Часть 11
Речь идет о необходимости создания новой народной мечты как результате отказа от заказанного властью поиска национальной идеи. Необходимость такой утопии задается насущной нуждой в захватывающем социальном мифе – достойной утопии. Важнейшей особенностью содержательного достоинства мечты оказывается ее соответствие традиции народной жизни. Такой традицией в России всегда был идеал государства правды. Первое русское законодательство Ярослава Мудрого так и называлось – «Русская правда». Человек ждал от государства, от его суда правды и в зависимости от правды решал вопрос о соблюдении закона в соответствии со своими убеждениями. И сегодня вопрос о построении гражданского общества стоит так: либо ломать людей и делать их европейцами, либо восстанавливать нашу традицию построения государства правды. Известно, что в ходе реформ Александра II судебная реформа проводилась под лозунгом «Правда и милосердие», а не «Свобода и закон» (некое сочетание лозунгов сегодняшних СПС и ЛДПР). Ныне в начале ХХI в. все чаще раздаются призывы заменить 18 статью Конституции РФ, провозглашающую тезис о свободе как источника смысла закона на утверждение о правде как источника и определителя смысла закона. Понятие правды соответствует и православной традиции (правда – закон Христов), причем человек ждет от государства не патерналистского отношения, но правоты, не свободы, но правды от суда.
Другой особенностью нормальной действующей мечты является ее народность. Народность в целом, как фиксирует Н.Я.Данилевский, служит причиной существования государства: буквально, государство, не имеющее народной основы, не имеет причины для существования. При расхождении целей государства и сохранении народности неизбежно возникает необходимость в утопии как средстве сбережения народности. Мечта не нужна там, где народ поверил в правду государственного строя и стал его защитником. В 90 гг. ХХ в. в России было создано государство, не имеющее народной поддержки и защиты. Данные социологических исследований показывают, что от 60 до 70% населения РФ не считают себя обязанными государству и не хотят жить на его территории. Более того, от 40 до 60% подростков (не знавших иной государственности, кроме новой, возведенной в ходе реформ) полагают для себя необходимым соблюдать закон лишь в случае его сочетания с собственными убеждениями. Такое государство не имеет причины существования и порождает необходимость утопического проектирования граждан – ожидания государства правды, народного государства, в которое верит большинство.
Очевидно, что мало отстаивать интересы избирателей – необходимо считаться с убеждениями народа. Народник К.С.Аксаков полагал, что народ имеет глубинные убеждения, взгляды на образ жизни, уклад жизни и если жизнь строится в соответствии с убеждениями, то и народу комфортно в этом государственном устройстве. И если народ не устраивают реформы, если он не понимает их сути, на смену губительных реформ – этой воплощенной антиутопии – приходит народная утопия. Простой народ является основанием всего общественного здания страны, исторической духовности и силы ее. Он же является основой и мыслей страны, а потому любые реформаторы, управленцы могут сделать что-либо потребное для народного дела лишь, если исходят из мыслей и интересов простого народа. Во главе народных утопических проектов не могут стоять харизматические личности (вроде В.В.Жириновского), ученые (вроде К.Мангейма), но личности, коренящиеся в народе и имеющие народную социальную идентичность. Очевидно, что проблема социальной идентичности низов и верхов в утопическом сознании тесно связана с реальными отношениями слоев в обществе. Стратегия верхов может заключаться в вовлечении народа в государственную жизнь с тем, чтобы народ жил в государстве, в правду которого он верит. Таков вообще механизм воплощения мечты в жизнь (а не «сбычи мечт») и предотвращение напряженного народного искания правды.
Другой задачей моделирования коллективной идентичности оказывается сохранение каждым народом своего народного облика. Лозунг «Да здравствует каждый народ!» пришел к нам из середины ХIХ в. Такое, в сущности, антиглобалистское настояние идет еще и от Достоевского, полагавшего, что каждый народ привнесет особую наиболее развитую в нем форму жизни в копилку целостного человечества. Тезисы либерал-глобалистов, настаивающих на стирании и унификации национальных, территориальных различий под систему либеральных ценностей американского образца наиболее полно воплощены в доктрине США «Свобода. Сила. Лидерство». Эта доктрина ничем не отличается от идеологии Третьего Рейха и настаивает на ничем не ограниченной свободе для США, силе как условии свободы, лидерстве как цели свободы.
Наконец, мечты всегда создавали общественный идеал. Народ при утрате веры деградирует и перестает быть народом, превращаясь в население, филистерскую массу. Самым страшным следствием реформ 90 гг. ХХ в., прежде существовавших только в Смуту, была утрата цели и общественного идеала. Как говорили римляне, если не знаешь куда плыть, то нет и попутного ветра в паруса. Когда либералы утверждают, что быть богатым и здоровым и есть наша цель и национальная идея, то вспоминаешь евангельское «не хлебом единым», понимаешь и ту небывалую прежде в СССР скуку, которая поразила богатую верхушку нынешней Эрэфии. В этих условиях взлет утопий неизбежен, ибо общество вправе (пока в мыслях) обуздать эгоизм богатой элиты, вправе налагать ограничения на экономические и гражданские свободы, если они противоречат основам солидарности, нравственности, общественному благу.
В конституциях стран Запада, прошедших длительный цивилизационный путь, свободы и права граждан ограничены нравственным законом (в ФРГ), либо ограничиваются требованиями солидарности – не наносить вред обществу (Италия), либо требованием «общего блага» (Япония). Из принципа ограничения свобод вытекают неотъемлемые обязанности граждан, когда существуют естественные права и свободы, но есть и обязанности гражданского долга, общественного долга. Только в Конституции РФ сказано, что свободы и права могут быть ограничены, но в ней нет понятия общественного благ, нет и обязанностей граждан обуздывать свой интерес. Слово «общественный» используется лишь в контексте обеспечения общественного порядка и формирования общественных организаций... Конституция РФ должна быть цивилизованной и нацеленной на обуздание эгоизма олигархов, властей, поскольку простой человек не может воспользоваться свободами в условиях, когда деньги являются эквивалентом свободы. Поэтому восстановление понятия «долг» и есть ограничение свобод элиты, бизнеса. Но утопия требует идти дальше – привести право в соответствие с правовым менталитетом россиян. Мечта требует в соответствии с лозунгом «новых левых»: будьте реалистами, требуйте невозможного! Нужны новые люди!
У нас свой идеал закона, свой идеал правового государства. В западном идеале источником прав являются свободы. Там права делятся на права первого и второго поколений, что отражено в Европейской Социальной Хартии. Разрыв между правами в либеральном мышлении неустраним. Права второго поколения (право на образование, социальное обеспечение, жилье) понимаются как претензии к обществу, что и отражено в нашей конституции. Такое противоречие наличного законодательства и идеала народа приводит к псевдоколлективистской идентификации. Мечта проектирует подлинную коллективную идентичность, однако ее полагание возможно как забегание вперед и связано с социальным возрастом народов.
11 июня 2001 г. был принят Федеральный закон «О политических партиях». В п.5 ст.9 говорится: «Не допускается деятельность политический партий и их структурных подразделений в органах государственной власти и органах местного самоуправления (за исключением законодательных (представительных) органов государственной власти и представительных органов местного самоуправления), в Вооруженных силах Российской Федерации, в правоохранительных и иных государственных органах, в аппаратах законодательных (представительных) органах государственной власти, в государственных организациях. Запрещается вмешательство политических партий в учебный процесс образовательных учреждений». В свете сказанного довольно странно выглядит полное отсутствие реакции силовиков на почти ленинские призывы А.Чубайса к взятию всей полноты власти СПС на ряде съездов этой партии. И после этого либерал-демократы называют российскую демократию «управляемой»?! А вот другая статья закона – п.5, ст.13: «Запрещается создание и деятельность общественных объединений, цели или действия которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности государства, создание вооруженных формирований, разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни». В отличие от очень аморфных и слабо неработающих доктрин национальной безопасности, информационной безопасности, положения о партиях структурированы четко и однозначно, однако для их реализации нужна политическая воля, нужны новые люди. По большому счету нам не нужны многие партии – осколки, части, фрагменты социального целого. Неструктурированность и неразвитость гражданского общества и порождает множество этих «партий» (party – вечеринка, часть, а partisan – участник сходки).
В 1993 г. на выборах фигурировали такие экзотические «пати» как Партия любителей пива, ПРЕСС, Партия экономической свободы, ДС и другие – числом более 300. Через 10 лет в Государственной Думе остались фракции 4 партий: Единая Россия, КПРФ. ЛДПР, Родина. Выживают сильнейшие и необходимейшие – некий социал-дарвинизм! И так как количество переходит в качество, то понятно, что стране нужна по большому счету одна партия – партия России. Смеем прогнозировать, что в ближайшее время партии власти будет оппонировать партия гражданского общества, обладающая идеалом социал-патриотизма как «Родина», справедливости как КПРФ, закона как ЛДПР. Главной задачей этой единой партии станет восстановление России как мировой державы. Взаимодействие партий власти и гражданского общества на поле наиболее оптимального превращения России в мировую державу и выкует национальную идею. Напомним, что по конституции 1993 г. (с.13) в стране не существует официальной, единой государственной идеологии. Очевидно, что развитие гражданского общества вступило в противоречие с этим запретом, что было осознано еще Б.Ельциным, давшим ученым указание сформулировать национальную идею.
Некоторые ученые полагают, что целесообразно вернуться к 1926 г. – моменту начала построения новой коллективистской цивилизации, которая в эпоху перестройки была разрушена под флагом прав человека, когда говорили «Дайте сильным и инициативным собственность, и они спасут слабых!». Олигархи всех уровней стали рассматривать уничтожение коллективизма как полную бесконтрольность реализации своего воинствующего индивидуализма. Конституция СССР 1936 г. отводила правам и свободам человека 10 главу, первые главы были заняты изложением основ государственного и общественного устройства СССР. Однако реформаторы Конституции в 1977 г., основываясь на типичных послевоенных буржуазных конституциях Германии, Италии, Франции, вынесли на первое место права и свободы человека – эта тематика оказалась в 1977 г. уже во второй главе Основного Закона. В результате и Конституция 1993 г. отличается той же структурой, то есть она не защищает честь и достоинство человека и не обосновывает необходимость развития общего блага в противовес развитию воинствующего индивидуализма. В стране действуют уполномоченные по правам человека, которые занимаются в основном жалобами личного характера. Однако возникает насущная необходимость введения уполномоченных по защите интересов общего блага, и это введение является задачей нового поколения юристов, политологов и культурологов.
Новый персоналистский коллективизм неприемлем для стандартов потребительского общества, навязанного миру финансовой олигархией. Этот индивидуализм построен на безудержной гонке потребления и индивидуальном, либо массовом как в Японии, успехе в этой гонке. Этот механизм потребительской гонки сыграл свою роль в послевоенном подъеме Запада на основе плана Маршалла для Европы. В потребительской гонке возникают глобальные экологические опасности, которые приводят к разделению мира на бедные и богатые страны. Концепция устойчивого развития представляет попытку выхода из этой кризисной ситуации, попытку, несомненно, наивную. При этом предполагается, что установление международного нормативного порядка позволит ограничить аппетиты потребительского общества. Предполагается, что на этой интернациональной основе возникнет новый образ жизни для разных народов – более приемлемый для них, чем американский стандарт и образ жизни. Россия и стремится стать лидером в этом процессе создания новых международных жизненных норм для ХХI в.
Создание здорового – психически и физически – общества представляет собой привлекательную цель для народов мира. Народы стремятся вкладывать средства в человека и новый жизненный стандарт, позволяющий развивать производительные силы и наукоемкое производство. Именно поэтому высокое качество жизни всегда является задачей антропогенных цивилизаций. Новый образ России в мире не совпадает с националистическим мифом и основывается на неких реальных основаниях русской жизни. Какие же мы имеем основания для утверждения светлого будущего нашей страны в глазах человечества?
Это интеллект нации и сохранившаяся образовательная система – то, что позволило стране в кратчайшие сроки преодолеть разруху и наследие гитлеровской оккупации. Сюда же относятся великолепные научные школы, позволявшие нам в течение десятилетий успешно выдерживать конкуренцию с США и преодолевать американские достижения на самых важных прорывных участках технологического прогресса. Важно отметить уникальное географическое положение России в мировом сообществе – Россия выступает как мост между странами атлантического и тихоокеанского регионов. Северный морской путь через Россию в 2 раза короче и в 1,6 раз дешевле, чем любая иная дорога из Британии в Японию.
Что тормозит развитие России в ХХI в.? Это в первую очередь тупики нашего реформаторства: приватизация не привела к созданию эффективного собственника, либерализация экономики не привела к эффективному менеджменту с общественной и культурной динамикой, корпоративизм превратился в организованную систему расхищения российского национального богатства, а государственный монетаризм стал инструментом и жертвой разрушения финансовой системы. Однако главной бедой России стал государственный антикоммунизм как идеология антиобщественной рыночной экономики. В период государственной борьбы младореформаторов с тоталитаризмом ими был выдвинут лозунг «Никакой идеологии» – под его сенью была полностью отвергнута идея социализма, хотя вся перестройка плавно перетекшая в реформы начиналась под лозунгами «Больше социализма, больше демократии!». При этом стало считаться, что социализм себя полностью дискредитировал за годы существования мировой системы социализма. Однако реформаторы предпочитали не говорить о капитализме прямо, но заменяли этот термин эвфемизмами о социализированной или социальной рыночной экономике.
В массы внедрялось простое доказательство: рыночная экономика основана на частной собственности. А потому она несовместима с какой-либо идеологией. Все получилось как в «Отцах и детях» И.С. Тургенева: Вы полагаете, что убеждений не существует, тогда это и есть Ваше убеждение! («в комнате засмеялись»). У нас сформировалась чудовищная рыночная идеология, полагающая, что рынок делает все без идеологии, поскольку он руководствует повседневными интересами, а не утопическими фантазиями о блистательном будущем. Но это и была рыночная идеология неолиберализма. Однако люди нуждаются в идеологии как в воздухе. Идеология не может быть сведена к мировоззрению, она выступает как цемент для социальной связи, а свобода идеологии и идеологических союзов представляет собой важнейшую демократическую свободу. Поэтому снятие табу с идеологии означает и снятие заклятия с социализма как продукта идеологизации.
Социализм успешно выдержал соревнование с капитализмом и создал новые источники роста производительности труда, а социалистическое общество в Китае развивается необыкновенно высокими темпами. Современный цивилизованный капитализм использует повсеместно эти источники государственного планирования и регулирования в целях достижения всеобщего блага. Поэтому радикальный реформизм нашего общества следует признать ни капиталистическим и ни социалистическим, но последней стадией реального социализма, характеризующегося разрывом слова и дела, идеологическими пропагандистскими эффектами и колоссальным социальным неравенством. Поиск идеологемы будущего проходит под непрерывный шум разговоров на тему «Забыть Маркса! Похоронить Маркса. Вспомнить Маркса!» Замети, что речь ни о Гегеле, ни об Аристотеле, ни о Гете. Нужен ли нам Маркс в этом сохранении народа и великой России? Путин здесь хранит безмолвие.
НЕКРАСОВ С.Н.
Комментариев нет:
Отправить комментарий