Конкуренция, понимаешь!

 Случилась беда! Тяжело заболела мать,  и  участковый врач  сказал, что ей необходимо ложится на операцию, а  после операции  пройти длительный и довольно дорогостоящий курс лечения, да и сама операция, обойдется в копеечку. Есть от чего впасть в уныние.

Что тут можно добавить? Болеть никому не хочется, а в наше время, безвременья и произвола,  болезнь равносильна смертельному приговору, если  не обладаешь значительным капиталом. Мы  же с женой, хотя  все время и работали,  таким капиталом так и не обзавелись, не говоря уже о моей  матери. 

Стали мы с женой думать, где бы нам деньги изыскать. Зарплат наших явно не хватит, да нам и до этого приходилось изворачиваться, чтобы концы с концами сводить, а тут еще этот  кризис. Зарплаты урезали, а цены выросли. Продать тоже нечего. Кому нужна мебель после двадцати лет пользования,  ее даже на свалке не подберут.

- Кредит надо брать в банке, - решительно, и как бы с испугом, предложила  жена.

И то выход, подумал я. Тем более что ехать никуда и не надо, так как есть отделение банка в нашем доме, А в соседнем доме их даже  пять.

- Завтра  же и схожу в банк, - решил я,  и уже с более легким сердцем лег спать.

На следующий день, не заходя, с работы,  домой, я и зашел в «Русский кредит», филиал которого располагался в нашем доме. Подошел к стойке, за которой располагался   молодой, прилично одетый, человек, встретивший меня улыбкой.

- Могу я у вас получить кредит на личные нужды? - поинтересовался я.

- Безусловно, - как бы обрадовавшись, и еще шире улыбаясь, ответил банковский работник.

- И какой процент по кредиту я обязан буду выплатить, - сразу же задал я мучивший меня все это время вопрос.  

- Девятнадцать процентов годовых, - глядя в какие-то бумаги, ответил молодой человек.

В воздухе повисла пауза. Внутри меня стало нарастать неизвестно откуда взявшееся раздражение этим ухоженным молодым клерком, его вызывающим галстуком, дежурной улыбкой, за которой не чувствовалось реального участия,    мраморными полами,  всем этим  холодным  и роскошным интерьером  банковского учреждения, отдающего  каким-то бездушием.  

- Что требуется от меня, для оформления  кредита?

- Копия паспорта, справка с места работы о зарплате, и справка об имуществе, которое вы могли бы выставить как залог.

- А без залога вы выдаете кредиты, - спросил  я, уже предчувствуя, что никакого кредита  не получу.

- Без залога только потребительские кредиты на товары и  автокредит, где  автомобиль и является залогом, - так же улыбаясь, пояснил клерк. А затем,  видимо, увидев растерянность и отчаяние на моем лице, добавил, - вы можете заложить свою квартиру, но только при условии, что вы единственный ее владелец, и прописаны в ней только вы. В связи с кризисом мы вынуждены ужесточить условия кредитования и подходить к оценке заемщика более строго.

 Не ответив,  вопросительно глядящему на меня клерку,  я отошел от стойки и  отправился домой.

Жена с порога сразу спросила, ходил ли я в банк.

- Ходил,  - не сдерживая раздражения, ответил я,  и прошел на кухню.

- Ну и что?

- А ничего! Не могу же я всех  выписать из квартиры, тем более детей, чтобы получить кредит!  

- Сходи в другие банки, может там более приемлемые условия,  - предложила жена, ставя на стол миску с супом и придвигая хлеб.

- Лучше не расспрашивай меня мать, и так тошно.   А в другой банк я обязательно схожу, хотя уж и не надеюсь.

Согласившись с предложением  супруги,  я еще три дня я ходил по банкам, но так кредит и не получил. Несмотря на то, что названия у банков были разные, а реклама по привлечению денег от населения невероятна изощренная,   условия  выдачи кредитов  были почти одинаковые. Везде требовали залог,  ставки по кредиту начинались с девятнадцати процентов, зарплата должна была быть, как минимум, в пять раз выше моей, к тому же,  помимо залога еще требовалось заплатить за оформление договора, страховку за кредит и застраховать свою жизнь. Оказалось, что банкиры ценили мою жизнь, в статусе заемщика,  гораздо больше, чем ценил ее я сам.

 К субботе я выдохся,  потерял всякую надежду оформить кредит,  и мне до чертиков опротивели эти  улыбчивые и ухоженные банковские клерки,  изображающие успешных и счастливых работников в чумной стране.  Чтобы хоть как-то отойти от этих мыслей и мрачной домашней обстановки, да еще и посоветоваться,  отправился к соседу по лестничной площадке, сыграть партию в шахматы, да поговорит за жизнь. Последнее время  это было единственное культурное   развлечение,  которое я себе мог позволить  каждую субботу.  О походах  в  театры,  в кино  и на концерты  давно уже никто в семье  даже не  мечтает.

Сосед Евгенией Петрович,  мой неизменный соперник за шахматной доской, был дома и  уже поджидал  меня, о чем свидетельствовали расставленные на доске фигуры.

- Как здоровье Екатерины Федоровны, - поинтересовался  Петрович, зная о болезни матери.

- Хуже не бывает. Сильные боли довели ее до нервного истощения. Почти не спит.  Только на обезболивающих уколах  и держится. Врач сказал, что необходима операция  и  лекарства, которые стоят больших денег.  Да и за операцию надо заплатить какую-то сумму. А как ты сам знаешь, у меня таких  деньг никогда и не бывало в руках. 

Петрович встал из-за стола, и нервно заходил по комнате,  даже  забыв сделать свой очередной ход.

- Вот до чего довели народ эти проходимцы и карьеристы, - воскликнул Петрович,  вскидывая руки вверх и, затем,  встав  в виде вопросительного знака перед столом, спросил, -  и что ты думаешь делать?  

- Да я уже и не знаю, Петрович! То ли от отчаяния пойти на ограбления банка,  как тот новокузнецкий неудачник, больше похожий на самоубийцу, чем на грабителя, то ли,  почку продать! 

- Кредит, я так понимаю, раз подумываешь об ограблении банка, ты уже пытался взять, - снова садясь за стол, спросил сосед.

- Пытался! Вот только заемщик из меня, похоже,  уж очень ненадежный.  Все банки отказали.  Но кое-что я понял!  Оказывается и попытка бывает пытка.

- А какие проценты просят? - с  явным  интересом задал вопрос Петрович.

- От девятнадцати и выше.

- Это полная стоимость кредита, или еще какие-то сборы имеются? 

- Страхование кредита, некоторые требуют оформить страхование жизни, ну и за оформление договора надо платить.

- Понятно, - воскликнул Петрович.

- Что понятно, - переспросил я.

- А то, что реальная стоимость кредита, при таком подходе, не менее тридцати пяти процентов в год.

Петрович снова встал из-за стола и заходил по комнате.

- Это же грабеж чистейшей воды! И к этому все и двигалось.

- К чему двигалось,  - недоуменно спросил я.

- К тому, чтобы содрать с народа три шкуры!  Народ кормили баснями о рынке и конкуренции, и всякие "ученые" мужи, со званиями и степенями  неустанно твердили народу, что вся проблема в монополии, и стоит  наплодить частных собственников, как все тут же получат массу качественных и дешевых товаров и услуг, а получилось все как раз да наоборот. Получили массу захребетников.  

И ведь как ловко обработали сознание обывателя! Телевидение великая сила, а в руках врага и великое оружие. Что тут можно добавить!

 Одураченный  партократами, в союзе с академическими мародерами,  и прислуживающей им журналистской братией народ, ведь,  действительно поверил, что ему, в этой жизни,   не хватает только  рынка и конкуренции. В общем,  «За императора Константина и его жену Конституцию».

- Ты это о ком сейчас Петрович?

- О солдатах, которые в 1825 году,  на Сенатской площади,  выкрикивали этот призыв.  Так им офицеры заговорщики   объяснили, -  с усмешкой проговорил Петрович. А потом внимательно посмотрел на меня и серьезно спросил, - а ты, Игорь,  думал, что неграмотные  солдаты,  бывшие крестьяне вышли на Сенатскую площадь действительно добиваться Конституции?

- Да, я как-то об этом вообще не думал,  - ответил я,  и мне стало неловко за мою малограмотность. Я даже успел представить, что именно так тогда смотрели офицеры на своих солдат, как Петрович на меня. 

 - А думать особо и не надо было! – воскликнул Петрович.  Надо иметь чувство собственного достоинства и уметь защищать свои интересы, а не идти на поводу у всевозможных авантюристов. Когда вклады у народа обесценили, стоило выйти на улицы, как это делает народ в других странах,  и показать им, по крайней мере, свое недовольство и свою готовность защищать свой жизненный уровень. Потребовать, наконец,  суда над этими вороватыми реформаторами, а не седеть по кухням и возмущаться.

Но что парадоксально и даже смешно, в этой ситуации! Народ, действительно, получил конкуренцию – крестьянин теперь конкурирует со всеми производителями мира, а рабочий  - со всеми безработными бывшего СССР. А, вот у ростовщиков и новых хозяев жизни никакой конкуренции.  Не жизнь, а малина! Конкуренция, понимаешь!

 Стало понятно, что  Петрович плавно переходит к своей излюбленной и болезненной теме – перестройке девяностых годов. При этом, всегда, как только он начинал говорить о перестройке и ее вдохновителях, в него вселялся какой-то неведомый мне дух, лицо оживало, и он, забыв про шахматы, начинал произносить длинные обличительные монологи.  А я, в такие моменты,  выступал лишь в роли слушателя, не всегда умеющий его понять, и с толком возразить или поддержать разговор.

- У нас что, до их перестройки в стране были проблемы с банками? 

- Да, вроде бы, нет.

- Вот именно, что нет! Был один государственный банк, который имел везде свои филиалы,  и каждый  гражданин мог взять кредит под три процента в год, Под три…Игорь, а не под тридцать! Ты это понимаешь!  Был период, ты должен это помнить,  когда  можно было взять кредит и на покупку или строительство  дома, и без каких-либо залогов.

 А что теперь?  - продолжал рассуждать Петрович.

Теперь  на каждом углу банки, но за кредит  тебя разденут и разуют. Это называется,  создали конкурентные условия! Дали полную свободу ростовщику, который беззастенчиво грабит производство и народ, и еще нагло врут, с экранов телевизоров, что теперь народу живется гораздо лучше. Пишут «научные» трактаты, о том,  почему и кто затеял перестройку, а под носом и не видят, что перестройку и затеяли те, кто руководят этими банками. 

Сегодня, когда масса людей остаются без работы,  буквально без средств к существованию, менеджеры  банков выписывают себе миллионные премии, и никто не желает видеть в этом вопиющей несправедливости.  Как будто,  так и должно быть.

- Петрович, я так понял, что ты готов участвовать в ограблении банка? – прервав его монолог, поинтересовался я.

- Какой из меня грабитель, да и не так мы воспитаны. И тебе,  Игорь, между прочим,  не советую этим заниматься. Убьют как кролика, вот и весь тебе будет сказ.

-Да я и не собирался.

- Вот и правильно. Тебя с работы еще не увольняют?

- Пока нет. Зарплаты, правда,  урезали на одну треть. Говорят, что    не идет  продукция  из-за кризиса.

 - А что профсоюз? Напиши заявления с просьбой оказать материальную помощь.

- Что ты Петрович! Какой профсоюз! Руководство нашего профсоюза только и думает, как угодить начальству, а до проблем рабочего им никакого дела и нет.

После моих слов Петрович насупил брови и сердито бросил, - так сами же и виноваты, что у вас такое руководство профсоюза. Почему не переизберете других руководителей?

- А ты думаешь,  это так просто? Взяли и переизбрали.  Был у нас один, кто возмущался, что профсоюзное руководство не отстаивает наших интересов, так первый же и попал под сокращение.

- Вот! Вот! – воскликнул Петрович. – Вы хотите, чтобы все было легко и просто. Без борьбы и трудностей, а так не бывает. И чтобы защитить своего же рабочего, который правильные вещи говорит,  у вас духу не хватает.   

- Защитишь, так сам и вылетишь с работы. Сегодня на работе никого особо не держат.  Ты, то сам Петрович, много выступал против власти в свое время? – решил заметить я ему, чтобы он не очень тут храбрился передо мной.  И через минуту добавил, - ведь, и поводы для этого были.

- Возможно, что и были,    - спокойно парировал Петрович. Но ты, Игорь, забываешь, что я не в рабочем коллективе трудился, а в бухгалтерии, тем боле в должности главного бухгалтера.  

И трудился, надо заметить, честно. Ты  ведь сам видел, как мы с Лидией жили. Да и на пенсию вышел еще тогда, когда начальство не жульничало с государственными деньгами, побаивались.

- Ладно,  Петрович, не обижайся, это я так, к слову сказал, - успокоил я старика.  -  Пора мне  домой,  а партию оставь. В другой раз доиграем, - добавил я, и,  попрощавшись с соседом,  вышел на лестничную площадку.

Игорь Брагин