К ВОПРОСУ О КРИТЕРИИ ФИЛОСОФСКОГО ПРОФЕССИОНАЛИЗМА

         Весьма актуальным в настоящее время становится вопрос о критериях фундаментальности философских работ, о критериях философской культуры./5/  Но вопрос этот тесно связан с выяснением природы самого философского труда. Принципиальные предпосылки к этому мы находим у Ф.Энгельса, который указывал на то, что философия выступает «как особая область разделения труда»./1,419./

        В последнее время проблема философии как профессии рассматривалась англо-американскими авторами./12;13./  Однако, в философском профессионализме они ухватывают лишь его институциональную сторону и лишь её отрицательные последствия. Среди них отмечается: самомистификация в целях поддержания авторитета; искусственное сокращение числа лиц, приобщающихся к профессии, с целью поддержания спроса на неё; противоречие между научной и педагогической деятельностью философа;  взаимная некритичность коллег и т.д.  В качестве же положительных критериев философского профессионализма указываются: работа за плату; долгая подготовка; общественная значимость продуктов профессиональной деятельности; наличие профессиональной этики и система гарантий, свидетельствующая о профессиональной зрелости.

        Всякую попытку популяризации философии профессионалы встречают отрицательно. Однако, если она осуществляется, то ни к чему хорошему не ведёт, т.к. философ отчуждает, тем самым, у обычного человека последние остатки самостоятельного нравственного самоопределения. Вывод в целом неутешителен: «Как и всякая другая, философская профессия систематически работает в ущерб своим собственным целям. …на место авторитета разума ставится авторитет официального статуса и официальных учителей»./13,112./

        Объяснение всему этому видится в том типе общественного разделения труда, цивилизации, которые характеризуют современное (т.е. капиталистическое) общество. Выход из тупиков профессионализма в философии заключается, якобы, в преодолении самого института профессионализма. Такой выход вполне характерен для современной буржуазной философии, склонной о т о ж д е с т в л я т ь  социальное разделение труда – с профессионализмом. Социальное содержание философской деятельности выявляется здесь лишь в институциональной форме, так сказать в форме «внешней социальности».

        Но такой подход способен лишь некритически констатировать факты, а не объяснять их. Признавая его правомерность, классики марксизма наметили и другой путь к выявлению социальной природы философской мысли, ВНУТРЕННИХ  механизмов её социально-исторического функционирования.

        Основываясь на анализе немецкой классической философии, В.И.Ленин пришёл к выводу о том, что категории  н у ж н о  в ы в е с т и /3,86/, ибо в этом «дело философии». /3,108/.

        Выведение категорий, следовательно, является достаточно определённым критерием философского профессионализма. Однако, оно не должно рассматриваться «как чисто формальная деятельность по расстановке этих понятий в определённые схемы…»/4,140/. Ответ на вопрос, что есть категориальная дедукция, почему она необходима и выступает в качестве непосредственной задачи философа-профессионала, даёт анализ немецкой классической философии.

        Гегель часто предпосылал своим крупным работам рассуждения об отличительной особенности философского труда, борясь с дилетантскими воззрениями на него как на нечто обще-доступное и лёгкое, грустно замечая при этом, что «относительно других наук считается, что требуется изучение, чтобы знать их, и что лишь такое знание даёт право судить о них. Соглашаются также, что для того, чтобы изготовить башмак, нужно изучить сапожное дело и упражняться в нём, хотя каждый человек имеет в своей ноге мерку для этого… Только для философствования не требуется такого рода изучения и труда»./6,88-89./

        Следовательно, философия есть один из видов человеческой деятельности, так что от этого занятия философ может быть отвлечён различными, не менее важными вещами. Так, в предисловии ко второму изданию «Науки логики» от 7 ноября 1831 г. Гегель признаётся, что его «труд писался в условиях, диктовавшихся внешней необходимостью, что широта и многосторонность присущих нашему времени интересов неизбежно отрывали от работы»./7,94./ Это как раз и есть тот аспект внешней детерминации философской деятельности, который единственно доступен современным буржуазным философам. Конечно, важна мысль, что философия  т о ж е  профессия, но гораздо важнее выделить её собственную специфику.

        Для Гегеля, «философия по существу своему относится к стихии всеобщности»./8,1/ Но это вовсе не значит, что философ имеет какой-то свой особый, «философский» интерес. Как раз, наоборот, «задача философии…- ясно осознать то, что люди издавна признавали правильным»./6,119./

        Занимаясь своим делом, при всём различии технологии и натуральной формы его продукта, сапожник, ткач, администратор или философ действуют, при этом, как люди, т.е. развивают совокупные человеческие силы и способности.  Правда, этот фундаментальный факт их деятельности не всегда оче-виден, но это ничуть не умаляет его же реальности. Для Гегеля это значит, что «в нашем особенном поведении должно содержаться и распознаваться всеобщее определение»./6,117/  Вот это-то «всеобщее определение» и интересует философа как философа, хотя сам по себе интерес к нему характерен для любого и каждого человека как человека.

        Всякий результат труда, внешний предмет «светится» человеческими способностями. Присвоение этого предмета другим человеком (не в имущественно-юридическом смысле и значении), следовательно, равносильно развитию у него определённой (для этого предмета) совокупности способностей, т.е. способов деятельности.

        По справедливому замечанию Шеллинга, «в будничной деятельности за вещами, с которыми мы возимся, мы забываем  о  с а м о й  нашей  д е я т е л ь н о с т и»./11,19/  Потому-то сапожник, подчас, смотрит на философию как на напрасную трату сил, а иной «философ» третирует сапожника как «косную массу». Фетишизация натуральной формы продукта труда свидетельствует о его предметно-сущностной неразвитости, что рождает неспособность понять «вещь» как средство трансляции культуры, как способ  о т н о ш е н и я человека к человеку.

        Подлинное  профессиональное призвание философа – обладать этой способностью в полном  объёме  и  передать её другим. Именуется же такая способность как «сила и полнота  а б с т р а к ц и и».

        Однако, как считает Гегель, она не приобретается автоматически (скажем, с приобретением диплома или на «царском пути в философию»), а есть результат высокой степени образованности и труда. Предпосылкой этого труда является «потребность уже удовлетворённой потребности в необходимости отсутствия потребностей…- потребность абстрагироваться от материала созерцания, воображения и т.д., от конкретных интересов вожделения, влечения, воли»./7,84/  В этом случае натуральная сторона продукта труда уже не слепит глаз и становится прозрачной его подлинная субстанция – сам действующий человек.

        Такими всеобщими формами всякого человеческого деяния, мышления, воления, говорения или потребности и являются  к а т е г о р и и.

        Профессиональная задача философа, его профессиональный интерес в том и состоит, чтобы «очистить» их (категории) от всякой ограниченности, срощенности с несвойственным им материалом, от всякой традиции их  «вещевистского», т.е. чисто утилитарного толкования и использования.  Этот  о б щ е с т в е н н ы й  СТАТУС  философии как раз и выражается в  м е - т о д е  деятельности философа – в категориальной дедукции как  д е л е  самой философии. Именно в ней и заключены критерии  философского профессионализма (по Гегелю, дисциплины и культуры разума). 

        И.Кант одним из первых связал научный характер философии с пониманием  к а т е г о р и а л ь н о й  природы мысли. Важнейшей философской задачей он считал обоснование категорий (дедукцию их) в таких характеристиках как «всеобщность» и «необходимость». В связи с этим дедукция должна быть «трансцендентальной», ибо лишь в этом случае соответствует их специфической природе. Если дедукция удалась, т.е. результат имеет действительно всеобщий характер, то это свидетельствует и о всеобщности деятельности самого философа. Ибо, как доказано К.Марксом относительно диалектики абстрактного и конкретного труда, всеобщему характеру деятельности соответствует и всеобщность её продукта./2,46./

        Фихте гораздо чётче чем Кант подчеркнул идентичность механизмов функционирования человеческой культуры и категориальной дедукции. Он сосредоточился на отыскании всеобщей и элементарной формы, «клеточки» человеческих способностей, через призму которой человек «…является в одно и то же время и тем, что совершает действие, и продуктом этого действия»./10,72./ Отсюда же, по Фихте, генерируются и все известные нам категории, осуществляется их дедукция.

        Что же произойдёт, если философ  о т к а ж е т с я  от дедукции категорий?

        Вообще, начисто отказаться от дедукции нельзя, ибо, тем самым, покидается точка зрения философии как философии. Отказ от дедукции  в о з м о ж е н  лишь как «плохая», ненаучная дедукция.

        По Канту, такой печальный пример «философского профессионализма» являет собой дедукция Локка, который выводил их (категории) из индивидуального опыта. Однако, обоснование их «вовсе не лежит на этом пути, так как априорные понятия в отношение своего будущего применения… обязаны предъявить совсем иное метрическое свидетельство, чем происхождение из опыта»./9,183./  Такая дедукция носит название «эмпирической».

        Порочность, ненаучность и бесполезность для философских целей этой эмпирической дедукции состоит в том, что  т а к и е  категории не могу быть ориентированы на «всякий возможный опыт», т.к. отягощены, срощены с той ограниченностью, которая характеризует отдельного эмпирического индивида и его принципиально «частичную» жизнедеятельность.

        Категории же суть всеобщие формы деятельности, т.е. должны быть всеобщими не только «по форме», но и по содержанию. Другими словами, категории должны базироваться на совокупном опыте человечества во всём его объёме.   А результат эмпирической дедукции не всеобщ и деятельность по её осуществлению (=дедуцированию) просто противоречит общественному статусу философа, всеобщему характеру его труда.

        Верность этой традиции – критике некритического отношения к категориям как «объективным мыслительным формам» – сохранили и классики марксизма.  Не случайно «Капитал» К.Маркса носит подзаголовок «Критика политической экономии».  К р и т и к а  экономических категорий как раз и осуществляется Марксом в форме их  в ы в е д е н и я, диалектической дедукции. Именно опираясь на эту традицию немецкой классической философии, В.И.Ленин и сделал вывод о том, что выведение категорий есть «дело философии»/3,108./, её «дело-действие», вытекающее из природы самого философского труда.

                                                            ЛИТЕРАТУРА.

1.Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т.37.

2.Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т.23.

3.Ленин В.И. Полн.собр. соч., т.29.

4.Абдильдин Ж.  К вопросу о систематическом построении диалектической логики. Материалы конференции «Материалистическая диалектика как логика и методология современного научного познания». Алма-Ата, 1977.

5. Высокий долг советских философов. «Правда», 19 сентября 1975.

6. Гегель Г. Энциклопедия философских наук, т.I, М., 1974.

7. Гегель Г. Наука логики, т., М., 1970.

8. Гегель Г. Феноменология духа. Сочинения, т.4, М., 1959.

9. Кант И.   Сочинения в 6 томах, т.3, М., 1964.

10. Фихте И.Г. Соч., т.I, М., 1916.

11. Шеллинг Ф.-В.-Й. Система трансцендентального идеализма. Соцэкгиз, Л., 1936.

12. Ed. Helbig.   Professional philosophy and the layman.  Metaphilosophy  Vol. 4. No 1.  Janyary 1973.

13. Alison Jagger  Philosophy as profession.  Metaphilosophy  Vol. 6. No 1.  Janyary  1975.

     В.А. МОЛЧАНОВ                                                                1978 год.

ОПУБЛИКОВАНО:    «ПРЕДМЕТ ФИЛОСОФИИ:  ПРИНЦИПЫ, ПОДХОДЫ, АСПЕКТЫ» (Тезисы межвузовской региональной конференции).  МИНИСТЕРСТВО ПРОСВЕЩЕНИЯ РСФСР, Уральское отделение Философского общества СССР, Челябинская областная организация общества «ЗНАНИЕ», Челябинский ГПИ.

Челябинск – 1981 г.   с. 24-27.