие Небесное из-под колёс извозчика или конки. Таким образом, положение стало безвыходным: уже Василичем поведённые в битвы, ещё не зная его по портретам, черносотенцы в порыве праведного гнева могли запросто сделать своего вдохновителя мучеником, попортив его портрет до такой степени, что жена родная не смогла бы опознать.  Между прочим, умереть из-за случайной ошибки ещё неприятнее, чем из-за неё родиться. Возможность предстать перед Всевышним раньше времени да ещё с очками не на носу, а  внутри  совершенно не привлекала нашего праведника, зачисленного в мученики г. Щербаковым, словно дед Щукарь в колхоз – не совсем добровольно. Когда гибель оказалась у ВВ перед носом вне зависимости от того, есть ли на нём очки или нет, сторонник управляемой пугачёвщины почувствовал себя в этой желанной железной буре весьма неуютно и опять взалкал твердой руки.

Из чего следует: нельзя забывать – сеющий ветер пожнет бурю.

МЫ ПАХАЛИ

В России ничего нельзя сделать без

                                                                                Государя, без веры в него.

Розанов.

Хуже жидов для ВВ была только Государственная Дума, вечно недовольная действиями правительства, которое было всего лишь органом ВВ, вызывавшим насмешки своей слабосильностью. Тем более что заседали там "жеребцы", "словно их туда Екатерина назначила". (ВВ терпеть не мог, когда другие применяли его способ оценки способностей человека). Дело кончилось тем, что царь-батюшка, не выдержав постоянного неповиновения и во исполнение пророчества провидца ВВ решил оную распустить. И провидец тут же принялся объяснять этим жеребцам: "...злоумышлять что-нибудь на государя и отказать ему в повиновении, если он по болезни, страстен и гневен, или даже если бы он был лишен рассудка – ужасная вещь в отношении всего будущего, тысячи лет вперед". Строго говоря, смешно в России кому-нибудь доказывать, что необходимо повиноваться Государю, даже если он окончательно свихнулся. Потому как человек более всего подходит для данной должности, если он маненечко не в себе.

 Хуже то, что провидец опять попал пальцем в небо. Хотя метился, явно, куда-то в другое место. (Пророкам и провидцам вообще свойственно ошибаться чаще, чем простым смертным). Совершенно распустившаяся к этому времени Дума нагло отказалась распуститься и сделала встречное предложение распуститься самому царю-батюшке. Государь последовал разумному совету. Что же предпринял верный сторонник самодержавия Розанов, только что объяснивший населению: "Царь есть часто носитель великих неудач… и мы должны кидаться вслед за ним во всякую трагедию с мыслью, что "погибнем", но "за лучшее". Царь – всегда за лучшее. В этом его суть и подвиг".

Само собой разумеется, что в списках погибших за царя-батюшку ВВ не значился: ну, не из тех был мужчонка, о ком пишут «Пал смертью храбрых». (Те, кто громче всех кричит «мы» редко имеют в виду лично себя). В очереди желающих пострадать за свои убеждения ВВ всегда был последний, а уж "Жизнь за царя" – это он всегда предпочитал смотреть в чужом исполнении. Суть и подвиг ВВ были в другом. Как и положено на Руси, самый верный холоп первым отказал в повиновении самодержцу и  побежал устраиваться к новому хозяину, поскольку оказалось, что без Государя и без веры в него можно легко стать жеребцом. Когда не стало "царской власти, которая есть чудо", произошло  другое чудо: вместо того, чтобы положить жизнь за царя, ВВ положил на него х(хобот). "Лучший человек в России" мог бы воскликнуть вместе с сыном Божьим: "Не успеет петел трижды пропеть (или трижды клюнуть в темечко), как ты трижды отречешься от меня». Причем отрекся так, что только на расстрел вместе со всей семьей не повел. Да и то только потому, что не доверили. Продал ВВ богоутвержденного скипетродержателя в это сложное, хотя и судьбоносное время.

Черносотенно-самодержавное издание «Новое время» вышло под заголовком, приветствовавшем приход свободы. Вокруг тонула Россия Блока. ВВ, как обычно, плавал сверху. "Мы совершили" – повторял ВВ даже чаще, чем слово "совокупление". Отпихнув от корыта какого-то недовольного новой властью – за себя говори, нечего за всю Россию распинаться – ВВ тут же от имени всей России запел славу жеребцам: "Россия присягнула в повиновении Временному Правительству… Никому даже на ум не приходит… чтобы Милюков, Гучков или Шингарев руководствовались в своих государственных соображениях какими-нибудь другими побуждениями, кроме одного: как спасти Россию…" (Хотя другие, когда хотят спасти Россию, руководствуются согласно Розанову и КП исключительно половыми соображениями). "И хочется всеми силами души сказать Временному Правительству, что оно имеет за собой не только русское уважение, но и русскую любовь и преданность. Оно спасло в февральские дни русский корабль от потопления старой властью", - опоганивает судьбу России на тысячу лет вперед ВВ. оправдывая так и не пожалованный ему царем-батюшкой герб с надписью «Предан без лести».

 "Дума вынуждена была…" – скорбел ВВ, ибо относился к тому разряду людей, которые могут куда-либо двигаться только подгоняемые пинками в зад. В холуйственном восторге ВВ даже Керенского провозгласил святым. Точнее, святой – Жанной Д^,АРК русской смуты. (Все русские женственны же). Для холуя вообще лучше перехолуйствовать, чем недохолуйствовать. особенно когда надо бороться с врагами барина. Хотя все же не совсем понятно, что именно он имел в виду, когда награждал Керенского сим почетным званием. В припадке восторга ВВ забыл, что Жанна, в сущности, возвела французского короля на престол, а Керенский – наоборот, помог самодержцу с престола спуститься. Хотя слухи, что он бежал с занимаемой должности в женской одежде, не соответствуют действительности.

Кстати, вскоре Милюков, руководствуясь исключительно стремлением спасти Россию, начал утверждать, что Февральский переворот подготовили немцы, по поводу чего весьма возмущался Керенский и в доказательство своей неподкупности немедленно отказался от левых взглядов на мир без аннексий и контрибуций и начал войну до победного конца. Или до какого получится..

Как ни печально об этом говорить, у Думы имелись враги в лице Советов и только что вернувшегося из-за границы Ленина. И состряпал ВВ заметочку "Голос правды" – ибо таков уж закон природы, что наиболее яростные заметочки о правде пишут те, которые всю жизнь ищут не столько оной, сколько местечко потеплее: "Ленин – немецкий лазутчик. Советы сплошь "уголовные, явные предатели России". "С приездом Ленина вдруг повеяло вонью, разложением", - вещает ВВ, у которого всю жизнь было весьма своеобразное представление об общественных явлениях. Злодей Ленин "отнимает всякую честь и всякое достоинство у русских людей, смешивая их с животными и будущими рабами Германии". Как будто возможно иметь честь и достоинство людям, которые живут только потому, что им начальство позволило. И хорошо, если не в одной комнате с курями и телятами.

                            РОЗАНОВ ИДЁТ В СМОЛЬНЫЙ

                                                                                 

                                                                          И никогда, никогда не обнимите вы

                                                                           свиное, тупое рыло революции.

                                                                                                               Розанов

И тут выясняется, что провидец опять сделал ставку не на ту кобылу. Явно уголовные Советы, большевики, жиды и Ленин всем скопом пришли к власти. И опять в России повеяло вонью и разложением. На этот раз уже от Василия Васильевича.

Немного очухавшись, ВВ тут же отпустил пинка в зад почившему в бозе Временному правительству и, не теряя золотого времечка, отправился вслед за Лениным в Смольный, ориентируясь только на воню злосмрадну из Смольного исходящу. Только не надо думать, будто праведник решился применить против полового возбуждения населения крайнее средство: «В Ветхом Завете  неоднократно передано, как отцы взрослых дочерей, видя чрезмерное половое возбуждение мужчин города или села, говорили им: «вот подождите, - у меня есть дочь (чаще – дочери), ещё не познавшая мужа, и я вам вышлю её».

Этот столь нравившийся постоянно находившемуся в состоянии чрезмерного полового возбуждения ВВ отрывочек свидетельствует, однако, только о том, что папаши со сдвигами по фазе появились задолго до открытия электричества. Изучение Ветхого Завета повлияло на ВВ крайне неблагоприятно. Но не до такой степени, чтобы он предложил балтийским морячкам собственных дочерей, например, Танечку, которая «грациозная, милая и какая-то вся игривая и вообще прелестная». Или Наденьку, «которая вся грация». Обе по папиной халатности ещё не познали мужчину. С таким же успехом можно ожидать, что главный редактор КП пошлёт свою дочурку в доярки.

Ошибкой было бы также думать, что ВВ решился положить жизнь за други своя, как Желябов, которого он уже достаточно оплевал к тому времени, чтобы объявить себя его наследником. Вообще трудно ожидать, что на старости лет решится пострадать за Россию человек, всю жизнь пытавшийся устроить так, чтобы Россия пострадала за него. В штаны-то он, направляясь в Смольный, конечно наложил. Но это было не взрывное устройство, изготовленное по способу Кибальчича, и даже не столь любимый эсерами браунинг с запасными обоймами, которые позволили бы ВВ продать свою жизнь подороже. Увы! Ленина пришлось убивать другим, поскольку ВВ предпочитал продавать свою жизнь исключительно за наличные. Он предоставил истребление заглушающих сад лопухов из Женевы другим лопухам, местным. Не из того теста был сделан ВВ, из которого получаются герои, мученики или просто порядочные люди. Вместо взрывного устройства он бросил под ноги явно уголовным жидам и немецким лазутчикам прошение о трудоустройстве. И его нельзя за это осуждать: всякая власть от бога, а уж кого-кого, а  пророка никогда нельзя было упрекнуть в том, что «он властей не признаёт», как господин Чацкий.

Тут «знаменитое жидовское нахальство»,  выдуманное ВВ, меркнет перед нахальством самого ВВ, ибо когда орудуют холуи, жиды отдыхают. Праведник не только сделал обрезание своим черносотенным убеждениям, но и возлюбил жидов. «Живите», – великодушно разрешил великий человек тем, кого  не успели истребить его единомышленники. Поскольку, оказывается, «мир жив, пока жив жид». Объявив жидов первенствующим народом Европы и Азии, Василий Жидовствующий  воспел «сияние возрождающегося Израиля» в границах, о которых не мог помыслить самый оголтелый сионист – от Индийского океана до Ледовитого. (Вот он, истинно русский размах! При виде его хочется выражаться словами известной песни: «Он хату покинул, ушел воевать, чтоб землю России евреям отдать»). Когда после таких поползновений видишь передачу о войне Израиля с палестинцами из-за клочка земли площадью в два плевка, чувствуешь себя обсчитанным, словно в лавчонке начала прошлого века.

Как только жидоненавистник намылился  преобразиться в жида, он сразу понял: жиды (в его, разумеется, лице) «делают в литературе русской положительно самое лучшее,  самое нужное дело». Провидец даже предложил Московской общине половину прав на издание своих жидоненавистнических книг в обмен на прокорм.

Словом, мужичонка с головой бросился в революцию, словно гимназистка в омут от несчастной любви. Впрочем, был бы с головой – революций бы не происходило. Оплот православия загнусавил вместо церковных песнопений песню передовых рабочих и крестьян «Вставай, проклятьем заклеймённый!» Только вкладывал в эту песню несколько иной смысл.

Как видим, великий праведник действительно не стал обнимать «свиное, тупое рыло революции». Предпочел целовать поросячий хвостик.

Как ни печально об этом говорить, но встать во главе большевицкого переворота опоре самодержавия не удалось. Таких большевики к себе не принимали даже во время мобилизации против Деникина. Его попытки заполучить теплое местечко встретили холодный приём, хотя, в сущности, вся жизнь без царя во главе светоча православной мысли была ни чем иным как содействием большевицкому перевороту. Не зачли и его дореволюционный стаж борьбы с самодержавием, сопровождавшийся двухнедельным распинанием. Мало того, ещё и в душу плюнули: не кто иной как Троцкий назвал его «подлипалой». (Напомним, что это был тот самый Троцкий, которого именно за его умение приноровиться к обстоятельствам Ленин в хорошем расположении духа называл «Иудушкой», а в плохом – «политической проституткой»).

Поэтому мещанину Розанову не пришлось бороться ни с мещанством, ни с космополитизмом, ни с цыганщиной, ни с есенинщиной. Не он доказывал народу, что фокстрот – это музыка полового бессилия, а чечётка, в которой колени и носки ног расставлены не так, как это делал ВВ,  вызывает подозрения в половом отношении. Это делали его последователи, применяя разработанные своим наставником приёмы спора.

Тем не менее, полученный отлуп не мешал ВВ содействовать продвижению «жидков» по миру. Однажды он помог жидовской чете влезть в конку через переднюю дверь, что правилами строжайше запрещалось. Не стоит думать, что ВВ решил на старости лет заняться благотворительностью. Просто решил человек влезть в переднюю дверь вслед за  ними, если уж в Смольный дальше передней не пускают. (Не один Борис Николаевич по конкам мотался, жизнь народа изучал).

Что же касаемо правил, писанных и неписаных, то раз с точки зрения ВВ «жидки» стали на Руси начальством, то как истинно русский человек он предполагал, что никакие правила для них уже не обязательны. Когда же какой-то нижний чин, только что получивший от Временного правительства бесплатный проезд, подтвержденный впоследствии большевиками, попытался призвать трех жидков к порядку, ВВ с присущей ему скромностью назвал человека с ружьем «кажется дураком». (Как восхитительно это маленькое словечко «кажется»!) Впрочем, где вы видали базарную бабу, способную вспомнить, что она молола языком час назад?

Дело кончилось тем, что ВВ пострадал уже и при большевиках – его сволокли в участок. Но у нашей базарной бабы под руками была газета, в которой она смогла излить своё возмущение. Человек с университетским образованием принялся доказывать, что раз царя свергли «порывом», то и в конку, как и в Зимний,  можно запрыгивать «порывом». И вообще вернуться к состоянию первобытного одичания:  если в огороде бузина, то в Киеве, разумеется, дядька. Если нет городового на углу, то можно гадить на этот угол «порывом», а при желании большей свободы – и вообще, где душе угодно, не ограничиваясь тесными рамками унитаза. До чего же склонен русский народ к пугачевщине!

При этом ВВ так разошелся, что, начав со своего обидчика, не смог остановиться и обругал всех нижних чинов Российского войска вообще за то, что с падением самодержавия они перестали отдавать честь, застегивать воротники и штаны, а также бриться. Праведникам нарушать правила можно, а простым смертным – нет.

В оправдание российским воинам всё же следует заметить, что, поскольку ВВ так и не сумел присобачить уд христианству, вооружённые силы страны вступили в войну неподготовленными: не хватало не только винтовок и боеприпасов, но и порток с рубахами. Так что застёгивать, в сущности, было нечего. И, учитывая уровень кормёжки, незачем.

Почему же, однако, ВВ пропихивал жидов в конку, словно новый стиральный порошок на рынок? Была причина-с! У страдальца произошло очередное литературно-философское затмение, поскольку он узнал «из самых достоверных источников» т.е. в бане (кстати, люди делятся на два разряда: тех, кто в баню ходит, и тех, кто ее устраивает), от единственного пьяного жида, которого встретил за свою жизнь, что «если кто богатый обеднеет у них, то община обязана его не только содержать, но и купить ему карету …, дабы он не испытывал перемены в самом положении…» «Вот! Вот! Вот! Настоящая идея уравнения богатого и бедного»,- восторгается погромщик. ВВ всегда тянуло в закрытые общества, где его обязаны были бы содержать, а он отвечать тем же не обязан.

За семьдесят лет до КП  ВВ понял: богатые тоже плачут. «Богач может также скорбеть, и страдания его могут быть величайшие. Нельзя завистливым глазом смотреть на богатство», - увещевает население ВВ, всю жизнь завидовавший тем, кто богаче его, и делает несколько неожиданный вывод: иначе станешь христианином. Что для жида, сами понимаете, есть крайняя степень падения.

Пока ВВ рвался из весёлой довольной нищеты к терзающему душу богатству, случилась очередная неприятность: немцы, смяв небритые войска России, опять прорвали оборону. Причём прорыв был такой, что вскорости достиг размеров прорехи.

                                      КАКИМ МЕСТОМ ЛЮБИТЬ РОДИНУ?

Любовь к Родине чревна

Розанов

К чести ВВ надо признать, что этот робкий человек непризывного возраста был стойким противником немцев: «Железное время. И оно требует железного духа». От других. (Не сумев укрепить дух, ВВ взялся за укрепление плоти). Не  было в России более последовательного сторонника войны до последнего мужика, чем ВВ, который явно был убеждён: россияне, которых не удалось переморить голодом, должны быть перебиты на войне. Правда, сам он отнюдь не стремился стать этим последним мужиком. Возможно, потому, что чувствовал себя бабой. Хотя к этому времени уже были созданы и женские ударные части.

Кроме того, война позволяла заткнуть пасть тем, кто изрыгал омерзительную хулу на правительство. Кто смел хоть пикнуть что-то против органа таких обывателей, как ВВ, был с точки зрения нашего провидца подкуплен или немцами или японцами. Провидец рассказывал, что немцы из 5 награбленных во Франции миллиардов 2,5 направили на развитие своей собственной промышленности, а 2,5 потратили на подкуп русской печати, с такой уверенностью, словно сам  получал их под расписку в германском генштабе и распределял  среди российских изданий.  В Германии эти средства действительно позволили создать мощную промышленность, куда же они подевались в России – не всё же на цыган, кутежи и фаллосы  потратили?

Поэтому подкупленная российская печать, по мнению провидца, не стой у неё на пути  правительство, давно бы разорвала Россию на куски и раздала соседям. В противовес подкупленной печати известный своей неподкупностью ВВ восхищался тем, что на его глазах гибнет цвет нации: «свежие и сильные люди прямо уезжают на фронт, чтобы отдохнуть душою в сырости и холоде окопов». Куда, отметим справедливости ради, Василий Неподкупный никогда не рвался поднабраться вшей и впечатлений, просидев всю сознательную жизнь в самом глубоком тылу из числа возможных, среди слабых и несвежих, поскольку, одолеваемый приступами жадности, не смог перейти к приступу городов. (А на старости лет менять привычки весьма непросто). Ему все-таки хватило ума не отправится на передовую лично, как это сделал один австрийский профессор непризывного возраста. Отдыхать же он предпочитал на даче, которую снимал на лето, как принято среди благоразумных людей. Василий Железный не стремился себе генофонд отморозить в сырости и холоде окопов, поскольку был уверен, что жить на пользу Родине гораздо похвальнее, чем умереть за неё. Да и вообще ратные подвиги проще прославлять, нежели совершать.

В ратных подвигах ВВ не был замечен до такой степени, что мог бы написать на повестке слова одного купца из сказки «Тысячи и одной ночи», честно признавшегося девушке:

           Откуда мне, скажи, воякой сделаться,

            Когда пугаюсь я карканья вороны?

             А когда увижу внезапно мышь, так пугаюсь я,

             Что лью со страху я себе в одежду.

Таких людей лучше сразу списывать, чтобы потом не пришлось усугублять нехватку боеприпасов необходимостью  расстреливать их перед строем за патологическую трусость.

Это, однако, не мешало ему ругательски ругать оставивших работу и войска без боеприпасов рабочих. При одинаковости душевных качеств у народа одни имеют право добиваться улучшения условий жизни, а другие нет.  Василий Железный Дух поливал грязью бойцов на Румынском фронте, самовольно оставивших окопы и воспевал начсостав, который, подобрав брошенные нижними чинами винтовки, пытался удержать  занимаемые рубежи.

Но когда господа (только не из Женевы, а из Берлина) прорвали фронт и неисчислимыми, словно насекомые в волосах сельского жителя, ордами вторглись наподобие идей переустройства общества в исконную Россию и рванули к Петрограду; когда корнет Оболенский вместе с шестнадцатилетним петербургским юношей, слишком нетерпеливым, чтобы, начитавшись патриотических писаний Железного Василия, не убежать от мамы с папой и от недоваренного варенья на войну, укрываясь за остывающим телом поручика Голицына,  достреливали последнюю ленту из перегретого «максима»; пока явные предатели России уголовные Советы наспех сколачивали вооруженные чем попало, словно не на войну шли, а драться с соседней деревней, отряды, ВВ уже поднял лапы в гору. При этом он не просто признал поражение перед лицом превосходящих сил противника, а стал большим пораженцем, чем все большевики вместе взятые. Что не удивительно: первыми на сторону врага всегда перебегают самые крикливые сыны Отечества, ибо у них благородный пламень любви к собственной стране горит намного ярче, чем у прочих, и, стало быть, быстрее кончается горючее.

Можно было бы сказать, что Василия Железного понос от страха прошиб, если бы было получше с харчами. При прорыве немцев его опять прорвало. Оказалось, что он совершенно напрасно отдал безвинных профессоров в солдаты: немцы не только не собирались стирать нас с лица земли, но, напротив, сами собирались стирать нам портянки. «…под немцами нам будет лучше», - завопил неподкупный страдалец за Россию, будучи не в силах оказывать сопротивление запаху немецких сосисок. (Кстати, вы не забыли еще, что шевалье – над, мадам – под?) Увы, связи с изменившимся политическим положением герр оказался над, а фрау Розанов – под.

Сторонник войны до победного конца -  бог знает, что он понимал под этим с его слабостью здоровья -  принялся объяснять оказывающему бесполезное сопротивление Оболенскому: «Немцы наведут у нас порядок… Не будут брать взяток … научат нас русскому патриотизму…». Как ни крути, нам без немцев нет спасенья. Не каждый контуженый смог бы такое выдумать. Таким образом, ВВ вторично призвал в страну варягов. Причём по тем же основаниям: страна велика и обильна, а вот порядка в ней нетути. Что же касаемо зря загубленных профессоров, так бабы еще нарожают.

Провидец, светильник разума которого начал гореть хуже сделанной из снаряда коптилки, начисто опроверг большевицкое учение о всяких там справедливых и несправедливых войнах. Оказалось, что Германия ведёт войну не за передел мира, а исключительно для того, чтобы избавить не подкупленного немецким генштабом ВВ от грязного и тяжелого труда, которого он всю жизнь так опасался. Немцы «будут нам служить»: «будут нам рыть руду, … пахать землю…», а также «изготовлять французские горчичники», которые царская Россия так и не научилась изготавливать самостоятельно. Даже варенье, которое ВВ одно время советовал нетерпеливому петербургскому юноше запасать на зиму, и то будут варить немцы. Обломову останется только потреблять его  зимой с чаем.

И если бы немцы действительно собирались это делать, это было бы лучшим подтверждением мысли провидца, что «Европа вырождается». Обычно побежденным от победителей достаются не французские горчичники, а французская болезнь, но Василию Железному надо было проявлять не знание законов общества, а преданность будущим хозяевам. Несколько позднее по пути Розанова побрели просто толпы его почитателей с руками без признаков трудовых мозолей, которым тоже показалось, что немцы будут на них работать. Только руки были не поднятыми, а протянутыми. Попутно загаживались в прямом и переносном смысле памятники всем, кто боролся с тевтонскими нашествиями, от Александра Невского до Зои Космодемьянской. «Не были бы вы дураками – мы бы сейчас пили баварское пиво», - злобствовали над могилами павших благодарные потомки, разучившиеся в силу врождённой лени варить и варенье, и пиво.

Газеты, в которых призрак немецкого пива вытеснил призрак коммунизма, наполнились рассказами  о подвигах рыцарей СС до такой степени, что сами немцы начали пугаться. Только вот обслуживать немецкие душегубки нашим пораженцам не пришлось – поздно родились. А то бы быстро доказали, что жиды губят Германию, а она «в муках убивает некоторое их количество».

Поражение есть поражение: победитель получает возможность выдвигать любые требования – горе побеждённым. Ленин был вынужден в ответ на вопрос «Кошелёк или жизнь?» отдать Украину и Прибалтику. ВВ не остановился на таких мелочах, как Прибалтика и Украина. Этот упёртый сторонник единой и неделимой решил с истинно русским размахом раздать вообще ВСЁ. Но, разумеется, разрывать страну на куски и раздавать соседям Василий Неподкупный начал не так, как купленная на корню немцами и японцами  продажная российская печать: «Мы … призваны к идеям и чувствам, молитве и музыке, но не к господству. Овладели же к несчастью и пагубе души и тела, 1\6 частью суши. И, овладев, в сущности, испортили 1\6 часть суши». Хотя и не в розановском смысле. Из чего следует, что раздать земличку соседям, более умелым хозяйственникам – Дальний Восток  японцам, Архангельск англичанам, Кавказ туркам – для нас же первых было бы огромным историческим благом, поскольку только для России действует правило «горе победителям».

Незадолго перед тем, как начать раздавать Россию, Василий Великодержавный как раз обругал Думу за то, что это стойло жеребцов за десять лет промотало все, что собиралось князьями и царями столетия.

Обратим внимание на словечко «мы» – мы овладели. (Мы пахали). Это опять намёк на единый в своих добродетелях народ, одни представители которого доходят в разбитых лаптях до Аляски, а другие продают её за две копейки американцам, выручку кладут себе в карман.

Для того, чтобы полюбить столь храброго в годину бедствий мужчину даже самой неприхотливой графине пришлось бы сделать над собой некоторое усилие. Зато его возлюбил А. Гулыга, один из тех профессоришек, которых праведник требовал пороть на съезжей вместе с провинившейся прислугой. Причём возлюбил именно за безмерную и неизбывную любовь к России. Наверное, в академики метит… Да что там Гулыга, если сам Горький, вернувшись, как он выразился, из города Парижска, рыдал над сочинениями праведника: «Мучительно трудно быть русским». Потому что всё время тянет перейти в немцы. Или хотя бы в фольксдойче. А то и просто рвануть на груди тельняшку до пупа и, забившись в припадке не хуже самого бесноватого вождя тевтонов Адольфа Алоизыча, завопить: «Стыдно быть русским!!!» И поползти на коленях в сторону Германии.

                                  ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ПРОВИДЦА

                                                                  

                                                                        Процветание раскрывает наши

                                                                         пороки, а бедность – добродетели.

                                                                                                Ф.Бэкон

«Только горе раскрывает нам великое и святое», – брякнул на свою голову провидец в 1912 году, когда его положение в обществе окончательно упрочилось. А горе тем и отличается от счастья, что его долго кликать не надо. Сбылось реченное (слово плоть бысть) большевикам, меньшевикам, левым и правым эсерам, а также анархистам: «Возьмите начальников земли вашей и повесьте их господу перед солнцем». (Господь, как позднее и товарищ Сталин, любил выражаться о себе в третьем лице). Что они и сделали. Хотя и думали по неразумению, что творят историю, а не волю божью. Но ни один общественный переворот не совершается без вмешательства десницы Всемогущего.

Начались роды нового мира. А роды – тут ВВ соглашался с Энгельсом – явление святое, но не слишком изящное. ВВ привиделась могучая рука, что «срывает звезды, уничтожает землю, всё наполняет развалинами, всё разрушает. Это делает «Тайнозритель». (Человек, создавая себе бога по своему образу и подобию, приписывает ему и свои половые наклонности). Причём ведет себя этот Тайнозритель, словно подгулявший купчик в подглядывалке.

ВВ заволновался, словно студент на казённой, т.е. не слишком большой стипендии: ржаная мука подпрыгнула в цене резво, словно заморская плясунья – до 350 руб за пуд. А «николаевками» и «керенками» запасливый народ оклеивал сундуки. (Ой, правильно сказано в Писании: «Не собирайте сокровищ земных») Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые. Он узнал, что такое настоящий голод. «Небо свернулось в свиток и звёзды упали на землю», - записал для потомства ВВ.  Этого они не делали, добавим от себя, когда в Вятке люди дохли от голода, а на Нижней Волге – от холеры. И снова согласился пламенный борец с марксизмом ВВ с Марксом насчёт первичности первичных потребностей: «Сперва насыщение, на голод ничего не придумывается». (Это к сведению сытых господ из КП, которые не пожелали разуметь Василия Голодного. Хотя они один народ).

Подтвердил ВВ и точку зрения Ленина: голодный не может быть безучастным в вопросе о куске хлеба. И как ни отстаивал ВВ множественность точек зрения по любому вопросу,  по вопросу питания у него была одна: «Трижды в день должен есть сын пророческий». В отличие от вятских крестьян. Оказалось также, что, в сущности, не так уж много идей идёт «от живота», если он пустой: «Теперь только о еде и думаю», - исповедовался Сын Пророческий перед судом истории, начисто забыв, как он бесился с жиру. Вот и не верь после этого, что практика критерий истины.

К чести праведника будь сказано, благочестиво заменить обед молебном ему почему-то и в голову не пришло. Не стал он и засыпать сахар в ягоды, чтобы заготовить побольше варенья на зиму, поскольку дров заготовить ему не удалось. Вместо этого он засыпал всех, и друзей и врагов своих, мольбами о помощи, не забывая в отличие от вятского случая указать, куда оную направить. (Отметим, что наконец-то Сын Пророческий принял к сведению указание Сына Божьего о необходимости прощать врагов своих: он простил всех, кому содеял какую-либо гадость). Оказалось, что человеку в сущности так мало надо:  «Две-три горсти муки часто могут спасти день мой…,» – причитает ВВ, снова вспомнивший о братстве. И снова оно оказалось не такой уж несправедливостью, как казалось пророку во времена процветания, когда он боялся, что придется делиться с другими.  Излишне добавлять, что святому было явно не до половых подвигов.

Если при езде на конке из головы великого мыслителя вытрясались свеженькие, словно только что окончившая курс наук журналисточка,  мысли, то от удара по голове – некоторые провидцы почему-то воспринимают только такие доводы, которые стучат по голове; надо думать, толщина черепа увеличивается на протяжении всей жизни не только у жирафа – мыслей вылетело больше, чем за год передвижения на конке. И они были значительнее. Не зря один бородач назвал революции паровыми конками истории: они прочищают мозги даже со смещённым центром тяжести. Но, как показывает пример ВВ, не всегда до конца.

В частности,  праведник наконец ущучил, что Россию губит стремление прожить за счёт соседа. Которым он всю жизнь грешил. «Русские всегда и везде «стараются жить за счёт друг друга, и от этого «все нищают», «впадают всё в большее и большее несчастье». Герой-одиночка понял также, что «невозможно человеку жить «одному», он погибнет…»  Как видим, с наступлением морозов начинают сбиваться в стаи не только пернатые. Жаль только, что эти ценные мысли несколько запоздали, поскольку сова Минервы начинает летать только в сумерках. В том числе в сумерках головного мозга.

Записавшись на старости лет в жиды, Василий Жид потребовал ввести вместо социализма, с которым так и не смог примириться, нечто иное – кагал, который «есть великолепная коммуна, где люди живут рядышком, в тепле и тесноте, помогая друг другу, друг о друге заботясь «как один человек…». С той только оговоркой, что лично Василий Заботливый ни о ком заботиться не собирался, иначе он давно бы уже взял на содержание приют для сирот, которых наплодили более успешные по части женщин мужчины.

Прав оказался Франсуа де Ларошфуко, сказавший по поводу гордых «одиночек» вроде Василия Васильевича: «Тот, кто думает, что может обойтись без других, сильно ошибается; но тот, кто думает, что другие не могут обойтись без него, ошибается еще больше».

В этом собрании необходимо, чтобы «соседи воображали себя одним хлевом», «одним стойлом». Где стыдиться животного в браке уже не приходилось, естественно. А кто не захочет, тот «плут и дурак», - взвыл отощавший одиночка, подтверждая мысль Ленина, что каждый придёт к социализму своим путём.

Если внимательно присмотреться, то именно это представление о соборности как о хлеве или коммуналке и было в значительной степени воплощено последователями ВВ в жизнь в нашей стране. Двадцатый век вообще стал веком Розанова, который до сих пор живее всех живых. Что о нём  нельзя было сказать при жизни.

Как ни печально об этом говорить, но никакой помощи ВВ не получил. (Как жесток этот мир!) Заботиться всем кагалом об удовольствиях Василия Фаллического дурачков оказалось ещё меньше, чем в случае Ильи Ильича Обломова. На что неплохо было бы обратить внимание его наследникам, забывающим вслед за своим наставником слова Спасителя: «Какой мерой мерите, такой и вам отмерится». Как в смысле ржаной муки, так и в смысле сострадания.

Небезызвестный г-н Арамис, мушкетер, ставший богословом, толковал данную заповедь следующим образом: надо расшвыривать обеды направо и налево  в дни процветания, чтобы пожинать их в час трудностей. Вот ведь как опасно не читать «Трех мушкетеров». Никто не пожалел Василия Несчастного и не пожелал его «прокормлять»: и ждах Василий Скорбящий соскорбящего и не бе и утешающих не обретох.

Тогда отрёкся ВВ от предательского и подлого народа, не пожелавшего его прокормлять. «Русь слиняла в два дня, – взвопил к небу вместе с блудницами блудный сын российской изящной словесности. – Остался один подлый народ». Тот самый народ, заметим, который Добролюбов считал единственной настоящей Россией. Кстати, отличить хороший народ от предательского и подлого очень просто. Если народ сам голодает, но прокормляет начальников и пророков своих, - это хороший народ. А если отказывается – предательский и подлый.

И начал ВВ - который, разумеется, сам никогда никого не предавал – искать себе нового хозяина. И обрёл его, самого могучего из возможных. Столп православия так раскрутился вокруг женского вопроса, что сошёл с орбиты и начал поклоняться Солнцу. Но не солнцу истины, разумеется. Прежде всего, праведник лягнул Коперника: этот прожжённый большевик считал, что Земля вертится вокруг Солнца, а на самом деле Солнце вертится вокруг ВВ, всячески заботится о нём и согревает его, пока он вертится вокруг женского вопроса. Так что, если святой Павел был началом христианства, то святой Василий был его концом. Во всех отношениях.

Как видим, если испытание сытостью ВВ не выдержал, то испытание голодом его и вовсе доконало. Хотя особых добродетелей, к сожалению, не выявило. Праведник поспешил закрыть то великое и святое, что ему открылось, и заостриться «всё на том же тяжёлом вопросе, над которым бились наши литераторы: «Кто виноват?»  (Добролюбов). «Россию убила русская литература», - ляпнул провидец, решивший разом свести счёты со всеми российскими писателями, которые писали лучше его. (Трудно вообще сосчитать, сколько раз похоронил Родину этот немолодой, но безмерно любящий её человек, начинавший визжать: «Россия погибла!!!» всякий раз, когда у него падали доходы или ещё что-нибудь).

Слава богу, оказалось, что германский генштаб тут всё-таки не причём: не он финансировал это смертоубийство. Хуже того, его вообще никто не финансировал, а потому «всё дело было в том, что «хорошо написано», а что «написал» – до этого никому дела не было», - осмелился, наконец, возмутиться руководством жены настоящий мужчина. Таким образом, во-первых, конфликт между формой и содержанием приобрел характер домашней склоки, бунта заклёванного мужа против тирании жены; а во-вторых, если рассуждать до конца последовательно, то Россию убила жена ВВ, руководившая его писаниной и требовавшая лишь одного, чтобы она была «гладкой», словно купеческая жена. 

"По содержанию литература русская есть такая мерзость бесстыдства и наглости как ни единая литература", - по-розановски своеобразно оценивает мировое значение русской литературы  один из её создателей.  Предоставим последующим исследователям ответить на вопрос, кого же всё-таки имеет в виду матёрый человечище, Пушкина, Гоголя и Толстого или же всё-таки самого себя? Возможно, что на старости лет великий праведник начал не только приписывать другим свои пороки, но и возмущаться ими.

А что же не было сделано в русской литературе, пока Обломов лежал на диване, а праведник Розанов с упорством, достойным лучшего применения, пытался присобачить уд христианству. И вообще, «Что делать»? «Она не выучила … серп исполнить, косу для косьбы сделать (вывозим косы из Австрии…)», - негодует итогами своего руководства государством основоположник производственной темы в литературе, смекнувший, наконец, что производить надо не только шум.

Почему же Россия была такой отсталой? Опять дадим слово великому мыслителю: не поумнеем, так хоть позабавимся. ВВ, которого недаром называют реакционным мещанином (хотя сам он как истинно русский человек предпочитал слово вонючий), подался на старости лет в луддиты, начисто отменив всякое развитие вообще и развитие производства, в частности. Он начал усматривать подрыв устоев даже в улучшении устройства печной вьюшки. ВВ согласен, разумеется, что с новой вьюшкой стало удобнее – но «не благочестиво». (Вот оно, коренное отличие православной России от гнилого Запада: ИМ ГЛАВНОЕ БРЮХО НАБИТЬ, А НАМ – ДУХОВНОСТЬ И БЛАГОЧЕСТИЕ! Даже если все с голоду перемрем).

Если для Писарева средством улучшения жизни был переход с допотопного производства к современному, т.е. необходимость поумнеть, то для Василия Праведного, наоборот, главным вопросом было поглупеть. Поэтому вид жатки на конной тяге перепугал безмерно любящего Россию ВВ больше, чем бродячую собаку первая в деревне «полуторка». «Не мужик, а рабочий сидел в чём-то», которое было «ни телега, ни другое что… А справа и слева от колымаги, как клешни, вскидывались кверху не то косы, не то грабли», - визжит ВВ при виде такого Чуда-Юда, как будто по х(оботу) получил не то косой, не то граблями. Очень, между прочим, странное восприятие для человека, который сам всю жизнь был ни богу свечка, ни чёрту кочерга. «И делали дело, не спорю, за двенадцать девушек», - соглашался  ВВ. Но к чему, позвольте вас спросить, вело такое повышение труда? К тому, что эти освобожденные от тяжелой, отупляющей работы девушки, как установил личным наблюдением ВВ, нравственно разлагались «с молодцами за леском». (Нет, чёрт побери, чтобы со старичками порезвиться. Это было бы благочестиво.).

Дело тут даже не в том, что  ВВ противился превращению сельскохозяйственного труда в разновидность промышленного. Он боялся потерять возможность быть «барином», заработанную им столь тяжёлым трудом. Поэтому провидец изображает будущее страны, где нет отупляющего тяжёлого труда самыми чёрными красками: «И повалилась деревня». Словно крестьянка, которую завалили гг.Обломов и Розанов при живейшем участии г.Вирабова. А за ней повалились город и Россия. «Потому что не стало головы, разума и Бога», - делает назидательный вывод праведник. (Отметим для увеселения, что, судя по этому высказыванию, ВВ считал, что разум находится не в голове. А где – расскажут исследователи его творчества).

Строго говоря, в цивилизованных странах именно производство и применение жаток считается признаком разума. Который, правда, трудно совместим с богом. Праведник же считает признаком разума (хотя не по Добролюбову) стремление вернуть уд христианству, что, несомненно, позволит нам перегнать по производительности труда  все промышленно развитые страны. Эта борьба за благочестие, начатая ВВ и продолженная КП во времена застоя, привела к тому, что страна вступила в двадцать первый век, копая лопатой картошку. Провидцы почему-то редко понимают, к чему ведет их деятельность или их бездействие, и живут, руководствуясь правилом: день прошел – и ладно.

«Народ рос совершенно первобытно». – продолжает негодовать поборник просвещения Розанов, забыв, что именно его кольнуло отдать распоряжение о закрытии к чёртовой матери  школ и гимназий, которые суть ни что иное  как насмешка над Россией. А поскольку правительство – это действительно орган таких обывателей, как ВВ, то оно так и не сумело ввести в стране  даже всеобщего начального образования, чтобы не отвлекать народ от вил и лопат. А русская литература во времена подобных безобразий описывала только «как они любили». (Как видим, праведник так и не сумел отделаться от мысли, что его потуги – это и есть русская литература).  Причем слово любовь понималась в чисто комсомольскоправдинско–розановской разновидности – как они совокуплялись.

Но что же прикажете делать, если жатку применить «не благочестиво», а хлеб, несмотря на все молебны и добровольное воздержание ВВ от половых излишеств, упорно продолжает гнить на корню? Мало того, к внутреннему бедствию грозит добавиться внешнее: «Немец или японец завтра нас сотрёт с лица земли», - предупреждает пророк. Вы думаете, великий государственный ум ВВ пришёл в замешательство от тьмы окруживших его бедствий? Никак нет-с!  ВВ нашёл выход, которым, можно предположить, и восхитился профессор Гулыга: «В солдаты профессоров!» (Он ещё не догадывался о возможности послать их на сельхозработы). Как обычно, больше всех любят отдавать в солдаты других те, кто сам ни дня в них не служил.

И до конца столетия звучал над Россией этот вопль: то на Колыму золото промывать пошлют профессоров, то под гусеницы внезапно появившихся под Москвой немецких танков, то некому спасать ежегодно гибнущий урожай, кроме лиц с учёными степенями. А уж когда в начале девяностых начались перебои с зарплатой, то единственный  совет, который наследники ВВ сумели дать учёным людям – пойти мыть общественные уборные. Когда же им пытались объяснить, что людей с учёными степенями можно использовать с большей отдачей, нежели гонять с мотыгой по бескрайним совхозным полям, и вообще забивать мелкоскопом свежесъеденного профессора  гвозди может быть простительно только дикарям с Райских островов, то эти милые люди самой мирной и ласковой наружности ответствовали: «Неблагочестиво-с!» И тот, кто слишком настаивал на своём мнении, очень быстро оказывался на Колыме вместе с профессорами. Именно эта борьба за благочестие и привела сначала к гибели Российской империи, а потом  -  к разрушению Советского Союза.

Отметим, что, едва успев разрешить деве удовлетворять «к мужу влеченье твоё» (это с точки зрения ВВ благочестиво, даже если влечёт ко всем подряд), да ещё обложив нежелающих половым налогом, Василий Благочестивый тут же запрещает им удаляться для плотских утех за лесок. Во всяком случае «с молодцами». Таким образом, прелюбодействовать девам ВВ от имени господа нашего – а тут, Создатель, по-видимому, наделил Василия Угодника самыми широкими полномочиями, словно кардинал Ришелье, который имел обыкновение раздавать чистые листки бумаги со своей подписью для таких случаев – разрешил. Но при этом запретил покидать рабочее место и скрываться за посадками, куда более пожилым гражданам добираться затруднительно в силу слабости здоровья. Стало быть, прелюбодействовать следует, не покидая рабочего места, и не разгибаясь, чтобы это, во-первых,  не сказалось неблагоприятным образом на выполнении производственного задания. А во-вторых,  чтобы почтенные граждане могли принять в данном мероприятии посильное участие или, по крайней мере, понаблюдать за тем, как это делают другие, т.е. обменяться передовым опытом. Пора отказаться, в самом деле, от этих замочных скважин и щелей в стене, в которые заглядывают пытливые пионеры. И таким образом дева сможет жить в обществе и быть свободной от него.

                                 ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ПРАВЕДНИКА

                                       

                                                                           Конец их будет по делам их.

                                                                                 Второе послание св.Павла

                                                                                   Коринфянам

Последние дни ВВ знаменовались, как и положено, знамениями, прозрениями и чудесами. Он начал завидовать Полифему: «сколько творогу он имел у себя в пещере». Праведник был всю жизнь неравнодушен к творожку. «Я хотел бы быть Полифемом и пасти коз и овец», - вздыхал Василий Голодный, сожалея о том, что бежал из этого приюта нег и дружбы простодушной в город, где поднимают ноги заморские плясуньи и злободневные вопросы – лучшие умы.. Взалкал праведник жизни среди лесов и полей, сопровождаемой невинными сельскими радостями на лоне природы и борьбой за Переходящее Красное Знамя по руководствам КП.  Там и варенье на зиму варить сподручнее, и всегда будешь с творогом и рогами, разводя вместо канители скот и сажая капусту. В ней, кстати,  иногда и детей находят. Внял на старости лет провидец мнению Вольтера, что бог создал человека именно для сельскохозяйственного труда, коего он всю жизнь боялся, словно чёрт ладана. Изменил свои взгляды провидец, словно Ленин на социализм после Кронштадтского восстания.

Как ни крути, а, выходит, зря в своё время провидец не послушал доброго совета Суворина, который по-отечески советовал не рваться так из уездной глуши в столицы. Да и Вольтер в письме маркизе дю Деффан советовал не увлекаться городскими подделками: «Есть наслаждение, перед которым меркнет все это: наслаждение видеть, как зеленеют широкие луга и поднимаются всходы, суля обильную жатву. В этом – истинная жизнь человека, всё остальное – мираж».

Но, согласившись с Вольтером насчёт естественности сельскохозяйственного труда, ВВ сумел удержаться на рубеже естественности не дольше, чем 51-я армия на дальних подступах к Сталинграду против наседавших танков Манштейна: «А молоко бы у них высасывал собственным ртом. … Это так красиво». (Нынче принято говорить «сексуально»). В конце концов, можно ли упрекать человека за то, что он так разочаровался в домработницах, что его потянуло к парнокопытным?

При этом выяснилось, что это у Василия Полифемыча не сегодня началось: «Это меня лет 12 манит», - исповедовался он своему единственному ученику, незадолго до того покинувшему райские кущи дурдома, в который попал, естественно, не за свои политические убеждения. Отметим, что 12 лет – срок немалый даже для российского мечтателя.

И как обычно, на провидца опять накатило, то бишь, озарило: «В старости в будущие лучшие времена будут давать родителям живую корову или козу для пососания», - пророчествовал провидец, не терявший, как видим, надежду хоть к козе, а присосаться. Прямо хоть включай в закон о защите животных статью об их защите от домогательств оголодавших старцев. Ну а поскольку Полифемыч имел обыкновение приписывать свои пороки другим, он тут же начал рассуждать о «скотоложестве Европы». С другой стороны, в размышлениях ВВ имеется и разумное зерно: как ни крути, а давать престарелым для пососания козу всё же более человеколюбиво, чем то, что даёт им для пососания наше любимое правительство.

Между прочим, Ницше успел написать свои творения ДО того, как свихнулся, а Василий Васильевич сделал это  после.

Как только крыша у ВВ проехала точку возврата, он начал пользоваться успехом у женщин. Что лишний раз доказывает  непреложную истину:  любовь -- есть разновидность помешательства.  Мы не можем не верить письменному собственноручному, только что у нотариуса не заверенному  свидетельству подвижника, перечислившего свои жертвы: 2 курсистки (которых он оплёвывал всю жизнь, чтобы путаться с ними на склоне дней своих, ибо есть время лягать  курсисток, и есть время совокупляться с ними), 1 учительница музыки, 1 «ни то, ни другое» (страшно подумать, что сие может означать). При этом, как скромно признаётся сам ВВ, отдавались они ему не на почве каких-либо его жеребячьих достоинств, а «на почве лишь безграничного моего уважения к женщинам». Которое, как мы помним, заключалось в том, что он приравнивал их по полезности к коровам. Весьма, надо признаться, нехитрый способ иметь женщин или успех у них.

С другой стороны, надо принять во внимание, что мужчина по природе своей рыбак и охотник. А это две разновидности людей, которые больше остальных склонны преувеличивать свои успехи.  Впрочем, Горький считал, что «подлинное искусство обладает правом преувеличивать». А кто же усомниться, что искусство ВВ подлинное? Покорённые ВВ женщины были такими же своеобразными, как и сам ВВ. Одна из жертв похотливого старца была «лесбийски связана с другою благороднейшей» (б/лагороднейшие всех стран – соединяйтесь!), которую, естественно, эта б(лагороднейшая) бросила ради более ярко выраженных мужских достоинств ВВ. «Она стала меня ласкать, а потом совокупилась, когда «он встал». Не чудо ли это, не сущее ли чудо?» – удивлялся Василий Чудотворец своим собственным подвигам. Ну не привык он вставать в присутствии женщин! После таких признаний только закоренелый большевик может сомневаться в заправдашности чудес. В частности, в том, что одна из соблазнённых им женщин совокупилась с ним, не покидая родного Кавказа и ревнивого мужа. Больше ВВ преуспел по части соблазнённых женщин только дед Щукарь, который проделал всё необходимое настолько безгрешно, что даже не смог установить с кем.

 Прилив половых сил вызвал у ВВ такой уровень полового возбуждения, которое было некуда деть или неоткуда взять, что он начал бросать любострастные взгляды на своего не совсем уравновешенного ученика: принялся распространяться об уважении «к женщине, к тебе вот, но в твоём женском существе». (Любопытно, что бы это он имел в виду?) И подробно перечислил, что ученик должен пощупать, когда придёт к нему в гости.

К сожалению, эта непосильная в его возрасте перегрузка привела к тому, что вместе с последними умственными силами, которых у мудреца было негусто и в молодости, ВВ подорвал и силы телесные. После чего солнцепоклонник отдал богу свою праведную душу, о чём со слезами на глазах и слюнями на губах повествуют его почитатели. Он преставился после многочисленных, как его прегрешения перед церковью, соборований, причащений и отходных под рясой Сергия Радонежского, которую Заратуштра ХХ века успел к этому времени запачкать до состояния тряпки, которой моют полы в общественных уборных.

Прежде чем обратиться к чернецам за братской помощью, Василий Убогий долго убеждал их, что «аскетизм хуже злобы и зависти», коими он всегда грешил. Это «всовывание палки в колесо божественной колесницы». А потом уже решился засунуть туда и свою палку, хотя был совершенно уверен, что Сергий Радонежский, как и прочие отшельники,  относится к тем мужчинам, которые «отвергают женщин и совокупляются со зверями и птицами» в местах их наибольшего скопления. Но людям, естественно, рассказывают, что уходят в леса и пустыни, чтобы искать там бога.

Поскольку особой тайны из своих взглядов по этому вопросу Василий Независтливый не делал, скорее наоборот, старался сделать их как можно более известными, Мать Наша Святая Православная Церковь не смогла принудить себя к исполнению заповеди Спасителя «прощайте врагов своих» и также отказалась прокормлять пророка Розанова, подвиги которого сопоставимы с деяниями первых учеников Спасителя. Мало того, она и слышать не хочет о том, чтобы причислить ВВ к сонму святых и новомучеников половой идеи. В очередной раз оправдалась украинская пословица «С брехнёй свет пройдёшь, да обратно не вернёшься», которую неплохо было бы усвоить всем нашим пастырям.

Как выразился Писарев, «Не имея возможности показать нам, как живёт и действует Базаров, Тургенев показал нам, как он умирает». И как же? «Базаров …  остаётся верен себе до последней минуты». А потому умереть так, как умер Базаров – всё равно, что сделать великий подвиг». ВВ также остаётся верен себе до последней минуты, только не по-базаровски и не по-добролюбовски: жил дрожал и умирал дрожал, потому что одним суждено умереть смертью храбрых, а другим смертью робких. Поэтому его смерть была ещё меньшим подвигом, чем его жизнь: он бесславно умер под стенами монастыря, который ему не доверили взорвать. А потому он даже не мог воскликнуть вместе с Добролюбрвым: «Я умираю от того,  что был честен». Просто скончался человек и приложился к народу своему.

И сидит теперь за свои духовные подвиги покровитель матерей-одиночек святой Василий Великомученик одесную бога, проверяя шуйцей, есть ли у бога «ядра», а если есть, то каких размеров. А слава его гремит в веках, словно пустая жестянка, привязанная трудными подростками к хвосту бродячей собаки, забравшейся на чужую улицу.

Конечно, современные почитатели Василия Великого могут сказать словами одного президента США: «Да, он сукин сын, но это наш сукин сын». На это, однако, имеется мнение Эйнштейна: «Моральные качества выдающейся личности имеют, возможно, большее значение для данного поколения и всего хода истории, чем чисто интеллектуальные достижения. Последние зависят от величия характера в значительно большей степени, чем принято считать». У тех, кто духовно покрепче, «творения разума переживают суету поколений и на протяжении веков озаряют мир светом и теплом». (Блажен иже и по смерти творяй ближнему добро). Чего нельзя, к сожалению, сказать о творениях разума ВВ, которые озаряют мир светом и теплом не более, чем «фонарь» под глазом, которым наш светильник разума снабдила его законная жена.

Григорий Сковорода просил написать на его могиле: «Мир ловил меня – и не поймал». Есть, знаете ли, такие люди, изловить которых не удается даже гестапо. Василий Провидец был менее удачлив в этом отношении и вляпался в мирскую суету самым похабным образом.

Излишне добавлять, что смерть выдающегося человека прошла никем не замеченной, толпы поклонников не провожали его в последний путь, поэты не восклицали: «Какой светильник разума погас!», умерших от тайной любви к нему на его безвременной могиле женщин также до сих пор не обнаружено. Пытаются, впрочем, умереть от любви к гению мужики, но пока, к сожалению, без особого успеха. Тем не менее, память о нем будет жить пока в подлунном мире жив будет хоть один пиит прихлебательства.

                                         ВЕСНА РОЗАНОВА

Один дурак весны не делает.

Розанов.

   ВВ изрёк однажды, что Короленко – «сумасшедший от странной и запутанной своей биографии, где невозможно было сохранить равновесие души». Жизнь Короленко не была ни странной, ни запутанной, поскольку он всегда поступал так, как надлежит поступать порядочному человеку. Чего нельзя, – увы! – сказать о самом ВВ. Ну да мы уже привыкли к тому, что великому человеку всегда было необходимо приписать кому-нибудь свои недостатки.

С гораздо большим основанием то же самое можно сказать о самом ВВ. Да он и сам этого не скрывает и даже подчёркивает: «Я вышел из мерзости запустения», --  пишет он в своем личном деле, словно на работу в ЧК устраивается. Поскольку трудности у него начались, как обычно в таких случаях, в детстве, откуда все мы родом. «Весной 1856 года в русской литературе произошло, с моей точки зрения, два чудесных события: отечественная литература обогатилась оригинальным литературным памятником «Повесть о Горе и Злосчастии» … И той же весной… в захолустном «городке Ветлуге, под Костромой, родился» обыкновенный мальчик Ленин. Тьфу, чёрт побери, разумеется «обыкновенный мальчик Вася» -- «будущий выдающийся русский писатель, философ и публицист В.В.Розанов», -- стремится перехолуйствовать этого выдающегося человека  г.Щербаков.  От себя добавим: «Земной ангел и небесный человек, ластовице богоглаголивая, многогласная, добродетелей сокровище, равностоятель святых ангел, апостолов единонравен, – в песнях да возвеличится!» Таков был этот «выдающийся русский писатель».

Можно было бы даже добавить для полноты впечатления: «Кони ржут в Путивле». Над сочинениями ВВ. Мать «из дворянского рода Шишкиных» была ярким образцом вырождения дворянства – она никогда не улыбалась (по её образу и подобию ВВ потом подбирал жён) и сумела добиться того, что и остальные перестали улыбаться.  Дальше дело начинает запутываться, хотя история остаётся вечной, как любовь Ромео и Джульеты: мама была дворянка, а папа лесник. Или что-то в этом роде – источники расходятся. Обычная и для наших дней история: мама русская, а папа юрист. Но они согласны в одном: родив шестерых (по другим данным семерых)  детей, папа не придумал ничего лучшего, как оставить их сиротами, померев от непосильной нагрузки.

В семье, как вспоминал сам ВВ, царили «нелюдимость, вражда ко всем людям. Нас не знали даже соседи, как и мы не знали соседей… Мы все были в ссоре». И вышел мальчик Вася из своего детства, словно с зоны откинулся. Добавьте к этому полную нищету, поскольку отец рано умер, а мать болела, старшие брат и сестра по дворянскому обыкновению работать не желали.  Сущу же тъгда божъствъному Васе мало летъ, оттолъ же начатъ на труды паче подвижънъи бывати, яко же исходити ему съ рабы на село и дълати съ всякыимь съмърениемь.

Вот тогда-то, поливая грядки навозом, юный Вася и понял, что поливать оным ближних и проще, и доходнее. В 1870 году, когда Ленин только родился, а юному Васе исполнилось 14 лет, он перебрался на жительство в Симбирск, который мы требуем переименовать в честь этого истинно великого человека в Розановск. Там преподавал в гимназии  его брат, без которого, как сам Василий Васильевич признавался, он не смог бы закончить учение, поскольку остался во втором классе на второй год.

 «…Жизнь моя прошла до известной степени в хитрости и обмане, был я всегда страшно придавлен… и с детства, страшно раннего, приучился  бояться, ненавидеть и скрываться – и, вероятно, это передалось в психику и затем в слог. Даже в ход мысли», -- пытается разжалобить ВВ Горького, у которого жизнь была как бы не потруднее, но это не помешало Алексею Максимовичу остаться порядочным человеком, хорошо понимающим, почему надо помогать ближнему. Возможно, тут дело в том, что ВВ никогда ничего толком не читал, а Горький признавал: «Всему хорошему во мне я обязан книгам». Отсюда же и столь восхищающая некоторых современных поклонников ВВ неуловимость, причины которой, как видим, гений прекрасно улавливал. Как, между прочим, и Чикатило, который несколько позднее столь же подробно и добросовестно перечислил все полученные им от Судьбы пинки, которые сделали его тем, кем он стал.

Из детства же и столь болезненное влечение ВВ к коровам, поскольку  «настоящая нищета наступила», когда подохла кормилица семьи, такая же «чёрненькая, как и маменька», и «тоже чуть ли не из рода Шишкиных». О её смерти ВВ впоследствии писал с большим надрывом, чем о голоде целого края.

Учиться юный Вася, как уже сказано, не любил, и всё его учение сводилось к киванию головой при объяснениях учителей в гимназии и преподавателей в университете.

Впоследствии Розанов вспоминал: «Только старшая сестра Вера и старший брат Николай учились отлично; прочие — плохо или скверно. Также и я учился очень плохо. Не было ни учебников, ни никаких условий для учения. Мать 2 последних года жизни не вставала с постели, братья и другая сестра были «не работоспособны», и дом наш и вся семья разваливались... Мать умерла, когда я был (оставшись на 2-й год) учеником 2-го класса».  Потом в его жизнь ворвалась, как ураган,  первая жена в дополнение к работе в течение 11 лет учителем гимназии. (Кому же и идти  в учителя, как не второгодникам и второклассникам?). В 1882 году после окончания университета Розанов, «хотя и был далек от мыслей об учительстве, самою жизнью был толкнут, как поезд по рельсам — на обычную дорогу учительства». Хотя правильнее было бы сказать, что он лег на рельсы. С отчаянья, как Анна Каренина.

В 1886 вышла его первая книга «О понимании» и ушла первая жена, которой надоело упражняться в садизме с помощью мужа и божьей. Этой книгой Василий Философ решил поставить точку в философии. Затем была вторая жена, к мнению которой он прислушивался больше, чем к голосу разума, поскольку у неё таяло вещество головного мозга, который, откровенно говоря, ей для молитв был не очень-то и нужен, но чем меньше его оставалось, тем больше ей хотелось руководить мужем.  Бабистки, впрочем, уверяют, что вещество мозга у неё таяло исключительно потому, что несчастной приходилось читать творения мужа. Сначала ему не улыбалась мать, потом – жена, потом – жизнь. . Каждой из этих причин по отдельности было бы достаточно, чтобы свихнуться.

Отметим для полноты впечатлений, что благодаря такому чуткому руководству первый муж Варвары Дмитриевны, прожив с ней в согласии и радости четыре года, «буйно помешавшись, помер», пишет в свидетельстве о смерти его законный наследник. Но не всем смертным повезло окончить дни  свои в отделении для буйных. Смиренному ВВ для того, чтобы «спрыгнуть с ума», понадобилось несколько больше времени. Но зато и итоги были значительно более впечатляющими.

Василий Смиренный ощутил себя богом, излагающим изумлённому человечеству новое Святое Писание: «Каждая моя строка есть Священное Писание». Потому что «Авраама призвал бог, а я сам призвал бога». (Правда, бог сначала сотворил небо и землю,  потом отделил свет от тьмы, а Василий Васильевич создал учение, «слово». И слово было «бог». И слово было у ВВ. А потом смешал свет с тьмой). При этом, вызвав Всевышнего для доклада, заставил его часа полтора проторчать в приёмной, а потом ещё и за бороду оттаскал. 

Римский император Веспасиан признавался, что чувствует, как становится богом. То же самое чувствовал и Василий Веспасианович. Только у Веспасиана это появилось после того, как он обложил налогом общественные уборные Древнего Рима, а у Василия Веспасиановича – после изучения надписей на их стенах.

Ну, уж если человек так с богом обращался, то простым смертным от него пощады ждать не приходилось. Василий Богоборец не говорил по-людски, а изрекал «громовые истины, которые не говорил ни один из пророков». Какие же, позвольте полюбопытствовать? А вот такие, например: «мне самому хочется дотронуться до яиц Аписа, не говоря уже поцеловать их, когда я думаю, что ведь и Гришка «среди женщин был священный Апис». Имеется в виду, естественно, Гришка Распутин, которому поклонялись члены царствующего дома Романовых. 

Вызывает лишь удивление, что с таким личным делом, заверенным самим ВВ, Гришка до сих пор не причислен к лику святых русской православной церковью вместе со всей царской семьёй, хотя Семья  --  это святое, т.е. должна иметь своего Гришку. Как, впрочем, не был причислен к сонму мучеников и святых и сам Василий Апис. А между прочим, аще бо таких великих и крепких и непоколебимых столпов было у нас не мало, никакоже  бы   в нынешнее  злое время от таких душепагубных волков, от видимых врагов, от чужих и от своих, святая наша непорочная вера не пала, наипаче бы просияла, и великое бы наше море без колебания и волнения стояло.

Но поскольку ВВ слишком много внимания уделял коровам, особенно брюнеткам,  он,  в  конце концов, сам почувствовал себя быком: «Я – Гришка. Гришка – Апис…». И хотя до Гришки Василию Смиренному было,  как до звезды небесной,  но всё равно ведь получается, что он хотел целовать яйца самому себе. Зачем, позвольте спросить? Всё тонко, неуловимо… Возможно, впрочем, что ВВ не выжил из ума, а соглашается с мыслью Гегеля – «старчество духа есть его полная зрелость, достигнув которой он, по окончании своего жизненного пути, возвращается в самого себя». Во всех отношениях. Что, таким образом, опровергает мысль Гегеля: только счастливые народы могут дойти до согласия конечного с бесконечным. Доходят и несчастные. До ручки.

«Они были такие огромные…, но я их ещё увеличил бы до величины неба, до величины леса. В сущности, до величины Вселенной», -- излагает свою мечту в виде космогонических взглядов Гришка Распутин российской словесности, пытающийся отыскать в бескрайней Вселенной то, чего ему больше всего не достаёт на земле. Между прочим, если бог отделил твердь небесную от земной, то Василий Распутин вновь соединил их вышеуказанным способом. Если для Демокрита Вселенная была вихрем атомов, то для Василия Чудотворца – «вечно брызжущего семени, бурь семени, гроз семени». Нашему человеку совершенно не обязательно читать Гегеля, чтобы быть гегельянцем. Вот у нас на глазах ВВ смело выходит в духе Гегеля за пределы конечного (которое он, напомним, определил в 2,5 вершка).

Свежо-с! Похоже, к этому времени ВВ неплохо было бы самому подлечиться в больнице, которую он сам именует «Николая Чудотворца Всех Скорбящих», из которой только что демобилизовался его ученик, бывший по уверениям ВВ «конгениальным» ему до такой степени, что пришлось даже иностранное слово заимствовать  из столь нелюбимого им по причине неосвоенности немецкого языка – своих не хватило.

Что в переводе на простой русский язык означает: от внешниа премудрости повредишася умом, восхотевши смыслети о небесех и прочих тварех, т.е. время от времени сходил с ума. Впрочем, возможно, дело в том, как говаривал Гегель, предусмотревший и такую «эволюцию идеи бога в эфире чистой мысли», что «чем глубже дух и гений, тем чудовищнее он в своём заблуждении».

               Иными словами, в борьбе за существование – а тут каждый выживает, как может, в том числе и из ума – титан Розанов получил, как и «Титаник» при столкновении с ледяной горой, тяжкие повреждения. Только у «Титаника» они были в обшивке, а у ВВ – в рубке управления. Можно даже сказать, что ВВ собственными руками изувечил свою психику, угождая всем, кто может заплатить. Из чего следует, что если слишком уж хорошо приспособишься к окружающей среде, так оно, пожалуй, хуже. Поэтому, когда наставники призывают: «Никогда не лгите, дети!» -- они имеют для этого основание.

                Мысль, впрочем, не новая: ещё в древне-римские времена Ювенал писал в тринадцатой сатире:

Всякий дурной пример никогда не бывает по сердцу

Даже виновнику: он наказание сразу же терпит,

Сам осуждая себя, оправданья не видит…

                Но ведь на ВВ ссылаются с экранов, его  превозносят на страницах, могут возразить тут. «Нет такого дурака, которому не поклонялся бы еще больший дурак», -- ответил на это возражение Марк Твен. С чем соглашался и сам ВВ: «Нет человека настолько слабого, чтобы не нашлось ещё другого, слабейшего, который захотел бы подчиниться ему». Особенно если за это должностишку какую-нибудь можно приобрести. А потому самый робкий из мыслящей прослойки норовит унавозить свою речь чем-нибудь из Розанова, сочинения которого, если правительство постарается, могут заменить цитатник Мао. Чтобы начальство не расценило его молчание как подрыв устоев. А когда же на Руси не хватало желающих запрыгнуть повыше, запасшись справочкой о многократном пребывании в «Больнице всех скорбящих» (в нашем случае – скорбящих о повышении по службе) или перекрестившись на Розанова в качестве опознавательного знака для допуска к разворовыванию народного достояния?

Происходит это по одной весьма простой причине: «В обществе, ещё мало сведущем и образованном, замечается особая наклонность к преклонению перед всем, что хоть немного выходит из ряда обыкновенных явлений. Чуть явится неглупый человек, о нём кричат, что он гений, чуть выйдет недурное стихотворение, немедленно провозглашают, что им гордиться могла бы любая литература…» (Добролюбов).

               П.Л.Лавров заметил однажды: «Лейбниц пал в борьбе с предрассудками своего времени, но завещал эту борьбу своим наследникам…» ВВ также пал в борьбе с предрассудками.               Так и взошло над Россией солнце Розанова. Оно же солнце Аустерлица. Верный признак отравления общества продуктами собственной жизнедеятельности.

Зачем же вороватые правители земли Рустъй призвали под свои знамёна столь ненадёжного покойника? Так живых не хватило, а на имевшихся в наличии трудно было положиться. «Зову живых!» - воскликнул один безбожник и бунтовщик. Наследники его противников всё больше зовут мёртвых.

БЕЗ РОЗАНОВА ПО РОЗАНОВСКОМУ ПУТИ

Да как же ты, Жужу, в случай попал?

Крылов

По преставлениi ВВ желающих поруководить Россией и её подлым народишком не поубавилось. И не все они были столь неудачливы, как ВВ, в желании продраться к кормилу, чтобы кормиться. Из всех соискателей, с упорством тараканов ползущих через препоны и рогатки на тёплые должности, являющиеся для тараканов условием существования, пока другие ползут с последней гранатой под танк, возьмём для примера г.Вирабова, подцепившего выпавшее из рук ВВ знамя холуйства, словно дурную болезнь. В отличие от невинного Жужу ему пришлось немало потрудиться для попадания в «яблочко» на этом стрельбище. Выбиться в люди половому труднее, чем обезьяне: той приходилось развивать свои умственные способности, а тут приходиться поступать наоборот. Когда должности дают за успешное хождение на задних лапах, то чем меньше у человека мозгов, тем ниже у него расположен центр тяжести, тем он устойчивее. А будешь умничать – кончишь, как Муму.

Господин Вирабов, «счастливой лени верный сын», не мог себе позволить последовать примеру Пушкина и сказать:

  

Не рвусь я грудью в капитаны

И не ползу в асессора...

У него не было поместья. Потому и пополз. И дополз, отметим, забегая несколько вперёд, до весьма приличных должностей. Стоит ли после этого удивляться, что у пресмыкающих ся обнаруживается столько яда? Они с его помощью зарабатывают себе на жизнь.

В это трудно поверить, но г.Вирабов – как, к слову сказать, и ВВ – начал жизнь с того, что стал на неё зарабатывать честным трудом. Хотя, боже упаси, в прокладывании узкоколеек замечен не был, но после окончания вуза отправился, словно народник какой волосатый, работать в деревню учителем. Разумеется, данное хождение в народ произошло не из-за того, что бедняга поверил призывам КП «проверить себя на вшивость», а просто не сумел отвертеться от распределения. Проверка показала уровень завшивленности, превосходящий стрелковый полк времен Гражданской войны, на которой мечтал умереть Булат Окуджава, когда тоже работал сельским учителем. Вот такая это работа.

Там в прекрасной Стране Огней, куда по разнарядке попал народоволец, он очень быстро понял, что жизнь мужчины нелегка, если он не продаётся, а служит. Понял он и то, почему  ВВ рвался к мерзкой городской цивилизации, не понимающей значения творога в питании, словно три сестры вместе взятые. Сократ слышал голос, говоривший ему, как поступать; не избежал этого и г.Вирабов. В его голове стучало «В Москву, в Москву!» с такой силой, что даже возможность участвовать в проводимой КП битве «Украшай себя, село» (на деньги, перечисленные на украшение Москвы), его не смогла удержать.                Выбрав ночку потемнее, Игорь Вирабов сумел так распорядиться своими половыми силами, что иной половой исполин может позавидовать: не отбыв положенного срока, рванул в город, словно князь Игорь из половецкого плена, хотя КП об эту пору выбирала деревню на жительство. Не себе, разумеется. И бросала в народ статьи под названием «Целина за околицей» самыми большими охапками, словно передовая доярка – сено  любимой корове.

Напрасно пугала КП своего будущего сотрудника лишением диплома – убёг, стервец; предпочёл набивать мозоли на заду за письменным столом, а не на руках, копая приусадебный участок. Начал бороться за место под солнцем, пока другие боролись за Переходящее Красное Знамя; а тут, знаете ли, мозоли на руках могут помешать тереть спинку влиятельному человеку.

                Сменил он и ремесло, предоставив сеять разумное, доброе, вечное, а также другие сельхозкультуры тем, кто поглупее, поскольку истинный журналист начинает вести раздел «Журналист меняет профессию» с того, что меняет честный труд на руководящий. Ничего не поделаешь: человеку свойственно стремиться к удовольствиям и избегать страданий; если человек бережёт собственное драгоценное здоровье – ничего не поделаешь: это его здоровье, его жизнь, его право. Которое почему-то есть не у всех.

                   И с этого мгновения его путь светел и прям в своей извилистости: куда бы его ни бросила судьбина и счастие куда б ни повело, он все больше и больше приближался к Первопрестольной, откуда в это время как раз раздавались истошные призывы КП к учителям ехать на национальные окраины повышать уровень преподавания русского языка.  Навстречу ему, из Якутии, куда КП зазывала учителей обилием грибов и ягод, - предложить приличную зарплату у ребят их КП умишка почему-то не хватает - пробирался в Белокаменную Н.Кривомазов.  Стремление опредёлённой разновидности служилых людей любой ценой присосаться к Московским благам цивилизации порой настолько болезненно, что отец известной либерально-диктаторской обозревательницы Ю. Л. Латыниной, которого она считает самым великим современным поэтом, собирался покончить жизнь самоубийством, если её не удастся закончить в Москве.

Работая в заводском горчичнике г.Курска, учитель-расстрига сумел так воспеть достигнутые производственные показатели выпуска болтов (с левой, естественно, резьбой), что его живым взяли на небо; то бишь зачислили в сотрудники КП. Это лишь чуток пониже.

Не следует думать, что попасть туда было просто: «Мать моя родина, я – большевик!» – с гордостью заявил г.Вирабов, вступая в должность смотрящего за Средним Поволжьем. Поскольку беспартийных на эту должность не брали. Иначе говоря, борьбу с мировым большевизмом г.Вирабов, как и многие его соратники,  начал с того, что вступил в ВКП(б). Как потом придумали наши придумщики, «чтобы развалить большевизм изнутри».

Случай, кстати, не первый в летописях человечества. Не верите? Правильно делаете: значит, вас воспитала КП. За 1300 лет до г. Вирабова некий еврей перешел в ислам, принял имя Абдулла ибн-Сабах и начал усиленно бороться за Переходящее Зеленное знамя пророка. Он выдвинул в 653 году учение, что перед концом света пророк Мухаммед – да будет благословенно имя его - вернется в мир, а до тех пор правоверным следует подчиняться заместителю Мухаммеда - Али и его потомкам. Так возникло учение шиитов, после появления которого халифат рухнул в кровавых межусобных войнах.

 Между прочим, если в ислам представителю мыслящей прослойки дорога не заказана, то пролезть через созданные для него препоны и рогатки в партию было труднее, чем вельблюду в игольное ушко. Но г. Вирабов с младенчества понял в отличие от поздно спохватившихся ВВ и Щукаря, что без родной партии пропадёт, как собака на чужой улице, и сумел убедить начальство в своей повышенной исполнительности. Ну а потом уже не пришлось его долго убеждать в том, что для поступления на работу в КП необходимо, «чтобы твоя позиция совпадала с позицией газеты». Как он сам с гордостью признал в своей первой беседе с «Собеседником».

Что ж, ещё один предпочёл быть растленным из-за рубля. Поскольку в отличие от Обломова, который может «молчать и обжираться плодами земными», Молчалиным приходится кричать о своей готовности на любую должность и любую подлость погромче даже в такое время, когда лучше было бы промолчать, потому что и, уверовав по указанию свыше, люди начисто забывают  указание Спасителя: «Ибо словами твоими ты будешь оправдан и твоими словами будешь осужден». Но это не удивительно, так как  сам Спаситель на встрече с представителями печати Древнего Рима и Иудеи удивлялся: «Отродье гадюк! Как вы можете говорить доброе, будучи злыми?»

                    И если бы не борьба с обломовщиной и мещанством, г.Вирабов до сих пор сидел бы в Курске, подсчитывая количество скобяных изделий, выпускаемых родным предприятий. Успел борец с большевизмом закончить и Всесоюзную комсомольскую школу, готовившую тех руководителей соревнований за самые большие надои и самые большие титьки, которые почему-то постоянно норовят пристроиться в чужой постели третьим. Кстати, его преподаватели отмечают, что г.Вирабов был весьма скромным, тихим, умеренным и аккуратным юношей.

Разумеется, в заявлении о приёме в отличие от простодушного деда Щукаря г.Вирабов писал не о стремлении к должностям покрупнее, хотя, столь же естественно, верил в идеалы партии не больше, чем ВВ в то, что он у своих жен первый. Он писал, естественно, о своем желании бороться в первых рядах. «Есть люди, которые всегда идут в первых рядах; в случае успеха они объявляют себя вождями, в случае поражения — говорят, что их гнали вперед как заложников».(Веслав Брудзиньский). (Какие они, однако, циники, эти поляки!)

В своё оправдание господин Вирабов мог бы сослаться на Аристотеля: «Страстное желание насилует его». Страстное желание выбиться в люди. Якоже и заповъда блаженный ВВ.

Путь нечестивых

Почему путь нечестивых успешен

И вероломные благоденствуют?

Книга пророка Иеремии

Говорю вам тайну: не все мы умрём,

Но все изменимся вдруг, в мгновение

ока, при последней трубе…

1-е послание  св. Павла коринфянам

 Святой Павел знал, что говорил. Как будто всю жизнь в КП оттрубил, где распоряжения начальства не обсуждаются, а последний приказ или последняя труба отменяют все предыдущие. Вместе со здравым  смыслом. Совсем было уже начал верный ленинец Вирабов воспевать бескорыстный труд и молодежный задор, как поступил приказ сверху играть обратно. Сорок первый не повторился: прислуга оказалась готовой. Готовой, разумеется, поменять убеждения, а не отдать за них жизнь.

Ведь раньше, скажем, в ХIХ веке, все было очень усложнено. Тот же Писарев уверял: «Для решения этого вопроса вам необходимо перебрать, пересмотреть, проверить все ваши понятия о мире, о человеке, об обществе, о нравственности, о науке и об искусстве, о связи между понятиями, об отношениях между сословиями, о великих задачах вашего века и вашего народа». Сколько же времени на все это убить надо! Поэтому проще оказалось слегка перебрать во след царю Борису и гаркнуть по-военному: «Бу сполнено, Ваше скобродие!!!»  После чего ограничится пересмотром отношений между полами. Разумеется, «никто из нас не берет готовых понятий, во имя которых нужно потом вести жизненную борьбу». Кроме ребят из КП, получающих их от начальства.

Разумеется, бывали и раньше случая обращения идеологических бойцов в ту веру, против которой они в первую очередь и боролись. В Италии дешепагубному учению манихейцев тоже предавались, главным образом, священники и примкнувшие к ним дворяне. Но ведь чтобы овладеть всей страной, там лжеучению понадобилось чуть не двести лет, с ХI по ХII век, а тут в двадцать четыре часа уложились!

Первыми, естественно, оказались те, кто за верность этим убеждениям получили нехилые должности. Визг поднялся  как на свиноферме в разгар борьбы за Переходящее Красное Знамя, поскольку КП до такой степени прониклась убеждением в необходимости всё разворовать, что сорвала с себя госзнаки, заработанные её читателями в труде и бою, и, втоптав их в грязь веков Растеряевой улицы, заменила оные призывом чтить воровской закон. Тем самым был упразднён предыдущий клич российского мещанства «не воровать носовых платков», заменивший Свободу, Равенство и Братство.

            Но пока другие просто визжали от радости получения начальственного указания, г.Вирабов уже перепоясал чрёсла свои на борьбу против того, за что боролся всю сознательную жизнь. Правда, он не стал кричать на всю страну, что будет убивать своих товарищей по партии, как  сделал другой сотрудник КП, но зато перестал в упор замечать бессеребреников, словно десятку у них до получки занял и не хочет отдавать. И начал, вместо угрозы убийства  соратников, среди которых могли попасться очень влиятельные люди, оплёвывать всех, кого смог вспомнить из школьной премудрости, в надежде, что второй раз у Базарова до поединка дело не дойдёт. Не забыл он обругать и общественные потрясения, благодаря которым смог вскорости пролезть к кормушке. Было бы странно, если бы влиятельный человек не начал хвалить то, что ещё вчера ругал. И не надо тут удивляться: эти ребята даже унитаз целуют – в нетрезвом, разумеется, виде – предварительно в него нагадив.

                Между прочим, оказалось, что наиболее ретивые могильщики партии вышли  из рядов самой этой партии. Причём даже не просто из рядов, а из руководства, и уже в полном вооружении, словно Афина из головы Зевса. Но опять же ничего удивительного. «Они только говорят о высших стремлениях, о сознании нравственного долга, о проникновении общими интересами». (Добролюбов). Причем отрицание отрицания, нигилизм борцов с нигилизмом, достигло таких размеров, что удивился бы и сам господин Тургенев, изобретатель словечка «нигилизм». Таким образом, оправдалось пророчество Герцена: «Нигилизм явление великое в русском развитии». Причем, добавим от себя, возвращающееся через определенные промежутки времени, «как незаконная комета в кругу расчерченном светил». Утешение, впрочем, слабое, как общепитовский квас.

И как только не стало партийного надзора за членами партии, у членов восстал из небытия половой вопрос. И не просто восстал, а так и остался стоять, словно мужской уд, восставший из домашнего очага одного из первых правителей Рима. Тут-то и расцвёл необыкновенный дар  Г.Вирабова извратить даже то, что, казалось бы, извратить невозможно. Не каждая базарная баба способна с такой любовью собирать сплетни определённого толка, как наследники ВВ. (Это, кстати, в сущности, вся любовь, на которую способна базарная баба). Но что поделать, если быть базарной бабой выгоднее, чем Базаровым.

Могут, конечно, сказать, что собирать сплетни – это как-то не совсем по-мужски. Но мы живём в сложное, хотя и судьбоносное, время, когда не каждый сам понимает, кто он, мужчина или женщина. К чести г. Вирабова будь сказано, он собрал всё, от внешности Зиновьева – «баба, толстая», словно жена преуспевающего борзописца – до курской партработницы, сиганувшей от несчастной любви – к сожалению, не к господину Вирабову --  в окно. В то время как более приспособленные к жизни люди сигали через прорубленное Петром Первым окно в Европу.

Кстати, раз уж заговорили о прыжках женщин в окна, можно было бы вспомнить и сотрудницу пензенского подразделения КП, решившую спуститься со своей верхотуры быстрее обычного. Это произвело на оставшихся столь сильное впечатление, что они пригласили батюшку освятить контору. Хотя изгнать из стен КП дух наживы и торгашества вряд ли под силу и самому Всевышнему.

Добролюбов утверждал, что лгут «либо из выгод, либо из трусости». Г.Вирабов ухитрился сделать это ещё и ради удовольствия. И воскликнуло начальство: «верный раб мой, в малом ты писал по понятиям – над многими тебя поставлю. Войди в радость господина твоего». А гг.Розановы и Вирабовы готовы войти куда угодно и  кому угодно ради малейшей выгоды, поскольку их «позиция всегда совпадает» с любыми потребностями. После чего, едва успев объяснить миру, что у него вызывают подозрение в половом отношении люди, стремительно продвигающиеся по службе, г.Вирабов начал стремительно продвигаться по службе: стал сначала начальником отдела, а потом смотрящим за смотрящими, членом боярской думы КП и замом  Самого. Обычная российская повесть со времён царя Гороха: людишки, пишущая тварь – все вышли в люди, стали важны. Серость ползучая стала серостью господствующей; кто был ничем, тот стал всем, так и оставшись ничем. Ещё раз подтвердилась безбожная мысль богослова Дарвина: побеждает сильнейший. В данном случае тот, у кого меньше совести: им ветер постоянно надувает ветрила, пока они надувают других.

«…не всегда люди рассчитывают на общую пользу, когда обрабатывают то или иное полезное дельце. Иначе мы должны были бы вознести на верх общественного уважения те безобразные и гаденькие личности, которые в простонародье заклеймены названием переметной сумы, а в лучшем обществе именуются «дипломатами». Они бывают весьма полезны, когда видят, что по обстоятельствам им следует быть полезными. Когда они убедились, что можно выехать на бескорыстии, они преследуют взятки: видя, что просвещенье в ход пошло, они кричат о святости науки, о любви к знанию; догадавшись, что идеи гуманности и правды одолевают старые начала угнетения и лжи, они являются везде защитниками слабых, поборниками справедливости и т.п. Но переменились завтра обстоятельства, они первые восстанут против того, что еще недавно защищали. Польза, сделанная ими, остается, но нравственное достоинство лица едва ли от этого возвышается, и едва ли эти люди приобретают право на общественное уважение». (Добролюбов)

Так что зря удивлялся пророк: нечестивые потому и благоденствуют, что они вероломные. Вновь и вновь приходится восклицать: «Ничто не ново под солнцем!» Хотя хищения совершаются, главным образом при неярком, словно внешность супруги Василия Великого, луны.

Рискованный Прометей

Или РАЗВРАТНИКИ НАШИХ ДНЕЙ

Развратник – не тот, кто соблазняет

свободных женщин больше, чем следует.

Аристотель

        Как видим, в данном случае Аристотель придерживался общедревнегреческой точки зрения – ничего сверх меры. Хотя относительно несвободных женщин он ничего не говорил.

 Сама стремительность продвижения по службе нашего борца с мужской неполноценностью свидетельствует о том, что женщины ему не мешали, а потому за ним не числится соблазнённых дев, растрат казённых средств и «строгачей» из-за этих сосудов греха и порока. Но когда он стал начальником, положение дел изменилось, поскольку начальник всегда вызывает у женщин не слёзы, а желание продолжить свой род. Если получится,  с его участием, если нет -- с его помощью. Хотя обычно женщины недолюбливают мужчин, предпочитающих целовать зад не им, а начальству.

         В отличие от селянок, которые сопротивлялись ласкам барина только для вида, эти горожанки даже не пытались делать вид, что собираются сопротивляться. Но напрасно писали они, что руководителю не спать с подчинёнными просто неприлично; напрасно убеждали, что «здоровый левак укрепляет семью»,  заявляли о своей готовности к подвигу раздевания и умении и навыке сделать это быстрее, чем рядовой в учебке. (Это, к сожалению, всё, чему они ухитряются выучиться на военной кафедре МГУ).  Напрасно они упражняли мышцы влагалища до такой степени, что могут с их помощью теперь рубить дрова. Бабёнки вокруг него суетились, а он вокруг них – нет. «Лишнего человека не можем мы представить с бабой или около девицы» (Розанов). Даже Дашка Золотая Титька (!) не рассказала в своих «Записках потасканной бабёнки» про шуры-муры с г.Вирабовым. Нынче КП воспевает несколько иное движение неприсоединения.  Верно говорят: плодами переворотов редко пользуются те, кто их совершает. Наверное, потому-то КП и ржала громче всех над шестнадцатилетней девочкой, ляпнувшей в своё время, что секса у нас нет. Девочка-то имела в виду, что у нас всё больше любовь.

 Глядя на это умение управлять страстями, которое бы сделало честь древним мыслителям, не удивляешься сочувствию, которое проявляет г. Вирабов относительно одного современного последователя святого Оригена, обратившегося в ее боярскую думу с предложением отказаться от орудия греха и порока. Что, между прочим, весьма и весьма бы помогло продвижению по служебной лестнице.

«В Москве недавно появился богородичный центр, официально названный «профсоюзом священников и монашествующих».  Руководитель его, Вениамин Яковлев, проповедует: «Последняя ценность человека – его дьявольский алтарь – гениталии», «духовное освобождение мужчины есть освобождение от «культа святой мамы». Некоторые уже поспешили усомниться в здоровье Яковлева. Но отчего? Если перевести эти речи поприличнее, получится вполне обыденный текст», - сочувствует единомышленнику г. Вирабов.  В подтверждение своих слов сотрудник КП, едва успевшей разоблачить карательную психиатрию в СССР, ссылается на завотделением сексопатологии  Московского института психиатрии Георгия Васильченко, которому не мешало бы показать статью г Вирабова для комментариев.

И правда, ведь всё отличие г. Яковлева от г. Вирабова состоит не в том, что первого зовут Вениамин («Сын моего левого яичка» в переводе с древнееврейского), а второго Игорь, а в том, что «неудовлетворенные люди не знают, куда энергию применить». Чем несчастные и отличаются от г. Вирабова, сумевшего правильно употребить свои половые силы.  Как сказал Софокл,

Кто более достоин сожаленья? Чья судьба ужасней?...

Увы! Не смею произнесть я приговора.

             Но, разумеется, это происходит не потому, что в КП преднамеренно набирают женщин таким образом, чтобы было легче соблюдать 8 и 9 заповеди, а также незапятнанность личного дела, т.е. не из таких, на которых мужчина смотрит с вожделением, прелюбодействуя с ними в сердце своём или как-либо иначе. По внешнему виду они больше всего напоминают столь нелюбимых Розановым «курсисток», которых обкорнал в нетрезвом виде передовой овцевод Урус-Кугуш Кильдибаев, когда они пришли  его поздравить по поводу награждения Звездой Героя  социалистического труда. Единственное желание, которое они пробуждают у мужчины – «пхнуть их ногой». Не выживают в КП тургеневские героини. И хотя в КП охотно предоставляют возможность высказаться желающим о своих победах над женщинами с грудью 9 размера (и нарушениях 9 заповеди), от которой мужчины попадают прямиком на 9 небо, минуя седьмое, сами мужчины из КП по этому поводу хранят или молчание, или верность жене. Странная закономерность: чем более чахлая у мужчины грудь – так что едва душонка помещается – тем с большим упорством он требует повышенных объёмов от женщины. И хотя иногда они учат женщин раздеваться и объясняют, какое важное значение в жизни имеет красивое нижнее бельё или упругая грудь, это только означает, что кто-то заплатил за воспевание белья или укрепляющей мази. Мужчины из КП так не любят работать, что даже женская упругость не вызывает у них ответной упругости даже за деньги. А потому предпочитают ниспровергать что-нибудь теоретическое, а не женскую одежду. Или порассуждать о немыслимых половых недоразумениях, которые киношники выплёскивают на экраны.

Не стал исключением из правила и г.Вирабов, выплеснувший на вверенные ему страницы свои впечатления от выплеснутых на «голубой глаз» недоразумений, поскольку предпочитает смотреть не на женщин, а в телевизор и собирать несколько иные плоды, всё больше от древа познания, пока другие заготавливают яблоки на зиму.

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью

От великого до смешного один шаг.

Наполеон Бонапарт

Во-первых, Игорь Созерцатель дает научное определение созерцаемому: «Половой акт есть вынужденная мера пресечения женщины мужчиной. Или наоборот. Это унылая штука совершается на телеэкране обычно в одежде, местами расстегнутой. Действующие лица при этом не испытывают никакого удовлетворения». «В подавляющем большинстве фильмов половой акт служит средством, причиной, следствием борьбы героя-героини с преступниками». (КП от 3.06.95,).

Как это происходит? Нехороший человек «тискает ее на границе с Гватемалой: «Сначала я тебя трахну,  а потом прикончу. Нет, сначала прикончу, а потом трахну». Несобранность его и подвела, бандитов она прикончила, а финальные титры ползут по ее телу, лежащему на соратнике…», - усмехается г.Вирабов, слишком собранный для продвижения по служебной лестнице, чтобы отвлекаться на пустяки.

Но было бы странно, если бы человек со столь безупречным комсомольским прошлым  перестал присуждать первые места в соревновании: «…на этой неделе … опять впереди первый телеканал». Хотя, правда, «только по количеству». Только не выступивших священнослужителей, а совокуплений и чревных трепетаний.

«Зато НТВ выбивается из общего однообразия некоторыми изысками: старушка немка с молодым арабом, шизоидная дама, преследующая возлюбленного с ножницами в руках. Муж с женой, договорившиеся о половой свободе и независимости по выходным». Прекрасный подарочек России по случаю Дня Независимости.

«Когда половые акты вконец выматывают телеканалы, те переходят на их описание». Например, «рассказ о бывшем доме перевоспитания проституток, которым руководила Мария Кирова. Однажды дамы заперли швейцара и пытались возбудить его половые потребности», но имели успеха не более, чем КПэвские дамы с самим г.Вирабовым.

«В сущности, дамы эти – как наши телеканалы», - делает безрадостный вывод г.Вирабов.

И это совершенно правильно. Только в отличие от этих несчастных каналы  с тех пор покаялись и начали бороться с растлением населения.

Было бы странно, если бы на г.Вирабова произвел впечатление «крупняк из половых губ» или «торчащие из-под мужиков левые груди», которые бывшему большевику  гораздо противнее левых взглядов. Нашли, чем удивить человека, в распоряжении которого находятся бабёнки, прошедшие суровую школу общежития факультета журналистики МГУ. А посему г.Вирабов,

Как женский врач, в больницах поседелый

                                         Всему давно внимает равнодушно.

Хотя незадолго перед этим прокурор Вирабов обругал Базарова: «А как смотрел Обломов на плечи, обнажённые плечи Агафьи Матвеевны? Могло это оставить в покое подлинного революционера?» Из чего следует, что, в отличие от другого прокурора, г. Вирабова никогда не застукают в парной с голыми девицами: подлинного революционера голые женские плечи не оставляют в покое, а неподлинного – оставляют. Зато господина сочинителя – в данном случае всяких небылиц –  явно не оставляет в покое наблюдение за наблюдающим.

Если ВВ всю жизнь руководствовался заповедью Писарева: если под ногами у вас тундра – нечего думать об ананасах, если вокруг нет приличных женщин – надо пользоваться имеющимися в наличии, то продолжатель его дела предпочел вообще ими не пользоваться. Ну не томился он и не мучился муками любви. Страсть к продвижению по службе подавляет у этих людей страсть к размножению («страсть к женщине как к женщине»). Что, с одной стороны, даже спокойнее. Очень своеобразное восприятие женских прелестей! Так что вопрос Грибоедова «А судьи кто?» был задан гением, превосходно знающим российскую действительность.

Причем, обратите внимание, подобного итога человек достиг без всякого вмешательства десницы божьей в виде несчастного случая,  одним усилием воли. Сумел человек подавить в себе всякое буйство плоти до состояния смотрителя  какого-нибудь гарема, через который на Востоке проходит путь в визири. Иной раз, правда, у него вызывает  легкую, словно руководящая работа, усмешку восклицание героини: «О!»  Да и то только потому, что герой сразу же поправляет её: «Это рычаг переключения передач, дорогая».

Пересмотрев всё возможное и невозможное, г.Вирабов счёл самым сладострастным созерцание осьминогов («Природа мира», одинаковая что в осьминогах, что в борзописцах), скользящих друг по другу и «особым щупальцем делающих своё правое дело». Ибо понятие правого дела у наших борзописцев столь же своеобразно, как и их половые наклонности. Поневоле начинаешь думать, что в КП обозреватель – это не столько должность, сколько одно из половых отклонений, даже если принять во внимание, что со времён ВВ мир значительно сузился, а понятие «совокупление» сильно расширилось.

Как вы думаете, согласится ли такой с мнением Добролюбова о «нравственной красоте человека»? Раскованный Прометей захромал, словно неподкованный жеребец. И не только в нравственном отношении.

Не удивительно, что при таком душевном состоянии у человека всплыл в памяти Базаров. Всплыл, словно утопленник в сельском пруду, у которого лягушки уже не вызывают ни научного, ни какого-либо иного любопытства, несмотря на то, что эти земноводные непрерывно делают своё правое дело.

                Злые языки – а куда же без них – даже уверяют, что подобные наблюдения добивают последние мужские способности. Ну да для борзописца главное, чтобы тираж поднимался, а девушки потом. В любом случае жизнеописание г.Вирабова подтверждает правоту Платона, указывавшего в своё время: «Когда ты говоришь неправильно, это не только само по себе скверно, но и душе причиняет зло». (Ах, если бы только душе!) Иными словами, когда думаешь одно, говоришь другое, а делаешь третье, ни к чему хорошему это не приводит. Каким образом причиняется зло душе, мы видим: прыжок из царства необходимости угождать начальству в царство свободы половых отклонений оказался затяжным.  Причём, судя по силе удара о землю, парашют у бедняги так и не раскрылся.  Благодаря чему, собственно, и раскрылось столь полно его дарование. Истину глаголят: не было бы счастья, да несчастье помогло.

           Справедливости ради надо отметить, что  Добролюбов не столько осуждал бедолаг такого рода, сколько по-человечески сочувствовал им: «…одностороннее развитие – не преступление, - писал он. – Оно всегда есть прямое, неизбежное следствие тех обстоятельств, среди которых человеку свойственно жить и развиваться. Можно жалеть о человеке, для которого обстоятельства сложились дурно, можно горько задуматься о той жизненной обстановке, которая может губить лучшие силы души, направляя их к злу и пороку. Но напрасно было бы обвинять самого человека в ошибочном направлении, какое принимает его деятельность под влиянием враждебных обстоятельств». И вообще, не было бы нужды подличать и приспосабливаться -  «был бы полезный работник и не превратился бы в Мефистотеля средней руки». Вот так-то-с.

Отметим также, что, если г. Обломов отказался делать добро и вообще вставать с дивана, чтобы как-нибудь ненароком не изнасиловать собственную природу, то г. Вирабову пришлось насиловать свою природу за себя и за того парня, который пролежал диван и свои бока.

           Возможно также, что « в будущие светлые времена», когда наклонности людей можно будет выявлять более полно, старикам для пососания будет предоставляться коза, а таким господам, как Вирабов будет предоставляться работа по разведению осьминогов вместо разведения канители.  А пока приходится отметить, что именно за эту «страсть к женщине как женщине», за которую, с точки зрения г.Вирабова, гг.Обломов и Розанов подверглись общественному бичеванию, сам г.Вирабов ухитрился получить повышение по службе. Что, между прочим, свидетельствует если не о строгости нравов в этой замечательной газете, то о строгости отбора: кого попало не берут. Каждый принятый на службу в это почтенное издание мог бы написать на сочинениях ВВ то, что написал на книге Руссо его ученик и последователь Робеспьер: «Я остаюсь постоянно верным вдохновениям, которые я почерпал в твоих сочинениях». Причем, как и подобает последователям гиганта мысли Розанова, почерпал, не читая их.

С другой стороны, становится жутковато при мысли, что до потомков могут дойти лишь те произведения искусства, которые получат поддержку г. Вирабова и  новых хозяев жизни. В этом случае о нас будет сказано то, что Гегель сказал о древних египтянах: «Создание подобных произведений искусства было постоянным занятием, делом этого народа, которому он предавался без устали, - его дух проявлялся в работе, в стремлении сделать доступным своему созерцанию свое представление, придать ясность, довести до сознания то, что он есть в своей сокровенной глубине».

ЧЕЛОВЕК НА СВОЁМ МЕСТЕ

Вечная пошлость и мелочность не

могут же быть вечным уделом

человека…

Писарев

Увы! Так может думать только тот, кто не подписался на КП. Ещё как могут. С приходом к власти г. Вирабова и тех, кого ещё недавно клеймили презрительным словом «извращенцы» (свежо предание, а верится с трудом), а сегодня именуют создателями обновленной России, КП показала, наконец, на что она способна. Не исчислить снимков совокуплений всего, что совокупляться может и что совокупляться не может на её священных страницах. От тигров до кинозвезд. Наследники ВВ, кажется, могут только или наблюдать за совокуплениями, или грызться, как собаки, из-за брошенной хозяином кости. А собачья свадьба просто стала тут символом свободы – в том числе и нравов – и демократии, поскольку, как объяснила читателям КП, позволяет наиболее полно выявить из всех соискателей наиболее пригодного живчика, рвущегося вперёд, словно Борис Николаевич к власти.

             Если ранее сотрудники КП пребывали среди борющихся в сплошной лихорадке буден за выполнение и перевыполнение своих предначертаний, то теперь они пребывают просто в лихорадке там, где совокупляются числом от трех и более. Хотя и тут предпочитают быть сторонними наблюдателями, а не участниками.

              По примеру Петра Первого ребятишки принялись прорубать «окна». Только не в Европу, а к соседям. Устали люди подглядывать за жизнью ближнего своего через замочную скважину, да и спина с возрастом начинает побаливать: трудно целыми днями в согбенном положении находиться  -- вот и решили посозерцать с удобствами («Рабы, распрямляйте спины и колени!»). Поскольку, утратив влечение к трудовым подвигам, отнюдь не потеряли его к вопросу, кто с кем переспал, кто кого бросил, а кто с кем ещё живёт. Чувство соборности, как видим, никогда не умирает в нашем народе. Хотя подчас и принимает достаточно странные очертания.

Но, разумеется, это не означает, что европейский опыт совсем не используется. Зря, что ли, люди по заграницам мотаются. Пётр Первый привёз из-за рубежа науки, искусства и ремёсла. Не отстают и наши борзописцы. Одна бабёнка из КП, ссылаясь на пример более цивилизованных стран, доказала, что не надо женщинам стесняться оправляться в присутствии мужчин. Тем более что это зрелище их так возбуждает, что член у них поднимается «до носа». Из чего следует, что есть в руководстве редакции люди и с такими, в наши дни, в общем-то, безобидными, отклонениями.  Вопрос о том, следует ли разрешать установку подглядывающих устройств в женском туалете, уже обсуждается на Главных каналах и решается бабским сонмищем с привычным вздохом: ну, если кому-то хочется, то пусть смотрят.

             КП пересмотрела ход второй мировой войны с точки зрения того, как войска совокуплялись на всем протяжении линии фронта от Чёрного моря до Баренцова, поскольку то, что участники войны называют «передком», у её борзописцев вызывает несколько иные представления.

               Обрела второе дыхание С.Кузина, крашеная блондинка с усталым от исполнительности взглядом, усладившая начальство зрелищем осеменения далёких миров с помощью живчиков завотделом православной нравственности и яйцеклеток практиканток, что более чем дёшево. В награду за усердие С.Кузина получила возможность подготовить свои клетки к межзвёздному перелёту на Филиппинах. И как только г.Вирабов станет Главным, а потом, наев подходящее выражение лица, займёт место предыдущего главного, который стоит сейчас во главе Думы, звездолёты брызнут во все стороны, а известный журналист Ярослав Г. станет бороться за право стать первым неяпонским осеменителем, доказывая, что его здоровье не хуже, чем у Бориса Николаевича. Но, думается, японцы его всё же обскачут: у них денег больше, а в обновлённой гг. Вирабовыми России всё продаётся.

                Один римский император любил в свободное от руководства империей время понаблюдать совокупление по трое, что являлось самым надёжным признаком упадка империи. Похоже, что когда в нашей стране престол займёт г.Вирабов, ленту «Калигула», в цивилизованных странах, «где обывателей большинства», запрещенной, а у нас идущей свободно, станут показывать только на детских утренниках, поскольку наши ведущие издания и телеканалы вплотную подошли к осуществлению мечты маркиза де Сада, мечтавшего сделать извращенцами  ВСЕХ  граждан. Чтобы не так выделяться на фоне прочих своими странными наклонностями. Словно предчувствуя появление г.Вирабова, неистовый маркиз требовал, чтобы «существовали различные помещения, здоровые, просторные, опрятно убранные и безопасные во всех отношениях, где причудам наслаждающихся распутников будут предоставлены лица любого пола и возраста, любое создание». Разумеется, с падением всех предрассудков против совокупления и деторождения. А отказ от домогательств «повлечёт за собой наказание, которое соизволит назначить получивший отказ распутник», т.е. наказан будет не порок, а добродетель. Иначе говоря, если какая-нибудь каракатица не сможет угодить г.Вирабову, то  он может приказать зажарить её и подать ему с соответствующей подливкой. Таким образом, гражданин не «будет беспокоить правительство», говорят и маркиз, и ведущая с ним перекличку через века КП, уверенные, что все потрясения в мире происходят от половой нужды. А считают они так, потому что не Базаровы и не режут лягушек, если есть возможность наблюдать, что они вытворяют в брачный срок.

                  Вышеприведённые примеры лишний раз доказывают правоту ниспровергнутого Энгельса: природа действительно умеет отомстить за насилие над собой. Гонят природу в дверь – а она в окно. Или какое иное отверстие. Вот ведь к чему ведёт привычка получать блага жизни через заднее крыльцо.

                   Известное положение дел в обществе создаёт известные потребности (или непотребства), поскольку, когда к власти продираются  люди, умеющие только продираться к власти, страну начинает лихорадить. Причём лечить больное общество приходится не совсем здоровым врачам, только что прошедшим переподготовку в больнице «Всех скорбящих». Рыба, знаете ли, начинает тухнуть с головы, а с головой у ребят и в самом деле не всё в порядке.

                    Отметим мимоходом, что в начале 90-х второй раз после времён Розанова на Руси стало выгодно быть извращенцем. Некоторые, кстати, через заднее во всех отношениях крыльцо попали на службу прямиком к Борису Николаевичу, чего, между прочим, не было со времён Ивана Васильевича.  Казалось бы, признайся в этом прилюдно всей редакцией, как Раскольников: мол, есть такой грех, готовы получить за него заслуженное вознаграждение. Так ведь нет, пригласили прошедшую огни, воды и проверку ЦРУ, умудрённую опытом прямых продаж истины бабу с радио «Свобода», которая на первой странице  --  редактор как настоящий мужчина уступил ей своё место --  тогда ещё четырёхполосной газеты объявила: все путное, что сделано в мире, сделано извращенцами. С чего, собственно, и началось обновление России.

                       В начале 90-х помнится, народ удивлялся: с чего бы это такое поветрие возникло именно среди избранных из самых проверенных  -  защитников идеологических твердынь?  Очень простое объяснение даёт известный писатель Владимир Войнович:  поскольку за производственные показатели на этих участках работы – да и вообще за что-либо - отвечать не приходилось, сюда набирали по наличию у соискателя не столько разума или заслуг, сколько того, что на казённом языке ласково именуется «компроматом». «Хорошо, если сотрудник любит выпить или женщин. Ещё лучше, если он любит мужчин», -  вспоминает писатель тех, кто сначала распинал его на собрании Союза писателей,  потом оказался в первых рядах сначала перестройщиков, а затем рыночников, посмотрев на которых поближе, начинаешь понимать, почему Советский союз проиграл идеологическое соревнование с США.

                        Отметим любопытства ради, что Гегель, определяя всякую философию как современность, схваченную мыслью, утверждал, что ни одна из них не сможет пережить своё время. А вот философия ВВ, как видим, пережила своё время назло Гегелю. Потому что схватывала своё время не мыслью, а её отсутствием. Времена, когда господствующей становится мыслишка ухватить чего-нибудь, склонны повторяться.

Справедливости ради отметим, что возможно и иное развитие событий: став Самым Главным, г. Вирабов

Тогда возьмётся, может быть,

У девок нравственность крепить.

Так, как он её понимает. В нашей стране почему-то так принято.

Есть женщины в русских селеньях…

Считаем ли мы, что сторожевые собаки-самки

должны охранять то же самое, что охраняют

собаки-самцы?

Платон. «Государство»

              Но мы отвлеклись от любви. Господа из КП считают укрывание уставшего от бурь житейских Обломова под крылышком вдовы Пшеницыной, возложившей на себя заботу об Илье Ильиче и самого  Илью Ильича, верхом страсти. Ибо «Было в идеале женшины-борца и бомбометателя нечто болезненное, как и в самом отрешении от быта, семьи и уюта».  А как же, в конце концов, обстоят дела с женским вопросом в самой КП? «В особенности сейчас, когда целый ряд недоношенных литературных поросёнков издают такое хрюканье около женщины и так невыносимо запачкали её образ», -- ставит животрепещущий, словно журналистка, попавшая в грязные лапы боевиков в предчувствии неизбежного и довольно приятного конца, вопрос доношенный и даже половозрелый литературный хряк Вася, вслед которому в эту литературную щель устремились одичавшие стада литературных вепрей. А другой литературный хряк, набравший к этому времени ощутимый вес в КП,  отвечает ему: «Мол, всякая революция озабоченно увязывается с женщиной-«эмансипэ» и обобществлением женщин. Во всяком случае, половыми болезненного вида из КП, которые почему-то не способны воспринимать мир иначе, чем через половой вопрос.

Это не совсем так. И, прежде всего, потому, что обобществление женщин применялось не только для разрушения общественного строя  и государства, но и  для их укрепления. В Вавилонии при шахе Кеваде (488 – 531) начал проповедовать свое учение некий Маздак, склонивший на свою сторону самого Кевада. Царя можно понять:  в 491 году Иран постигла засуха, ставшая причиной недорода. То, что не погибло от засухи, сожрала саранча, живое олицетворение либерализма.  Шах Кевад, как и несколько позднее Горбачев,  приказал открыть государственные закрома, но это не смогло предотвратить волнений: царям надо уметь не только открывать закрома, но и наполнять их. В этих условия один из вельмож по имени Маздак предложил на основе своего учения о «царстве света» и «царстве тьмы» всеобщее равенство благ, т.е. продразверстку и обобществление жен. Подданные восстали, бунтовщики проклятые, но, к сожалению, против освобождения женщин; им не понравилась коммуной вздыбленная Вавилония.

 Взяв власть в свои руки, маздакиты развернули террор почище якобинцев и ЧК, вместе взятых. Страна раскололась на красных (точнее, черных) и белых, появились свои махновцы, казаки, «зеленые» и началась резня. В частности, раскололись на два стана тамошние евреи; глава вавилонских евреев Маар Зутра собрал военные силы и оборонял еврейские поселения в течение семи лет от верных правительству войск, пока не был захвачен и убит. Как обычно, период ослабления узды, оттепели, сменяется закручиванием всех закруток; на смену Александру II приходит Александр III и начинает вешать.

Царевич Хосрой собрал войско из мужей обобществленных женщин и в 529 году повесил Маздака, а его сторонников закапывал в землю живыми, словно красноармейцев из продотрядов. Только что в топках паровозов не сжигали, да и то только потому, что паровозов ещё не было. Уцелевшие маздакиты бежали за границу, словно военные моряки с мятежного «Потемкина». И всё это за 1400 лет до возникновения большевизма как политического течения, до восстания селян на Тамбовщине и морячков в Кронштадте. 

Арийцы из КП

Такова природа женщин: даже заполучив в мужья самого

 бога любви, они все равно желают другого мужчину.

«Жизнь Вихрамы»

Буддистский трактат второго века

КП потешается над великим критиком, думавшем, как она считает, что туманные мысли в голове у тургеневской героини – это к революции.  (Кстати, эти туманные представления КП не более туманны, чем те, которые посещали Василия Великолепного в отхожем месте: «Что за мысль? Откуда? В чём она состоит? Туман. Огромный туман. Но от него ¾ моей постоянной печали», - исповедовался мыслитель, не всегда понимавший, о чём и чем он мыслит).

                При ближайшем рассмотрении, однако, оказывается, что туман в голове присутствует скорее у самого г.Вирабова, напускающего в этом вопросе туману с таким усердием, словно дымовую завесу ставит. Над своими умственными способностями. Впрочем, слава богу, что хоть туман-то имеется, раз уж самого великого критика почитать не удалось. А Добролюбов пишет, что женщина  просто «не хочет поверит, что он (Обломов) был так бессилен на добро» (Её отталкивает прежде всего эта разновидность бессилия), словно сотрудник КП, понимающий добрые дела исключительно с точки зрения покупки пузыря водки «не у мордоворота, а у бабки», поскольку его представления в этой области несколько туманны. Ольга, хотя и числиться в разряде тургеневских героинь, но «ищет возможности устроить счастье вокруг себя, потому что она не понимает возможности не только счастья, но даже и спокойствия собственного, если её окружает горе, несчастия, бедность и унижение её ближних» (Добролюбов). Все те условия, при которых ребята из КП только и могут ощущать своё величие: смотрите, завидуйте.

                     Может быть, у Ольги и туман в голове, но не до такой степени, чтобы иметь дело с мужчиной, не способным самостоятельно штаны одеть, не говоря уже о том, чтобы их снять в нужное время. Тем более иметь от него детей. Чем взваливать на себя самого г.Обломова и заботы о нём, умная женщина «находит гораздо более удобным самой опереться на крепкого и здорового мужчину» (Писарев). «Жалко его, но это не религия милости, а религия Натуры» (Розанов).

                       По этой причине Обломов стал первым из лишних людей, от которого убежала приличная женщина; до той поры они сами от них убегали. Обломов, Базаров и Розанов обречены на дур, хотя и по разным причинам. На то же самое обречены, к сожалению, и наши борзописцы из КП, имеющие, как выясняется, самые туманные представления как о женщинах умных, так и о порядочных, которых можно перепутать с «эмансипе» только в тумане исполнительности. Кстати, французское слово «эмансипе» заменило чисто русское, которое, хотя и описывало явление с гораздо большей точностью, вышло из употребления в силу развития утончённости среди лакеев. Это новое явление, обозначаемое древнеславянским словом,  склонно пить, курить, материться, отдаваться без лишних слов, за исключением  древнеславянских же, и двинуть ближнему в челюсть не всегда стройной ножкой. «Мужчины балдеют», -- уверяет г.Вирабов,  как человек, привыкший  довольствоваться в отношениях с женщинами малым. Он, чувствуется, от всего балдеет. По сравнению с ней обруганная курсистка, единственная вина которой состояла в том, что она могла оказаться умнее Василия Премудрого, – агнец божий.

                      Да-с, господа, прошли те времена,  когда  Добролюбов возмущался неравноправием женщин: «Невеста, выходя замуж, знает, что будет уже не первым предметом ласк своего мужа… Но боже мой! Если жених узнает то же самое о своей невесте! Какой шум подымется! Она навеки опозорена». К чести господ из КП, они воплотили заветы великого критика в жизнь еще до того, как принялись его ниспровергать и оплёвывать. Теперь сотрудник КП, вдевая кольцо в нос сестре по перу, знает, что возмущаться нет смысла: он у неё не первый предмет ласк. И что ещё печальнее – не последний. Тут как в международных соревнованиях: стоит смириться с тем, что ты не первый, как тут же оказывается, что ты уже и не второй. Поэтому всё происходит без шума, словно при стрельбе с глушителем.

                      Теперь нетути такого безобразия, что «мужчина хвастается своей победой, а бедная девушка должна скрывать свой стыд» (Добролюбов). Ныне девушка предъявляет свой стыд, словно пропуск при входе в родную редакцию – в развёрнутом виде, подробно рассказывая, как её мочалили от Калининграда до Чукотки все, у кого было хоть немного свободного времени в нетрезвом виде, от нанайских мальчиков до грузинских старцев, а сидящий рядом муж предпочитает кропать статейку об отношениях гг.Писарева и Добролюбова с женщинами, нежели слушать, насколько его предшественники были изощрёнными в постели. И помалкивает. Поскольку молчание – знак согласия. С тем, что есть время собирать камни и есть время бросать их в неверных жён. Угадайте, какое время мы сейчас переживаем.

                         Это ж только отсталый король Германарих мог приказать привязать за супружескую измену  первую русскую женщину, имя которой стало известно благодаря этому потомкам, к хвосту такого же дикого коня. Слава тебе, Сунильда, первой вставшая на путь борьбы за права женщин! Иван Грозный, «познав ея недевственну», утопил жену в проруби вместе с санями, упряжью и совсем уж ни в чём не повинной кобылой. Или она тоже оказалась не девственной? А Базарову единственный поцелуй, наложенный на свежие губки Фенечки, стоил поединка с Павлом Петровичем, который, по мнению Писарева,  также был к ней неравнодушен.

Конечно, ребята из столь продвинутого – хотя и не по пути добродетели – издания лучше знают, что следует сообщать читателям, а что нет; но почему бы и не рассказать читателям, что делает, к примеру,  завотделом сельского хозяйства КП, застав жену, обрабатываемую  в постели с равнодушием долбежного станка грузчиком из соседнего продовольственного? Можно только догадываться, что ничего особенного. Уж слишком часто после того, как закончился визг « выдержим ли испытание сытостью?», повторяется вопрос, задаваемый с упорством мужика в будёновке с плаката времён гражданской войны:  а ты сумеешь сказать: «Вы тут заканчивайте, а я пойду кофейку заварю»? Есть что-то болезненное в этих мужчинах, озабоченных отысканием чужой болезненности и измерением длины срамного уда.

Оплевав создателей новых отношений между мужчиной и женщиной, оплёвыватели тут же принялись создавать новые отношения между мужчиной и женщиной.  Если во времена каменной пещеры обобществление собственности и женщин было огромным шагом вперёд на длительном, скользком и извилистом пути от обезьяны к человеку, то ныне очередное обобществление женского населения является, скорее, бегом на месте.

Не лишне будет отметить, что сам великий Розанов считал первой женщиной-борцом…Уленьку. Ту самую, из «Мертвых душ». Нежная дева, всаживающая всю обойму в городничего, это наиболее явный признак болезненности общества в целом. А вот когда дева охотится за начальниками, чтобы самоутвердиться, затащив их в постель и рассказать любопытствующим, каковы они там, как это делают сотрудницы КП, - это, разумеется, признак выздоровления общества.

Что опять же подтверждает правоту ниспровергнутого Добролюбова: «Конечно, ход развития человечества не изменяется от личностей». И от успеха у женщин этих личностей. «В истории прогресса целого человечества не имеют особого значения не только Станкевичи, но и Белинские, и не только Белинские, но и Байроны, и Гёте: не будь их, - то, что сделано ими, сделали бы другие». В том числе и более удачливые по части женщин господа из КП, которые воплотили в жизнь завет большевички А.М.Коллонтай, первого в мире женщины-посла и первого посла Советской России в Швеции: «Прежде всего, общество должно научиться признавать все форма брачного общения, какие бы непривычные контуры они ни имели, при двух условиях: чтобы они не наносили ущерба расе и не определялись гнетом экономического фактора». Она же считала, что «пробные ночи», широко применявшиеся в средние века, «могут иметь права гражданства» для обеспечения счастья отдельных лиц. Что мы ныне и наблюдаем.

Правда, прожженные, словно скатерть в общежитии совхоза им. «Комсомольской правды», бабёнки из КП дают советы остальному женскому сонмищу, как обмануть мужа так, чтобы он ничего не унюхал. Как в прямом смысле, так и в переносном. Но почему-то не говорят, что им удалось эти приёмчики испытать на себе, как они имеют обыкновение делать при посещении домов терпимости или площадок для съёмок порнухи, куда одна из новобрачных сего почтенного издания отправилась прямо в брачную ночь. Надо полагать, чтобы доставить удовольствие мужу – наглядный пример того, к чему приводит злоупотребление порнухой.  И Главному, потому что ему тоже приятно, что не ему одному жена изменяет. Это, пожалуй, единственный в наше время случай, когда журналист меняет профессию. Хотя в данном случае уместнее было бы говорить о совмещении.

Господин Вирабов настойчиво хочет уверить читателей, что сплетни о мандатах на обобществленных женщин – это сущая правда. Только зачем они нужны, если, как показывает пример самой КП, всё можно сделать и без бюрократической волокиты?

                Между прочим, когда этих ребят спрашивают, почему они всё про ЭТО пишут, хотя в мире полным-полно других вопросов, ребята ответствуют: "Этого хотят наши читатели".  Но читатели хотят знать, к примеру, раз уж КП сообщает время от времени о бракосочетаниях своих сотрудниц, удалось ли им в брачную ночь превзойти супружеский подвиг Валерии  - той, которая Мессалина, поскольку пускать жён по рукам не сегодня начали -  каким по счёту был у неё муж и был ли вообще? Кстати, Валерия в переводе на русский означает Здоровая. Но при таком нездоровом образе  жизни здоровья Здоровой хватило только на 25 лет.

               Да и сами мужья, уезжая по служебным делам, если и заклинают: «Жди меня», то вовсе не имеют в виду: «Храни мне верность». Которую им и в голову не приходит обеспечивать по способу немецких рыцарей, поскольку бывают времена, когда газеты воспевают верность жён, а бывают – половую свободу. Причём как осознанную необходимость мужей с ней примириться. Люди настолько привыкли стремиться к безделью – не зря же они Обломова воспели, – что были бы просто рады понаблюдать, как за них обрабатывает и эту ниву кто-то другой, привыкший под руководством КП работать за себя и за того парня. Под кличем «Ни одного отстающего рядом!». Отметим, что пастыри наши все время совершают одну и ту же ошибку: вместо повышения производительности труда норовят увеличить число занятых в производстве. Признав правильность мысли Добролюбова о «нелепости натянутой добродетели», (натянутой, разумеется, не в розановском смысле), они, забыв, что возможна еще и ненатянутая добродетель (не говоря уже о цельнотянутой), перешли сразу к пороку. А с учётом нынешнего внутриполитического положения в стране можно предположить, что Обломовы из КП предпочтут увидеть своих жён  умирающими под десятью мужиками сразу, нежели на баррикадах борьбы за счастье человечества. (Напомним, что такого итога Рахметов не смог достичь даже лежанием на гвоздях). Что ж, это их жизнь, их жёны, их право. Ведь собаки-самки из КП (чаще, впрочем, их называют одним словом) охраняют тот же общественный строй, что и собаки-самцы. А сам общественный строй прекрасно определяется теми способами, которыми его охраняют. Не удивительно, что слово «порядочность», слабо знакомая ещё Василию Предтече, тут применяется только в смысле содержания в порядке своих приманок.  Зато мы имеем лишнее подтверждение мысли г. Вирабова, что стремление изменить общество – признак расстройства, а изменять мужу – душевного, общественного и всякого прочего здоровья. Особенно если измена происходит прямо на глазах у мужа.

Совсем ещё молодой шеф-редактор московского выпуска КП щедро делился с собратьями из захолустья данными о внутренней жизни своего издания. Не ответил он только на два вопроса: какая у него зарплата, и сколько раз в неделю изменяет ему жена?

                Если ВВ знал только двух соратников из своего стана, жёны которых «не пропускали никого», словно Сцилла и Харибда, то теперь в том же стане не найти и двух, хранящих верность мужу. Остальные хранят верность не мужу, а общественному строю, при котором дозволено воровать, оберегая его целостность изобретённым ВВ способом, т.е. служа громоотводом для общественного напряжения, пропуская все скорби мира через себя. («Нет предела жертвенности русской бабы», -- со знанием дела заметила русская баба из КП Ольга Бакушинская). Можно ли осуждать бабёнок из КП, жертвующих собой, чтобы предотвратить ужасы пугачёвщины?  Правда, в отличие от ветхозаветных дев они не ждут у дороги, общедоступной, как они сами, пока дальнобойщики добровольно придут жать им сосцы: стрижка «тифозный барак тоже пройден» не всегда привлекает даже бомжей. Женское сонмище КП двинулось по пути Розанова на поиски возможности «удовлетворения половой нужды вынужденно бродячего населения», которое не то что удовлетворить половую нужду - помыться не всегда имеет возможность.

                   Тут девы оказались в первых рядах вершащих подвиг самоотречения. В отличие от подвигов животноводства, когда они предпочитали пасти задних. Можно даже сказать, что они вносят своё невостребованное по месту работы тело в качестве посильной лепты в дело борьбы со всемирным большевизмом. Закрывают, если так можно выразиться, грудью бойницу. А у некоторых она такая, что может заткнуть пушку калибра 500 мм, из которой обстреливался Ленинград. Наш народ вообще привык затыкать дыры. Особенно те, которые в мозгах у начальства.

Один мыслитель как-то заметил, что в мещанском браке, представляющем собой сделку, при которой один покупает, а вторая продает, как и в математике, где минус помноженный на минус дают полюс, мир получает одну добродетель, составленную из двух проституций. В рассматриваемом нами случае столь простым объяснением не обойтись, а потому подсчитать число проституций в современном мещанском браке следует предоставить людям, более сведущим в науке числительной.

                     Вот и летают голубки наши по горячим точкам среди ещё более горячих мужчин, предпочитая вдрызг пьяных или потерявших человеческий облик от нечеловеческих опасностей, поскольку другие на них не покушаются. Дело, как правило, происходит ночью, в кромешной мгле, предшествовавшей творению мира, чтобы не возникало необходимости закрывать лицо нестиранной портянкой. (Разумеется, жертве, а не насильнику).

Но возразить нечего: если женщины не хотят обслуживать своё войско, им придётся обслуживать чужое. Вот что пишет в своих воспоминаниях «Путь русского офицера» Деникин о событиях русско-японской войны: «Презрительное отношение японцев к китайцам, буквально как к неодушевленным предметам, и жестокость реквизиций угнетали население. В особенности возмутительны были реквизиции... женщин, которые производились не самочинно, а по установленному порядку... Даже на аванпостах, когда наши войска захватывали неожиданно японскую заставу, они находили там среди японских солдат несколько запуганных и замученных «реквизицией» женщин...»

 Между прочим, ВВ исключительно высоко оценивал брак ХV  века, когда жених и невеста даже не видели друг друга до свадьбы, «ложились втёмную», словно в КП после дружеской вечеринки. Его наследники пошли ещё дальше:  теперь Ромео и Джульета не видят друг друга не только до и во время свадьбы, но и после. Пинком  -  для придания начального ускорения на уровне пушечного выстрела  -  их перекидывают через линию фронта, поскольку бог создал их исключительно для одноразового использования, словно уже помятую туалетную бумагу. Так и летают они взад-перёд, словно голуби мира. Тоже своего рода челночная дипломатия. О подобного рода приключениях они не прочь порассказать окружающим. С насильников оплаты услуг не сдерёшь  -  приходится брать её с читателей.

                Кстати, пока вышеупомянутый римский император развлекался в свободное от государственных дел время вышеупомянутым образом, его юная супруга добровольно удовлетворяла в близлежащем доме терпимости «половую нужду» «вынужденно бродячего» римского населения. Брала по-божецки, но всё до последней копейки, ибо никто так не скуп на ласки мужьям и деньги, как жёны преуспевающих карьеристов. Такой вот «Чёрный беспредел». Как видим, аристократы, которых подчас, как совершенно верно выразился незабвенный Лёлик,  очень трудно отличить от дегенератов, начали пускать жён по рукам не сегодня. Император задолго до появления КП начал воплощать в жизнь один из заветов Аристотеля: имущество у людей должно быть частным, а пользоваться им следует совместно.  Причём именно наиболее последовательные сторонники частной собственности во все времена являются и наиболее последовательными сторонниками общности жён, воспевая вместо чистой любви чистую прибыль. А начальство воспринимает данное профзаболевание как самопожертвование и продвигает по службе.

Отметим, на то, что «коммунизм жен» уже существует, указывала ещё Иннеса Арман в письме к Ленину ДО прихода большевиков к власти. Она считала, что он исчезнет вместе с капитализмом. И, добавим от себя, вместе с капитализмом снова появится. Кстати, в отличие от гг. из КП госпожа Арман отрицала возможность обобществления женщин наравне с курями.

Но это все речь идет о тех, кто закабалил себя в пору большевистского прижима. А ныне, во времена свободы половых отношений жениться дураков нет. Оплевав Базарова, ребята дружно двинулись по указанному им пути, о котором Писарев сказал: «Его нельзя обязать быть примерным мужем и заботливым отцом семейства». Что-то маловато женатых  и замужних сидит по продвинутым редакциям. Уж не потому ли, что борцам с Добролюбовым, как и Добролюбову, «дрянь не нужна»? (А гг. Розановым и Вирабовым, этим мусорщикам любви, старьевщикам страсти, нужна!!)  Не приведи господи, им тоже хочется не жену делить с другими, а с ней «делить свои чувства и мысли».

Вывод: «Время римских цезарей имеет много сходства с нашим». Гегель.                              

СМЫСЛ ЖИЗНИ

Великое время требует великих людей.

Ярослав Гашек

«Приключения отличного воина Швейка»

       Доказав миру, что смысл жизни заключается в зарабатывании пролежней, когда читатели уже были уверены, что г.Вирабов уже завещал, словно скифский князь,  опустить себя в могилу вместе с вареньем, диваном и праведно заработанной долей разворованного госимущества, этот странный человек вдруг задумался о смысле жизни. Оказывается, смысл жизни не в победе в соревновании, как думал г.Вирабов, когда был в небольших чинах; но понял он это, только победив в соревновании за тёплое местечко товарищей по партии соискателей оного. С горькой улыбкой, словно на похоронах безвременно спившегося борзописца, г.Вирабов восклицает голосом трагика-любителя: «Ведь все смертны». (Обычно такого рода размышления одолевают пишущую братию, когда они крепко подзашибут). «С чем уйдём?» (Очень предусмотрительный сотрудник появился в КП: не успел прийти -  уже задумался, с чем уйдёт, словно в колбасный цех устроился).

Кстати, Василий Великий тоже скорбел на старости лет, что ничего не вышло из чресел его, а из сочинений народника Михайловского вышли тысячи земских врачей и учителей. Недаром же у Чехова один из наиболее часто встречающихся вопросов – это бесполезно прожитая жизнь человеческая.  Вольтер в свое время утверждал: «Надо возделывать свой сад». Василий Васильевич, считавший, что «и при жизни Вольтера, в его живых устах, слово не было особо ценным», тем не менее, соглашался с Вольтером в этом вопросе, только его согласие носит налет азиатчины и монгольского ига: «Надо копать арык». По всей видимости, на него сильное впечатление произвели труды Докучаева.

         Смысл жизни, как его понимал, к примеру, Писарев: «В наше время передовой человек должен быть непременно умным, честным, гуманным…, он должен всеми силами работать на пользу своих сограждан…» .  -  г.Вирабова, естественно, не устраивает, он только об этом почему-то сказать стесняется. Нет, быть умным он, естественно, согласен, поскольку это даёт возможности поживиться на чужой счёт. Но вот быть честным, да ещё работать при этом на благо своих сограждан его можно заставить только с помощью Особого совещания НКВД. Поэтому его не устраивает и Павка Корчагин, утверждавший, что жизнь дается человеку только раз, и прожить ее надо так, чтобы потом самому стыдно не было.

          По всей видимости, «уйти» г.Вирабов желает по-обломовски: с гордым сознанием того, что «ни разу не натянул себе чулок», поскольку «воспитан нежно, ни голода ни холода никогда не терпел, нужды не знал, хлеба себе не зарабатывал и вообще чёрным делом не занимался». Что особенно приятно осознавать при сравнении с теми, кто «работает без устали, бегает, суетится», поскольку если «не поработает, так и не поест». Причём и поработав, отбивными питаться не будет: не по чину-с! «Трескает картофель и селёдку».

           У господ из КП с г. Обломовым явно родство душ, поскольку «раз осознавши основную посылку, т.е., что есть люди, назначенные к тому, чтобы работать для чужого, а не для своего счастья, человек чрезвычайно логически доходит уже до самых крайних выводов из этого безнравственного положения». (Добролюбов). Но в конце концов, всё равно, с чем уйдёт лично г.Вирабов. Хуже, если уйдёт вся страна, как это случилось с Древне-Римской империей, когда быдловизация её населения превысила допустимые пределы и страна погибла не столько от варваров, сколько от варварства собственных граждан.

           Наше население вымирает столь стремительно, что скоро КП может остаться без подписчиков, поскольку перестало действовать основное правило российского государственного управления: бабы ещё нарожают. Бабы-то, даже из КП, если разобраться, в сущности не против покрыть убыль населения, но при условии, что их самих кто-то покроет, потому что, не поднимаясь в помыслах своих выше пояса, они тем не менее не размножаются.. Но кто это сделает, если вокруг мужчины, трепещущие от восторга только при получении очередного начальственного указания. «Не о таком трепете мечтают женщины»,  --- признаётся Ольга Бакушинская, которая «ничего не понимает в любви», где нет крайностей, мужской и женской. Из чего следует, что в КП она долго не задержится. Только она почему-то считает, что виной всему нехорошие писатели: «Начитаешься -  всякая охота поднимать рождаемость пропадёт. И вообще ничего уже больше никогда не поднимется». (Бедняжка, чувствуется, уже пыталась поднять этот вопрос перед собратьями по перу, но выяснилось лишь то, что у них поднимается только гнев против неугодных барину; так что впору их отпевать на партсобрании: «Вы жертвою пали в борьбе роковой». В любви беззаветной к руководящим должностям).  Победа над собой, разумеется, важнее победы в соревновании, хотя и является разновидностью последней. Но не до такой же степени!

Хотя вся вина писателей заключается лишь в том, что они слишком уж буквально воспринимают указания КП. У бедной девушки вызывают отвращение выражения вроде «эрекция мысли». Хотя это всего лишь понятие, описывающее рабочее состояние борзописца из КП, такое же, как «возбуждённое поле» в электронике.

          Как видим, туманные мысли в голове у женщины бывают не только к революции (в данном случае половой), но и после неё. Причём возник этот туман в женских головах по вине коллег, которые настолько естественны в своём поведении, что у них в головах нет даже тумана. Причём в смысле убыли населения половая революция перещеголяла по убыли населения три предыдущие вместе взятые.

Писарев не одобрял Милля, который «все разрешение общественной задачи видит только в благоразумном воздержании работников от наслаждений супружеской жизни». И вот теперь мы видим, как воздержание стало всеобщим: половина населения не состоит даже в гражданском браке, за который бился Василий Гражданскобрачный. А вслед за этим перестало действовать правило управление Россией – бабы еще нарожают. Уже не бросаются в драку за каждое рабочее место сто пятьдесят соискателей. Дело обстоит скорее наоборот.

Скромное обаяние обывателя

Удивительно, до чего до сих

пор жив и ярок Достоевский.

Розанов

"Решает насчет справедливости этих новых

идей такой человек, который за них, т. е. за счастье

пролетария, бедняка, сам не даст ни гроша;

напротив, при случае сам оберет его, как липку».

Достоевский

Когда наступает Время Великих Расхищений, когда, как выразился А. Бестужев, «…кто мог, тот грабил, кто не смел, тот крал», расхитителям, естественно, удобнее, чтобы каждый был за себя, терпеливо дожидаясь своей очереди быть обворованным в своей недавно приватизированной хате, которая с краю. По выражению Писарева «газеты того времени только удовлетворяли потребностям, а не создавали их своим появлением». Это было сказано о французской революции 1879 года, но справедливо и для наших дней.   Газеты оказываются в сложном положении: они скорбят об отсутствии гражданского общества, всячески содействуя его атомизации. А это вещи несовместные. В том числе и со здоровой психикой.

Прежде всего нынешним прихлебателям надо доказать, что, как это определяли Писаревы и Добролюбовы, «…Нельзя всем быть богатыми, всем талантливыми, всем красивыми; нельзя всем начальствовать, всем быть на первых местах; но истинный идеал государства состоит в том, чтобы  всякий был доволен на своем месте, всякий сознавал законность и глубокую справедливость своего положения и с такою же охотой повиновался, с какой другие повелевают, так же был спокоен и счастлив при своих десяти целковых жалования, как другие при двадцати тысячах дохода». Проще говоря, доказать необходимость разделения общества на богатых и бедных, когда «те и другие существовали бы рядом друг подле друга, так же безмятежно, как существуют дуб и крапива, хоть и отнесенные Линнеем к одному разряду по его системе, но нимало не помышляющие о соблазнительном равенстве друг с другом». И не только не помышляющие, а возмущающиеся этим равенством.

Как посмели оборванцы из Красной гвардии, не спросясь,  «назначить себе» 25 рублей в день! – негодует Василий Справедливый, в эту пору сам назначавший себе цену. Он уже подзабыл, как ненавидел неравенство, когда цену назначали ему. А ведь сумей он преодолеть себя, «… люди жили бы как святые в царстве небесном».

Рано или поздно возникает вопрос, каковы должны быть доходы у человека, чтобы он чувствовал себя счастливым. Достаточно ли ему будет, если он обрящът 35 копеек? Ведь Обломов при более высоких доходах скулил: «Ведь я с голоду умру! Чем тут жить?» А известная поэтесса, попав в годы гражданской войны на ту работу, которую вынуждены ежедневно выполнять тысячи других, менее удачливых женщин, взвыла уже к обеду: она предпочитала получать деньги за творчество, которое само по себе уже награда.

Вот что она пишет в своих воспоминаниях «Мои службы»:

Благовещенье 1919 г.

Цены: 1 ф. муки – 35 р.

1 ф. картошки – 10 р.

1 ф. моркови – 7 р. 50 коп.

1 ф. луку – 15 р.

Селедка – 25 р.

(Жалованье – 775 руб. в месяц). К сожалению, даже это небольшое жалование г. Цветаева отработать не сумела.

А что же это так подскочили цены? Кто виноват? «…рабочие, которым лень работать более 8 часов», - утверждает ВВ.. Они, гады, «назначили себе 8-часовой рабочий день – и подорвали железнодорожный транспорт и создали голод».

«Пыталась, из жил лезла – ничего. Не п о н и м а ю. Не понимаю, чего от меня хотят: «Составьте, сопоставьте …Под каждым делением – подделение»…. Опросила всех: от заведующего отделом до одиннадцатилетнего курьера. – «Совсем просто».

Из чего следует, что, собственно говоря, люди для того и объединились в общество, чтобы каждый мог приносить пользу другим и себе, с наибольшей полнотой развивая свои способности и занимаясь тем, что он может делать лучше других. Одни понимают одно, другие – другое.  К примеру, одни умеют делать деньги, а другие – только детей. «Нет денег – вымирайте!» - сурово говорят первые. Неудачники им не нужны. Будь по-вашему: вымерли. И тут же оказывается, что без неудачников нельзя делать деньги – работать некому. А значит, приходит очередь вымирать миллионерам.

 Цветаева «прослужила 5 ½ месяцев». «Нужно отдать справедливость, коммунисты доверчивы и терпеливы. В старорежимном учреждении меня бы, сразу разглядев, сразу выгнали», - признается она.

Потом был «Монпленбеж», где выдающаяся женщина продержалась полдня и дала себе великую клятву: «…не буду служить. Никогда. Хоть бы умерла». Хотя во время службы она могла бы снова заняться вредительством – писать, где можно, букву ять. С чего бы это? Конечно, «Комната, как гроб. Стены из карточек: ни просвета. Воздух бумажный (не книжный, благородный, а – праховый. Так, разница между библиотекой и картотекой: там храмом дышишь, здесь - хламом!) … Карточки надо разбирать по буквам. (все на А, все на Б), потом по вторым буквам… Так с 9-ти утра до 5 ½ вечера. Обед дорогой, есть не придется». Да вдобавок ещё «Заведующий – коротконогая сорокалетняя каракатица, в корсете, в очках, страшная» (Только баба может так уесть другую бабу!) А ведь другие всю  жизнь в таких условиях работают – и ничего. Никаких доплат за вредные условия труда не полагается.

Поэтому не так уж неправы были гг.Писаревы и Добролюбовы, когда утверждали: «…и принимаясь за соответственную работу, хотя бы и самую ничтожную, тем не менее никак не скрадывать, не уничтожать и не заглушать свои прямые человеческие права и требования». В частности, право на достойную зарплату. Чтобы не получалось, как у Обломова, который обещал своему слуге жалование, а тот возмущался:

Жалованье! Как не приберешь гривен да пятаков  к рукам, так и табаку не на что купить…

Вы еще не поняли, почему КП так яростно выступала против мелких расхитителей?

Как ни печально это говорить, но  и сама госпожа Цветаева сбивается на большевизм, заявляя, что существуют «непродажные вещи – не для рынка».

Мышеловка бесплатной любви

«Всем нравится брак по любви. Все невыразимое

 загрязнение европейской семьи и летит

в брак без любви». В. В. Розанов

То, что изрек пророк Розанов в 1900 году, стало ещё более заметно в году 2000. «Ничто так не опустошает душу, как зло вынужденной продажи и покупки чужих ласк», - утверждала большевичка Коллонтай. И по кэпистам это очень хорошо заметно.

А всё потому, что, как говаривали народники, «бывает время, когда народный дух ослабевает, подавляемый силой победившего класса, естественные влечения замирают на время, и место их занимают искусственно возбужденные, насильно навязанные понятия и взгляды в пользу победивших; тогда и литература не может выдержать:  и она начинает воспевать нелепые и беззаконные затеи класса победителей, и она восхищается тем, от чего с презрением отвернулась бы в другое время». Это, кстати, и называется умением приспособиться к окружающей среде.

Поэтому не надо думать, что в КП берут на службу только извращенцев. Скорее всего, пресловутое «молчаливое большинство» состоит из более-менее обычных людей, но в отличие от того «молчаливого большинства», про которое говорил один американский президент, они не могут молчать. Не могут молчать опять же не в смысле той женщины, которая так озаглавила заметку, порочащую действия Власти, а в том, что приходится одобрять извращенцев: с волками жить – по волчьи выть. Ну а, поскольку, говорить одно, а думать другое несколько неблагоприятно для душевного здоровья, у них также начинаются сдвиги сначала сознания, а потом поведения.

А потом удивляются, что, говоря словами ниспровергнутых Писаревых и Добролюьовых, «массе народа чужды наши интересы, непонятны наши страдания, забавны наши восторги. Мы действуем и пишем, за немногими исключениями, в интересах кружка более или менее незначительного; оттого взгляд наш узок, стремления мелки…»  Вот ведь как бывает: представление о совокуплении расширилось, а взгляды стали узковата. Мало того, как бы глубоко ни стремились эти взгляды проникнуть в то, на чем застряли, они всё равно остаются мелковатыми.

Вот не выдавили ребятишки из себя раба = Обломова, и поглядите, что получилось. Сторонники возвышенной любви стали защитниками ее одноразовой разновидности, убежденными в том, что бесплатная любовь бывает только в мышеловке. Кто так считает?

«С одной стороны, совсем сонные Обломовы, уже окончательно потерявшие. даже обаяние красноречия, которым пленяли барышень в былое время, с другой - деятельные Чичиковы, неусыпные, неустанные, героические в достижении своих узеньких и гаденьких интересцев. А еще дальше возвышаются Брусковы, Большовы, Кабановы, Уланбековы, и все это злое племя предъявляет свои права на жизнь и волю русского люда...».

Русь, куда несешься ты, управляемая и направляемая юродивыми?

---