Дискуссия с Форума сайтов rkrp-rpk.ru и rksmb.ru (http://forum.rksmb.org/viewtopic.php?f=3&t=2
Племянник Рамо Заголовок сообщения: Ильенков и судьбы марксизма
Добавлено: Чт авг 30, 2007 5:35 pm
Зарегистрирован: Пт ноя 11, 2005 11:20 am
Современный вой о «гибели» марксизма, как метода и общественно-политического и экономического учения, звучащий в среде профанов, в жизни не прочитавших ни одного философского текста, нас не интересует. Суди не выше сапога!
Намного интереснее брожение умов, наблюдаемое среди знатоков текстов, которых не обвинишь в безграмотности, но и не заподозришь в симпатиях к марксизму.«Знатоки» придумали себе из затруднительного положения выход, очень похожий на позицию товарища Бывалова из фильма «Волга, Волга!».
Мы помним, как почтальонша Стрелка в исполнении Любови Орловой показывала ему, что умеют таланты их городка. На что товарищ Бывалов ответил, что так петь и плясать невозможно, и что для этого нужно двадцать лет учиться.
Уже несколько раз за последние годы доводилось слышать, что Ильенков выдумал и Маркса, и Ленина. Что обоим мыслителям (а также, между прочим, и Спинозе) и присниться не могли те тезисы и выводы, которые Ильенков им просто приписал от своего имени. (То же самое говорят и о Лифшице). Этот довод кажется неотразимым, но рассчитан он на дураков.
Допустим на секунду, что так оно и есть. Что «на самом деле» Маркс и Ленин (а также Спиноза) были средней руки политиканы, которым приписаны достоинства гениальных философов.
Но почему же тогда критики, подобно товарищу Бывалову, не слышат и не желают слышать собственного голоса Ильенкова и Лифшица? Почему они не хотят (или боятся?) признать Ильенкова и Лифшица марксистами? Почему они считают их лишь ловкими имитаторами, рекламирующими мнимые достоинства своих учителей?
Говорят, что, будучи обитателями тоталитарного общества, Лифшиц и Ильенков просто не имели возможности ссылаться в обоснование своих построений ни на кого, кроме классиков - Маркса, Энгельса и Ленина, да, пожалуй, еще на несколько почитаемых и допускаемых марксизмом имен, вроде Спинозы и Гегеля. А, живи они в «открытом обществе», ссылались бы на Шопенгауэра и Ницше, Хайдеггера и Сартра, Рассела и Поппера, Мандельштама и Эрнста Неизвестного. Что и предпочитают делать сегодня многочисленные лица, именующие себя их «учениками».
Однако Ильенков, как известно, переводил Оруэлла, а Лифшиц прямо ссылался на Олдоса Хаксли в те времена, когда об обоих писателях у нас и слыхом не слыхивали. Тем не менее, ни тот, ни другой даже в заметках «не для печати» не числили этих писателей среди своих духовных отцов и учителей. Хотя оба прекрасно понимали и принимали тезис Ленина о том, что художник (добавим от себя: и не только художник) может почерпнуть для себя много полезного даже из самой реакционной философии.
Отвергая за недостатком времени и места без обсуждения другие слабые доводы о непричастности Ильенкова к марксизму, мы должны признать его творчество одной из вершин современного марксизма. Более того, перефразируя известное изречение Маркса, мы можем сказать, что анатомия философии Лифшица и Ильенкова есть ключ к анатомии философии Маркса и Ленина. Намеки на нечто более высшее могут быть поняты только тогда, когда это высшее уже известно.
Даже личная судьба Лифшица и Ильенкова ярко отражает судьбу марксизма в ХХ веке. (Но об этом нужно говорить отдельно).
Бывают исторические периоды, говорил Ленин, когда на первый план выходят философские и вообще общетеоретические стороны марксизма. Это периоды преддверия исторических переломов. Позволю себе при этом такую дерзость, как не согласиться в этом вопросе с точкой зрения самого Гегеля. Мне представляется, что он был не прав, утверждая, что «сова Минервы вылетает в полночь», что философия «рисует серым по серому» и способна сказать что-либо вразумительное об исторических событиях только лишь post festum». Образ логических категорий как застывающей и застывшей лавы революционных извержений, без сомнения, очень красив эстетически. Однако он кажется мне слабым с точки зрения логики и истории. Великая французская революция не нуждалась в своей «немцкой теории» уже хотя бы потому, что разразилась после появления этих немецких теорий на свет. Исторически и логически более достоверно, что эта революция имела своих Предчетий в лице французских материализма и Просвещения с Руссо во главе.
Другой вопрос, что буржуазная революция породила новые социальные и теоретические противоречия, остро нуждавшиеся в разрешении. Эту задачу взяли на себя немцы во главе с Гегелем. Но это была уже другая задача. Задача, разрешение которой теоретически подготавливало уже не великую буржуазную, а великую пролетарскую революцию.
Философия вообще, как наиболее обобщенное отражение самых глубинных общественных процессов, выдвигается на первый план не post festum, а в те периоды, когда в обществе уже народились новые силы, которые еще не могут получить непосредственно-практического выхода.
Какие же это новые силы, с нарождением которых я связываю становление Ильенкова-философа?
Эта сила - первое поколение, духовно и физически родившееся, выросшее и окрепшее после победы Октябрьской революции, при реальном, советском социализме. Это поколение так называемых шестидесятников, гражданская и духовная драма которых до сих пор не получила сколько-нибудь адекватного освещения. Если пытаться определить ее пока чисто логически, но это будет драма (или даже трагедия) противоречия идеального и реального.
И их драма есть одновременно драма реального, советского социализма, достойная пера Шекспира, Гете и Пушкина, а не наших слабых усилий объять необъятное.
Великие социальные и экономические перевороты становятся необратимыми лишь тогда, когда затрагивают ткань повседневности, закрепляются в быту и привычках, нравах и обычаях людей, в нравственном самосознании общества. Как оценить с этой точки зрения итоги послеоктябрьских десятилетий? Казалось бы, прокатившаяся по стране небывалая волна «идейного» и бытового антикоммунизма однозначно свидетельствует о полном крахе начатого в Октябре. И все же не будем торопиться с выводами.
За рубежом поражаются, как могут граждане великой страны с таким яростным остервенением рвать, топтать и оплевывать свое недавнее прошлое.
На Западе не знают ничего подобного, хотя история капитализма, а, говоря шире - всей человеческой цивилизации, дает ничуть не меньше поводов для покаяния, чем 70 лет реального социализма. Для того чтобы капиталистический способ производства утвердился, например, на своей родине - в Англии, там потребовалось полностью уничтожить свободное крестьянство, бывшее собственником своей земли, - шекспировских «гордых иоменов», ввести против согнанных с земли «бродяг» террористические уголовные законы, каравшие смертной казнью малейшее покушение на «священное право» частной собственности, широко использовать рабский труд тех же бродяг, заключенных в каторжные «работные дома». Вялая, тянувшаяся два с половиной столетия буржуазная революция в Германии несколько раз буквально опустошала страну, уменьшая ее население более чем наполовину. Я уже не говорю о массовом терроре Великой французской революции.
Вот почему, когда слышишь, что мы «отклонились» от пути мировой цивилизации и нужно, мол, «возвратиться» в нее, становится и смешно, и грустно. Да, не было у мировой цивилизации учеников более прилежных, чем люди, вынужденные были защищать независимость России посредством строительства в ней социализма! Дорогу индустриализации страна прошла точно по хорошо укатанной за предыдущие триста лет колее, повторив все ее ломающие судьбы миллионов людей изгибы: ликвидация свободного крестьянства, террор, эксплуатацию рабского труда заключенных.
Так почему же «цивилизация» в отличие от нас не кается и не кликушествует, хотя среди ее духовных вождей немало серьезных критиков и реформаторов капитализма? Проще всего было бы ответить, что «Запад» не кается, потому что принесенные и принятые им жертвы окупились, ну а нам, оставшимся у разбитого корыта, сам бог велел замаливать грехи. Но не стоит так уж унижать людей, приписывая им недостойную человека людоедскую мораль: «Если я ем других, это добро, а если меня едят,- зло». А если бы мы жили сегодня не хуже «Запада», разве суд над прошлым был бы излишен, а сталинская эпоха великих жертв получила бы отпущение грехов от сытого желудка?
Для подлинно нравственного сознания важен вопрос не о том, насколько успешен или неприемлем конечный итог цепи насилий, именуемой всемирной историей, а о том, неизбежно ли путь к добру пролегает через зло.
Классический буржуазный гуманизм в общем и целом отвечает на этот вопрос утвердительно и ищет примирения с теми общественными противоречиями, благодаря которым зло выступает в качестве превратной, но необходимой формы и даже движущей силы прогресса. Эту позицию с наибольшей полнотой и откровенностью выразили духовные отцы буржуазной цивилизации - экономист Рикардо и философ Гегель, которому принадлежат такие примечательные слова: «обращаясь к конкретному рассмотрению дьявола, мы вынуждены будем показать, что в нем есть утвердительное - сила характера, энергия, последовательность». Сюжет, всесторонне разработанный в мировой литературе от «Фауста» Гете до «Мастера и Маргариты» Булгакова.
Но, кроме этой точки зрения, признающей, по выражению Белинского, наличное состояние мира «если не всегда утешительным, то всегда необходимо разумным», существует и более высокая, не довольствующаяся верой в итоговый разумный смысл действительности, стихийно и окольными путями возникающий из исторической бессмыслицы. Она лежит в основе социалистических и коммунистических учений во всех их утопических и научно обоснованных версиях.
Коммунизм как система идей не пытается ни романтически отрицать действительность, ни идеалистически приукрасить ее. Он видит всю жестокость жизни и не отвергает купленных ужасной ценой плодов прогресса. Но он отказывается признать такое положение вещей вечной нормой, ищет дорогу к иным, более человечным формам развития к собственно истории человечества в отличие от ее «предыстории» (Маркс).
На это возразят, что такие реальные и вымышленные революционеры, как Марат и Бакунин, Петр Верховенский и матрос Железняк, полагали возможным и даже необходимым срезать миллионы голов ради благополучия народа и что в жизнь, а точнее в смерть, воплотились именно их намерения, а не прекраснодушные мечтания социалистической интеллигенции.
Отвечу, что Верховенский и Железняк повторили здесь постулат именно буржуазной, «маратовской» революционности, которая присутствовала в Октябрьской революции и в последующих событиях.
Но рядом, в драматическом взаимопереплетении с «бессмысленным и беспощадным» бунтом взбесившегося мелкого буржуа, жила и развивалась принципиально иная, собственно социалистическая революционность, которая, не отрицая вынужденного насилия, не допускала любования им, возведения в абсолют.
Да, социализм, впрочем, как и все предшествующие ему общественные формации, возникает из жертв и насилия, из крови и грязи. «Долгие муки родов», о которых писали Маркс и Ленин, ссылаясь на «Записки врача» Вересаева, - не пустая метафора. Но вместе с тем это первый в истории строй, который объективно заключает в себе отрицание «нормального» кровавого пути прогресса, делает моральное неприятие такого пути достоянием массового сознания.
И когда многочисленные мои соотечественники на все лады поносят социализм, они, сами того не замечая, подтверждают его победу. Победу, которая по своему значению не уступает великим экономическим переворотам. Столь беспощадную и безоглядную критику собственного прошлого и настоящего могли предпринять только люди, воспитанные социализмом, вошедшим в их плоть и кровь, ставшим инстинктивным убеждением подавляющего большинства народа. Оставаясь материально еще в зачаточном состоянии, социализм уже победил морально.
Победил, но в какой же парадоксальной, трагически противоречивой форме! Через свое собственное отрицание, через вспышку антикоммунизма и ретроградных иллюзий! Это вам не «овес растет по Гегелю», чему учили в школе и институте,- здесь настоящая диалектика в ее, быть может, наивысшем в XX веке напряжении.
Самой распространенной отмычкой, с помощью которой проникали в наши души, стала всесветно знаменитая цитата о том, что высшая общественная гармония не стоит слезинки хотя бы одного только замученного ради нее ребенка. Большинство цитирующих приписывало и продолжает приписывать этот тезис лично Ф. Достоевскому. И лишь немногие, например Н. Бердяев, подчеркивали, что принадлежит он нравственному антиподу писателя - Ивану Карамазову, умственному аристократу, нашедшему в нем моральную санкцию вседозволенности и отцеубийства.
Достоевский же, наоборот, шлет нам из прошлого свое предупреждение о том, что возможна чудовищная подмена понятий, нравственная ловушка. Он подробно, «химически точно» анализирует, как эта абстрактно-гуманистическая истина становится в руках Ивана все более отвлеченной и софистичной, пока не вырождается наконец в смердяковщину - в лакейский суд над действительностью, в лютую ненависть к России, ко всякому проявлению духовной, национальной самобытности.
Опыт Ивана Карамазова повторился в массовом масштабе. Под видом «духовного раскрепощения» народу навязали смердяковские «идеалы», они тиражированы в миллионах экземпляров, в тысячах часов радио- и телевещания. Под флагом «гуманизма» обличители Павлика Морозова устроили такую пляску на отеческих гробах, какая не снилась и самому Смердякову. На ее фоне бесконечное словоблудие об освобождении из рабства тоталитаризма не более чем циничная насмешка. Наоборот, делается все для того, чтобы освобождение осталось чистой фикцией, ни в коем случае не переросло в реальный суверенитет народа.
Вся хитроумная подлость замысла заключена в том, что он построен на утилизации лучших и благороднейших человеческих чувств, что нелегко сразу разобраться в его циничной сущности. Ведь совесть при всем своем юношеском максимализме и непримиримости к злу сугубо непрактична, неопытна в махинациях, доверчива и может благодаря этому стать жертвой бесовского соблазна, морального оборотничества. «Ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить, что это Я, и многих прельстят», - предупреждал Иисус своих учеников.
Читать полностью
Комментариев нет:
Отправить комментарий