Поиск по этому блогу

Powered By Blogger

четверг, 3 января 2013 г.

КАРА-МУРЗА КАК ЗЕРКАЛО ФУКУЯМЫ Часть V

Часть V

Но допустим, что есть некий интегральный и применимый для обеих систем показатель «эффективности». Думаю, история надежно показала, что в и в этом случае тезис о преимуществе рыночной экономики над плановой не получил эмпирического подтверждения. Страны «свободного рынка» (термин чисто идеологический, поскольку реальной свободы на этом рынке нет) всегда имели огромную помощь государства, которая и приводила систему в равновесие. Это были не «обратные», а именно «прямые связи», аналог плана. Только государство могло обеспечить экономике Запада захват колоний и перекачку оттуда ресурсов. Без них «рынок» (капитализм) в ядре системы вообще не мог бы существовать, о чем и говорит изучение «структур повседневности», то есть эмпирический анализ школы Броделя.
Причем тут школа Броделя. Бродель всего лишь предложил учитывать экономические и географические факторы при анализе исторических процессов. Т.е. не сказал ровным счетом ничего сверх того, что сказал Маркс. И говорил он на языке Маркса, в терминах потребительской и меновой стоимостей. А о том, что они не имеют смысла, он говорил не о государстве, а о натуральном хозяйстве. При этом безбожно врал, выдирая это хозяйство из всеобщей рыночной системы.
Во-вторых, уже если К. соображает, что во всех странах рынок (буржуа) не обходится без государства, какой смысл сравнивать плановую и рыночную системы?

В-третьих, либеральные идеологи использовали термин «рыночное» лишь для того, чтобы ослабить протекционизм государства в СССР – для проникновения на рынки СССР.
В-четвертых, есть масса теорий рыночного социализма (напр., Репке), сочетающие частную инициативу с госсобственностью в ведущих секторах экономики.
Когда «рынок» слишком усилился по сравнению с государством, случилась Великая депрессия. Ответом была «кейнсианская революция». Раз революция, значит, речь шла о катастрофе, а значит, о принципиальной неэффективности обратных связей. В западной литературе приходится читать выражения типа «сама по себе рыночная система является саморазрушающейся».
Причем тут обратные связи. Это у К. бзик. Великая депрессия – вовсе не усиление рынка, это стандартный кризис капитализма, К. нужно почитать учебник, чтобы усвоить, отчего при капитализме случаются кризисы. Вовсе не от того, что государство бросило доглядывать за своими. А вот ответом на великую депрессию было вовсе не кейнсианство, до него нужно было еще дожить. А то, что Рузвельт прижал олигархию, обузил сверхприбыли. Т.е. выполнил заветы Ленина в брошюре «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» и заветы Энгельса, который указывал на такую функцию государства, как предохранение враждующих классов от взаимного пожирания.

Напротив, имеется большой и прозрачный эмпирический опыт, говорящий о том, что нерыночное хозяйство с прямыми связями при отсутствии большого резерва ресурсов извне гораздо эффективнее рыночного. Речь идет, прежде всего, о семейном хозяйстве. Политэкономия (экономика полиса, народное хозяйство, хрематистика ) не занималась хозяйством ячейки общества – семьи. А оно устроено не на купле-продаже или прямом обмене, а на кооперации и взаимопомощи. Это типично плановое хозяйство – с бюджетом, безналичным расчетом и условными ценами.
Хрематистика - термин, которым Аристотель обозначал науку об обогащении, искусство накапливать деньги и имущество, накопление богатства как самоцель, как сверхзадача, как поклонение прибыли. Аристотель противопоставлял хрематистику и экономику. Непонятно – К. полагает, что политэкономия – это совокупность макроэкономики, городского планирования и жажды наживы? Но причем здесь вообще семейная экономка?

В 70-е годы я изучал организацию науки, а лаборатория устроена во многом как хозяйство семьи. И стал читать американскую литературу. Оказалось, что совокупность семей в США ведет огромную по масштабам хозяйственную деятельность. Почти весь досуг людей, а также время стариков и частично детей, в основном посвящен труду, в котором есть своя технология, материально-техническая база, организация, финансирование и т.д. Рынок наступает на эту сферу, но безуспешно, ибо в другом месте и отступает. Много полуфабрикатов пищи производит теперь промышленность – но зато мебель люди все больше и больше делают сами – тоже из полуфабрикатов.
В США были работы, в которых пытались обсчитать хозяйство семьи в рыночных категориях – как если бы члены семьи перешли на отношения купли-продажи с эквивалентным обменом. Оказалось, и об этом говорилось с удивлением, как об открытии, что семья жить бы не смогла – все услуги были столь дороги, что никто их оплатить бы не смог.
Самое странное было в том, что в семейном хозяйстве возникала энтелехия (системное качество) в крупном размере. Сумма оборота была не нулевая, в семье все получали большие деньги как бы из ничего – бесплатный синергический эффект.

Ох, ё… Энтелехия - в философии Аристотеля внутренняя сила, потенциально заключающая в себе цель и окончательный результат; например, сила, благодаря которой из грецкого ореха вырастает дерево. Никакого отношения ни к системному качеству, ни к синергизму не имеет. Но вот возникновение денег из ничего… Сильно. Интересно, что исследователи понимали под эквивалентным обменом. Да еще внутри семьи… Физики, пожалуйста, представьте систему, которая движется сама, нарушая закон сохранения импульса, более того, она недиссипативна, с внешним миром контактов нет, энергию она не потребляет, а развивается!..
Суть проста: в таких «особых» американских семьях, которые. разумеется, живут за счет всей страны, попросту низкая (неэквивалентная) цена рабочей силы и пролонгированный рабочий день. И только. Если, скажем, скажем, у вьетнамцев (до перестройки) ввели бы такой экономический рычаг. Как соцсоревнование – они бы просто умерли на работе… Вот и те американцы. А если б они занялись йогой и перешли на чашку риса в день!..

В России к этому близок изученный в науке непривычный и неприятный для либералов опыт крестьянского хозяйства в сравнении с фермерским в 1880-1917 гг. На эмпирическом уровне он описан А.Н.Энгельгардтом, на научном – школой Чаянова.
Эти экономические работы в США делались в русле «альтернативной экономики», но Чаянов об этом писал уже в 20-е годы. Важная вещь: крестьянский двор выполнял целый ряд работ крайне нерентабельных и «неэффективных» – и именно потому он в целом в годовом цикле был очень эффективным. Советское хозяйство было в принципе устроено по типу семьи или крестьянского двора. Подходить к нему, как к рыночному, указывая, что, мол, это неэффективно, а то нерентабельно – значит проявлять крайнюю степень механицизма и отсутствия системного видения. Это откат за древних греков, которые уже хорошо понимали значение энтелехии, синергизма, возникновения силы «из ничего».
К. не знает, чем закончилась чаяновщина. Мы в виду безденежья занялись было кооперацией, но крупный капитал быстро нас вытеснил.
Откуда Чаянов выбрасывал категории политэкономии? Что за вывернутая логика!
Да и неправ Чаянов, если написал такую чушь. Категории ведь не сразу вместе возникли, и ничего не рухнуло.

Антисоветские экономисты, по большому счету, ратовали за превращение хозяйства семьи в рынок, за переход от сложной системной кооперации и максимальному переводу отношений на принцип купли-продажи с регулятором в виде обратных связей. Таков пафос их главных утверждений.
Кто-кто ратовал?? В 1905-м? Или в 1985-м? Люди, кто слышал, как либералы хотели ваши огороды отдать на откуп рынку??

Когда говорят о рынке и плане как регуляторах хозяйства, то сводят эффективность такой большой системы, как народное хозяйство, к эффективности одной его подсистемы – управления. Тут, по-моему, есть столь большое взаимное непонимание, что даже не знаешь, как подступиться. Является ли управление лимитирующим звеном всей системы? Скорее всего, нет. Если не работает блок, производящий какой-то критически важный ресурс, то, как ни оптимизируй систему с помощью хорошего управления, результат плачевен. Советская система характеризовалась тремя особыми качествами, отличавшими ее от капиталистической.
Во-первых, она сумела запустить молекулярные процессы массового создания «снизу» самых ценных ресурсов. Прежде всего, это здоровый, спокойный, образованный человек. Это видно из множества жестких эмпирических показателей. Во-вторых, это создание всеобъемлющей системы поиска, разработки и собирания материальных средств – от сырья и энергии до рабочей силы. В-третьих, механизм концентрации ресурсов в ключевых точках в нужный момент и маневр ресурсами. Речь здесь идет не только о комплексном планировании, но и о создании больших технологических систем типа Единой энергетической или единой железнодорожной. В сумме это дало такой запас эффективности, что гипотетическое превосходство обратных связей над прямыми в подсистеме управления по сравнению с этим запасом несущественно.
Но вернемся к тезису о более высокой эффективности рынка как регулятора по сравнению с планом. И этот тезис нельзя принять как недопустимо абстрактный. Он означает перенос чистой модели управляющей системы на сложную систему управления в реальной экономике. Это – на грани подлога. Специалист по экономической кибернетике Ст.Бир писал, что такая система, как предприятие (фирма), в принципе не может управляться на основе обратных связей. Для нее необходимо дополнение, «говорящее на ином языке». Это и есть дополнение через прямые связи (государственное регулирование, план и т.п.). По отношению к советской системе, которая, как и капитализм, была комбинацией прямых и обратных связей, можно было бы спорить об изменении пропорций или структуры связей. Однако в антисоветском движении вопрос был поставлен совершенно иначе. Оно потребовало слома советской системы.

А что это за система такая – собирание рабочей силы? Это тогда выпускники вузов, вместо того, чтобы начинать приносить большие прибыли (чтобы К. понял – внедрения, изобретения оценивались в деньгах, а не в семейных поцелуях), отправлялись учителями в сельскую школу? Причем зря отправлялись? А что за система сбора ресурсов – это когда уникальный чароит отправляли за границу за бесценок? А концентрация ресурсов! Когда мы в 1990-м предложили на заводе Ленина провести самостоятельную, не под демократами, полусуточную забастовку, рабочие посмеялись: «К обеду вся работа уже сделана.» А потом – сверхурочные, за которые хорошо платили и администраторам, и рабочим, вот уж концентрация!
Значит, молекулярные процессы. Здоровый образ жизни. Положение рабочего класса в Англии. Теперь вы поняли, о чем именно пишет К.? Он пишет не о советском человеке, который жил меньше, чем японец – с высокой интенсивностью труда в Японии. Он пишет о здоровом, спокойном, образованном – москвиче. Он пишет не об СССР – он, сытый кабанчик, полагает, что его московская жизнь – и есть жизнь всего СССР.
Тогда как в СССР в экономике – 50% грубого ручного труда, а в Японии – 3%!

Кроме того, в больших системах оптимум вообще не бывает четко выраженным. Есть широкие зоны «хороших состояний». Если система работает (как это и было с советской системой), то значит, она находится именно в этой зоне. Даже если зона оптимума иной системы (для нас – «рыночной») несколько выше, она всегда отделена от нашей более или менее высоким барьером. Затраты на его преодоление (на «перестройку») могут быть несопоставимо больше, чем разница в высоте оптимумов. Выдвигая свой тезис о предпочтительности рынка, антисоветские идеологи просто обязаны были четко заявить о своей оценке цены перехода.
И этот человек еще говорил о социал-дарвинизме и технократизме.

Например, много говорилось о том, что экономика якобы «работает на себя», так что в хозяйстве накапливается огромная масса ненужных запасов и неустановленного оборудования. Другое обвинение того же рода гласило, что огромная масса товаров вообще производится зря, они никому не нужны, забивают склады и уцениваются. И то, и другое имело место – но в каких масштабах?
Вот данные из статистического сборника «Финансы СССР. 1989-1990 гг.» (М. Госкомстат СССР. 1991). Сначала о масштабах стоимости неустановленного оборудования (понятное дело, речь идет о сверхнормативных запасах): «В 1990 г. в амортизационный фонд начислено амортизации за год 147,5 млрд. руб., прочих поступлений в амортизационный фонд было 52,2 млрд. руб. Итого 199,7 млрд. руб. Израсходовано из этого фонда всего 202 млрд. руб., в том числе на полное восстановление основных фондов 98,6 млрд. руб. и на ремонт основных фондов 103,5 млрд. руб. (с. 172)… Сверхнормативного неустановленного оборудования на складах в капитальном строительстве (без сданного в монтаж и резервного) в 1990 г. было в СССР на 7,1 млрд. руб. (в 1989 г. – на 6 млрд. руб.)» (с. 178).
Далее в справочнике дается сводка о стоимости неустановленного оборудования по разным его категориям для всех министерств и крупных предприятий. Например: концерн «Норильский никель» имел неустановленного оборудования всего на 43 млн. руб.: в том числе – отечественного на 21 млн., импортного на 22 млн., сверхнормативного – на 33 млн. руб. (с. 181).
Таким образом, на полную замену и ремонт основных фондов в год расходовалось из амортизационного фонда порядка 200 млрд. руб. в год. На приобретение оборудования и инструментов в 1989 г. израсходовано 82,4 млрд. руб., а в 1990 г. 85,6 млрд. руб. А сверхнормативного неустановленного оборудования было на сумму 6-7 млрд. руб. в год. Неужели задержка с установкой 8% оборудования есть столь немыслимый дефект, чтобы из-за него бросать обвинение самим принципам хозяйственной системы? Мне кажется, что тут или заблуждение (незнание реальной обстановки в целом), или отказ чувства меры.
Теперь насчет того, что советское хозяйство несло большие потери из-за производства товаров, которые «никто не покупал». В 1989 г. в розничной торговле в СССР было продано непродовольственных товаров на 214,2 млрд. руб., а в 1990 г. на 259,7 млрд. руб. В цитированном справочнике читаем: «Потери от уценки товаров, не пользующихся спросом населения, устаревших фасонов и моделей: 1989 – 2,6 млрд. руб.; 1990 – 2,5 млрд. руб. (с. 184)». Итак, уценка товаров составляла всего около 1% продаж! Причем уцененные товары не пропадали, не сжигались – они использовались людьми, многие это прекрасно помнят. А ведь этой проблеме в массовом сознании придали почти катастрофический характер.

Еще бы, еще бы – если б вместо произведенных ботинок или костбмов были завезены импортные, потери составили б куда большую величину! Но речь идет не о том оборудовании, которое не использовалось (хотя, особенно в ВПК, по решению г-на Бакланова сначала принимались проекты, потом они не завершались, и оборонные монстры начинали гулять по стране. Потом они списывались за непригодностью). А о том, которое использовалось. С 1897 года. Речь идет о срезании расценок с новым оборудованием. О невнедрении технологий, об отставании пром. базы от технологий.
Мне в конце 90-х рассказала одна сотрудница КБ им. Соловьева, что в системе водоснабжения в Москве стоял не то насос, не то еще какая установка 1897 года выпуска. На пермском заводе «Промсвязь» до 1989 г. – станки 1913 года выпуска.
Речь вообще не идет о противопоставлении плана рынку, это идиотское противопоставление, типа «сколько должно быть детей два или три, вот уже спор, уже проблема». Речь идет о построении плана снизу. Об отличии капиталистического плана от социалистического.
К. сам ведь говорит, что в капитализме есть прямые связи - аналог плана. Только не аналог плана – а просто план. В ущербном виде – бизнес-план. И вообще план – это завоевание капитализма. Лохов толкнули на противопоставление, и К. на это попался.

Начиная с 1991 г. во всех республиках СССР проводится крупное международное социологическое исследование «Барометр новых демократий». В августе 1996 г. был опубликован краткий доклад руководителей проекта Р.Роуза (Великобритания) и К.Харпфера (Австрия) «Новый русский барометр». В этом докладе сказано: «В бывших советских республиках практически все опрошенные положительно оценивают прошлое и никто не дает положительных оценок нынешней экономической системе». Если точнее, то положительные оценки советской экономической системе дали в России 72%, в Белоруссии 88 и на Украине 90% (Rose R., Haerpfer Ch. Comparing and Contrasting Mass Response to Transformation in Eastern Europe and Russia. – Monitoring of Change: Principal Trends. 1996. Vol. 4, No. 24, p. 13-20).
Любопытно. Спасибо.

Важным качеством любого жизнеустройства является представление о бедности – отношение к тому факту, что часть членов общества имеет очень низкий, по меркам этого общества, уровень дохода. Столь низкий, что по потреблению благ и типу жизни бедные и зажиточная, благополучная часть образуют два разных мира (в Англии периода раннего капитализма говорили о двух разных расах – «расе бедных» и «расе богатых»).
Логическая ошибка: просто ВСЕ могут быть бедными.

Скажем, наконец-то, прямо, что отрицание уравниловки есть не что иное, как придание законного характера бедности.
Теперь из неверной посылки следует вывод, который тем более ошибочен, что К. не знает, откуда растут ноги уравниловки – из капитализма, из ликвидации ремесленничества.

Каждый советский гражданин как член большой страны-общины и государства-семьи имеет право на получение такого количества материальных благ, чтобы вести благополучную жизнь – в достатке. Таков был официально декларированный принцип и таков был важный стереотип общественного сознания. В этом официальная идеология и стихийное мироощущение людей полностью совпадали
Ну, москвич… Младший научный сотрудник в СССР на свои 140 р. не был в состоянии купить машину. Или дачу. Или импортный магнитофон или проигрыватель. Учитель (несмотря на то, что рано уходил на пенсию, по выслуге лет), получал еще меньше – 120 р. А что говорить о такой категории, как вспомогательные рабочие? Дворники, вахтеры, с их 70 р. в месяц. А что говорить о жителях села.
Причем московская жизнь продолжалась и с приходом Ельцина: учителя получали в разы больше, чем в провинции. Москвичка, которая ни дня из своей жизни не проработала, получала пенсию в 6 тыс. р., когда в Перми отработавшие на вредном производстве и продолжившие работу после выхода на пенсию, получали по 2 тыс. р.

Протестантская Реформация породила новое, неизвестное в традиционном обществе отношение к бедности как признаку отверженности. Это представление перешло и в идеологию. В середине XIX в. важным основанием либеральной идеологии стал социал-дарвинизм . Он исходил из того, что бедность – закономерное явление и она должна расти по мере того, как растет общественное производство. Кроме того, бедность – проблема не социальная, а личная. Это – индивидуальная судьба, предопределенная неспособностью конкретного человека побеждать в борьбе за существование.
А в России бедные были наравне, всюду вхожи… К крестьянину обращались «господин». У нас-то всегда всё не так…

Разделение на богатых и бедных на современном Западе утратило классовый характер, в привычных нам терминах марксизма его понять трудно. Рабочий вошел в то, что называется «средний класс» и живет так, как живут две трети населения. Буржуазии и не требовалось подкупать всех бывших пролетариев – треть общества остается в бедноте, и это даже необходимо. Вид бедности сплачивает благополучных.
О, господи. Т.е. теперь на Западе коммунизм. По определению. Каких бывших пролетариев, что К. имеет в виду: пролетарии перестали быть пролетариями, у них уже в собственности есть средства производства, им не нужно больше продавать свою рабочую силу? Рабочие у К. уже в среднем классе? Даже в Аргентине знают, что это далеко не так. И что ж это на Западе, даже в США, постоянно жалуются, что налоги на корпорации снижаются, а налоги на рядовых граждан растут. В Англии, напр., были крупные выступления против увеличения подушного налога.
Оказывается, буржуазии стоит только подкупить рабочий класс – и никаких тебе революций. Ай да мудрый К.! Гадюка сифилисная. Но это что за междометие: вид бедности сплачивает благополучных?? Т.е. испугались и думать забыли о протестах? В курсе ли К., как проходила забастовка – вот тут уже точно из среднего класса, т.к. высокооплачиваемых – докеров Ливерпуля в 1994-м? Их не испугал вид бедности пятисот уволенных. Помните, как К. изрыгал проклятия в адрес забастовок, мол, это война всех против всех? Он не в курсе, как докерам помогал весь мир, в том числе те, чьи заработки гораздо ниже!

Есть ли на Западе классовая солидарность с третью отверженных? Я бы сказал, что классовой нет (или есть на уровне лозунгов). Родственная – пока да, родные не дают опуститься. Но если не удержался – попадаешь в совсем иной мир. Двойное общество! Еще четче это видно в «третьем мире». Вот Бразилия, общество «двух половин». В 1980-90 гг. здесь 47% населения относились к категории «нищего», в 1992 г. их число составило 72,4 миллиона (Из «Отчета по человеческому развитию. 1994». ООН, Оксфорд Юниверсити Пресс). Такое общество уже приходится контролировать террором, и в трущобах (фавелах) регулярно устраивают акции устрашения, пускают кровь в больших количествах. Повод всегда найдется. А рабочие живут пусть по европейским меркам бедно, но с известными гарантиями. Можно ли сказать о рабочем классе и на Западе, и в Бразилии, что «им нечего терять, кроме своих цепей»? Считаю, что нельзя. И в постоянной войне с фавелами они, скорее, союзники буржуазии, чем отверженных.

Это идиот. Как раз рабочий класс Бразилии привел в президенты Лулу, а тот ограничил влияние США, резко снизил безработицу, предпринял широкомасштабное наступление на нищету. А вот, напр., рабочий класс Великобритании. А вот, напр., 1994-й, Ливерпуль.
Сам ведь пишет, что высокий уровень жизни населения на Западе достигнут борьбой – и тут же – государством! Роль государства на 90% в том, что оно способствует корпорациям грабить третий мир.

Либерализм и социал-демократия на Западе различаются не философским отношением к бедности, а разными социальными проектами. Когда к власти приходят правительства социал-демократического толка, масштабы бедности сокращаются, когда к власти возвращаются правые (как, например, Тэтчер), – возрастают. В США распределение семей по уровню доходов почти не изменяется.
Ну, деятель. Он чью социал-демократию имел в виду? Германскую, что ли? И в какие годы? Может, лозунг социал-демократов «участие рабочих в управлении производством» - либеральный? А Перон – он либерал или социал-демократ? Он ведь ввел ленинские принципы в государстве – поставил под контроль монополии. Вел госмонополию на внешнюю торговлю, устранил иностранных капитал, но учителем своим считал Муссолини. Может, и Социалистическая партия Франции – социал-демократическая? Приход лейбориста (социал-демократа в терминах К.) Тони Блэра никак не повлиял на доходы англичан. Где К. нашел в Штатах социал-демократов.
К. повторяет глупость современных политологов: мол, придут консерваторы – накопят. Придут социал-демократы – потратят то, что накопили консерваторы…

В царской России в период развития капитализма тяжелая бедность сильнее всего ударяла по городским низам, не имевшим уже опоры в крестьянской общине. Показательно положение детских приютов. В конце XIX века произошел громадный наплыв «подкидышей», отданных матерями в приюты («воспитательные дома») младенцев. Например, в Московский приют в 1888 г. поступило 17,3 тыс. подкидышей. В большинстве своем младенцев отдавали матери-крестьянки, пришедшие на работу в город. В 60-е годы XIX века в государственных приютах умирало до 70% воспитанников, в начале ХХ века – до 55%. Работе столичных воспитательных домов в России посвящена большая книга Д.Л.Рансела «Матери нищеты: брошенные дети в России», изданная в Принстоне в 1988 г. (рецензия в журнале «История СССР», 1990, № 6). А в провинции, по данным наших историков, положение было хуже. Например, в Тверской губернии с 1828 по 1842 г. в приюты поступило 3335 подкидышей. Из них умерли 3187 (96%). Известна и причина – их кормили в основном жеваным хлебом.
Спасибо. С паршивой овцы и шерсти клок. Это хорошее, хоть небольшое дополнение к данным Калымова и Здорова.

Суть советского строя наконец-то становится понятной по контрасту с тем, что принесла антисоветская программа.
Здесь тоже логическая ошибка, К. сам пишет о таинственном существенном изъяне в системе, которая «проявилась благодаря сытости» (известный тезис Кургиняна – зажралися…) «Антисоветская программа» у К. – извне, хотя распад СССР и развал экономики – закономерное следствии развития «советской» (на деле – антисоветской) сталинской системы. Любопытно, что К. возражает Шафаревичу, хотя начальная установка Шафаревича та же: марксизм есть не почвенное, а привнесенное с Запада.

В СССР было как раз наоборот, чем и пользовались командированные на Запад советские люди. Они везли туда наши дешевые консервы, хлеб и колбасу, даже шоколадные конфеты – чтобы не покупать там это по очень дорогой цене, а обратно привозили видеомагнитофоны. Вот пример: в 1989 г. я купил в Испании японский видеомагнитофон, который стоил там столько же, сколько 300 батонов хлеба. Его я продал в Москве за 3 тыс. рублей, на которые в Москве можно было купить 24 тыс. батонов хлеба. Иными словами, если брать за единицу измерения видеомагнитофон, то в Москве хлеб стоил в 80 раз дешевле, чем в Испании.
Этот принцип ценообразования создавал на Западе жесткий барьер, который безвыходно запирал людей с низкими доходами в состоянии бедности – вынужденные покупать дорогие необходимые продукты, люди не могли накопить денег на дешевые «продукты для зажиточных». В СССР, напротив, низкие цены на самые необходимые продукты резко облегчали положение людей с низкими доходами, почти уравнивая их по фундаментальным показателям образа жизни с людьми зажиточными. Таким образом, бедность ликвидировалась, человек ценами «вытягивался» из бедности, и СССР становился «обществом среднего класса».

Так К. – еще и фарцовщик! Но вы меня простите… Автомобиль в США стоит мизер от зарплаты… «фольксваген», «ситроен» - то же. Скажем, «ситроен» даже в 1993-м стоил 35 тыс. франков – при зарплате в 10 тыс. франков рабочий мог его легко купить. А вот «Волга» стоила 10 тыс. р., и как ее мог купить рабочий со средней по СССР зарплатой рабочего 216 р.? К. не понимает о жизни в развитых странах до распада.
Что касается продуктов питания – можно ли было купить «ситроен» при высоких ценах на товары первой необходимости? В СССР имели низкие цены характерные товары: консервы, черная икра (она в кафе Парижа в 1993-м стоила 250 франков за 50 грамм), колбаса, которой 40% морепродуктов, тем более хлеб!..
На военных сборах в Чебаркуле в 1977 г. нас кормили рыбными консервами 1946 года выпуска. В магазины иногда выбрасывали тушенку из стратегических запасов – изумительная вещь, 50-х – 60-х годов выпуска, в сравнении с ней современная – просто дерьмо. На Западе никому не пришло бы в голову так долго хранить мясо!
При этом на Западе существовал и даже еще сохранился принцип снижения цен на продукты питания: день полежали на прилавке – цена снижена. Немцы выбрасывали на помойку мясо, которое пролежало более трех дней в морозилке. ЮНЕСКО опубликовало данные об уровне умственного развития среди беспризорных детей. Оказалось – у аргентинцев. Там мясо вообще более суток в морозилке не хранится. А в финской тюрьме по сей день кормят «на убой», бананы дают, апельсины, киви… Если бы К. это знал, ему не пришлось бы везти с собой консервы с хлебом.
А ведь есть целая версия – как разрушали СССР с помощью образа общества потребления.

Смена типа цивилизации, которая происходит начиная с 1991 г., прекрасно выражается в том, как изменился тип формирования цены на хлеб. Возьмем пшеничный хлеб. Цена пшеницы известна. Расходы на помол, выпечку и торговые издержки при советской системе составляли 1,1 от стоимости пшеницы. Это «технически обусловленные» расходы. Говорят, при рынке производство эффективнее, чем при советском строе (да и зарплата по сравнению с советским временем ничтожна). Ну пусть даже не эффективнее, и эти издержки не уменьшились. Все равно, реальная себестоимость буханки хлеба на московском прилавке равна примерно двукратной стоимости пшеницы, пошедшей на эту буханку.
Это близко к тому, что мы видели на практике в СССР. В 1986 г. закупочная цена пшеницы была 17,2 коп/кг. Из 1 кг зерна выходит 2 кг хлеба, следовательно, эти 2 кг хлеба из 1 кг зерна обходились в 17+19 = 36 коп (19 коп. – это затраты на превращение зерна в хлеб). Продавались эти 2 кг хлеба за 44 коп или (хлеб высшего сорта) за 56 коп. То есть, хлеб продавали с небольшой прибылью (это очень большая прибыль – 22%, но К. стерилен в данном вопросе – из нее нужно вычесть затраты на бензин – довести до магазина, минус оплата шоферу и магазину, и это не всё, см. ниже, Б. И.). В 1989 г. цена пшеницы поднялась до 22 коп/кг (в РСФСР 22,7 коп), но цену хлеба еще не повышали, просто отказались от прибыли (и это чушь, опять же см. ниже, Б. И.).
Советские цены на белый хлеб можно назвать «техническими», технически обусловленными – потому, что именно на хлебе государство отказывалось от возможной прибыли и в то же время не давало дотаций. Поэтому все расходы на превращение зерна в хлеб на прилавке, которые составляли в СССР 1,1 от цены зерна, можно считать близкими к реальным затратам натурального хозяйства, предназначенного для потребления.
Как же складывается цена на хлеб в нынешней «антисоветской» России? В декабре 1993 г. батон хлеба в Москве стоил 230 руб. Он был испечен из 330 г. пшеницы урожая 1992 года. За это количество пшеницы правительство обещало селу заплатить 4 рубля. Выпечка хлеба «технически» примерно равна стоимости муки. Значит, реальная себестоимость бетона на прилавке – около 8 руб. А он стоил 230 руб.! Куда пошли 222 рубля из 230? Они изъяты из кармана покупателя какими-то «социальными силами».
И это положение в принципе не меняется. Весной 2000 г., батон белого хлеба весом 380 г. стоил в Москве 6 руб. Он был выпечен из 200 г. пшеницы. Такое количество пшеницы стоило в декабре 1999 г. на российском рынке 34 коп. (1725 руб. за тонну)13. Себестоимость превращения пшеницы в хлеб с доставкой его к прилавку равна 110% от стоимости пшеницы, то есть для одного батона 38 коп. Итого реальная себестоимость батона равна 72 коп. А на прилавке его цена 6 руб. Таков масштаб «накруток» на пути от пшеницы до хлеба в рыночной экономике – 733%! Сейчас цена на хлеб в России «социальная», она обусловлена именно характером созданной экономической системы. Поэтому хлеб – хороший объект для сравнения сути двух систем. При советском (натуральном) хозяйстве хлеб был дешев, и бедность отступала, при нынешней экономике хлеб дорог, и цена его не дает людям вылезти из бедности.

Чтобы сравнить две системы, нужно смотреть не на разваленную страну и страну не разваленную, а на неразваленную страну и страну развитого капитализма, здесь у К. патологическая всегдашняя логическая ошибка. Строй в России не изменился, он как был капиталистическим, так и остался.
В экономических отношениях между городом и селом вследствие того, что город более организован и могущественен, происходит неэквивалентный обмен. Чтобы это не привело к структурному кризису, город всегда дотирует село.
К. не представляет себе, что творилось на селе в СССР. Рассказывает Валерий Журавлев, мой однокурсник, физик-теоретик, сосланный отработать два года учителем в один колхоз Пермской области: «Когда машина проходит по дороге между домами, волны грязи накатываются на дома. Грязь липкая, плохо отмывается. Посреди дороги лошадь начала тонуть в грязи. Пришлось ее канатами вытаскивать. Возле школы завяз трактор. Подогнали четыре трактора его вытаскивать. Эти тракторы тоже завязли.»
Колхозники в принципе не касались картошки. Ее собирали исключительно оторванные от научной работы сотрудники вузов и студенты, оторванные от учебы. Радость от физического труда на свежем воздухе и от прекрасного, не городского питания омрачалась мыслью, что всё это от бесхозяйственности. В селе Паль Осинского р-на пермской области студенты не успели собрать картофель – водитель грузовика не захотел возить детей на работу и шабашил, где придется. Треть поля запахали, чтобы скрыть картошку. На поле было получше, чем у той школы, но и там мне приходилось выдергивать из борозды, как репку, девчонок, у которых завязли сапоги. В селе Большой Ашап Ордынского р-на Пермской области сотрудники университета собранную с поля картошку сваливали в огромную яму, где она и сгнила – не было хранилища.
Студентов физфака и истфака ПГУ послали в село в Очерском р-не. Они приехали к свадьбе. Пригласили в обязательном порядке к столу. Поднесли странное пойло. Студенты засомневались. «Не сомневайтесь, - сказали им колхозники, - это с дустом, любого тракториста на колени ставит!» На селе в Коми-округе с третьего класса школы глушили одеколон…
В РСФСР, где, разве что кроме Кубани, зона рискованного земледелия, дотации селу на 1 га и на 1 человека составляли в десятки и сотни раз меньше, чем в США или Германии. Сегодня дотации тоже сохраняются, они включаются, хотя и не полностью, в розничную цену сельхозтовара. Это дотации на бензин и ГСМ в первую очередь. Так, в Пермском крае 18 ц пшеницы с га считаются удачей, хотя на Кубани 45 ц пшеницы с га – на грани рентабельности.
Как складывалась цена продукции в 1991-м? Еще до путча накладные расходы на заводах возросли до 300%, что заставило отказаться размещать на заводах заказы. Дальше накладные (в первую очередь, расходы на управление, а в них – представительские расходы) подскочили до 1500%. То бишь – скрытая от налога прибыль. И по сей день цены назначаются «с потолка», таковы и цены на хлеб. Однако есть жесткое условие формирования цены: наличие перекупщика. Именно он заламывает цены. В случае фруктов и овощей из ближнего зарубежья функцию повышения цен выполняет государство, в ближнем зарубежье эти продукты стоят копейки.
Вы заметили – никакой смены цивилизации. Причисление СССР к особой цивилизации – это больная фантазия К.
Если говорить сегодня о жизни села – это 4 тыс. заработок у колхозного бухгалтера, второго после председателя человека. Работники получают по 300 р. в месяц, не бегут только потому, что есть возможность воровать. Свинью не прокормить – дешевле купить свинину в магазине. Если до перестройки советский хлеб и советский сыр были самыми вкусными в мире (все иностранцы по приезде набрасывались на них), то сегодня по качеству они приблизились к зарубежным. У себя на родине иностранцы почти не потребляют хлеба.

Есть множество жестких данных статистики – экономической, МВД, медицинской. Она невольно и неизбежно фиксирует внимание именно на резком изменении всего типа жизни. Этот момент для нас и важен, в этой точке мы можем сразу ухватить два образа – уходящего советского жизнеустройства и идущего ему на смену нового, антисоветского. Вот данные о динамике фондового коэффициента распределения доходов.
В СССР даже через три года реформ, в 1991 г., он был равен 4,5 (в США 5,6). Но уже к 1994 г. в РФ он по данным Госкомстата подскочил до 15,1. По данным бюллетеня ВЦИОМ (1995, № 3), в январе 1994 г. он был равен 24,4 по суммарному заработку и 18,9 по фактическому доходу (с учетом теневых заработков). Согласно данным ученых РАН, которые учли скрываемые богатыми доходы, реально коэффициент фондов в России в 1996 г. был равен 23. А группа экспертов Мирового банка, Института социологии РАН и Университета Северной Каролины (США), которая ведет длительное наблюдение за бюджетом 4-х тысяч домашних хозяйств (большой исследовательский проект Russia longitudinal monitoring survey ), приводит коэффициент фондов за 1996 г. – 36,3! В 1999 г. разница в доходах еще сильно возросла.
В СССР, собственно, до 1990 г. никаких реформ особых не было. Цифры и Госкомстата, и Мирового банка сильно занижены. В Перми в 1994-м фонд оплаты труда составлял 34%, в то время как рабочий получал 0,5 – 3,5 коп. с рубля стоимости продукции (0,5% - 3,5%). Т.е. разница в доходах колебалась от 10 до 70 раз. Если пять лет назад пенсии рядовых граждан составляли 2 – 7 тыс. р., рабочие получали по 15 тыс. р., то доходы Вагита Алекперова – 200 тыс. долл. в мес. плюс дивиденды, плюс премии, бонусы и пр., доходы топ-пенеджеров МДМ-банка – 3 млн р. в мес., зам. директоров пермских заводов – порядка 1 млн р. в мес.

Например, при резком социальном расслоении в принципе утрачивают смысл многие средние величины. Так, показатель среднедушевого дохода, вполне информативный для СССР, ни о чем не говорит, ибо доходы разных групп стали просто несоизмеримы. В 1995 г. во всей сумме доходов населения оплата труда составила всего 39,3%, а рента на собственность 44,0% (соотношение 0,89:1). Нормальное для рыночной экономики соотношение совершенно иное (примерно 5:1).
Ничего не говорят в такой ситуации и средние натурные показатели, например, потребления. В 1995 г. потребление животного масла в России было в два с лишним раза меньше, чем в 1990. Продажа мяса и птицы упала за это время с 4,7 млн. т до 2,1 млн. т. Но это снижение почти целиком сконцентрировано в бедной половине населения. Следовательно, половина граждан России совершенно не потребляла мяса и сливочного масла – как же можно ее «усреднять» с благополучной половиной!
Значит, за год доходы элиты скакнули на 5% всего? С 34%, если считать, что в стране то же, что в Перми? Не может быть. Но это не так важно. В июле 1993 г. на Совещании, организованном ВС РФ и правительством, Абалкин привел еще более потрясающие данные: если следовать цифрам, в РФ за полгода произведено столько же, сколько за все годы существования СССР. Еще смешнее использовать такой показатель, как ВВП, при необъятном росте спекулятивного сектора.

Дело в том, что социальные показатели содержат в себе «неделимости». Одна из «неделимостей» – та «витальная корзина», тот физиологический минимум, который объективно необходим человеку в данном обществе, чтобы выжить и сохранить свой облик человека. Это – тот ноль, тот порог, выше которого только и начинается благосостояние, а на уровне нуля есть лишь состояние, без «блага». И сравнивать доходы нужно после вычитания этой «неделимости». Можно сравнивать только то, что «выше порога».
Это общий закон: если в сравниваемых величинах скрыты «неделимости», то при приближении одной из величин к размеру этой «неделимости» валовой показатель искажает реальность совершенно неприемлемо. «Зона критической точки», область возле порога, граница – совершенно особенная часть любого пространства, особый тип бытия. Доходы богатого человека и человека, находящегося на грани нищеты – сущности различной природы, они количественному сравнению не поддаются (точнее, это формальное сравнение ни о чем не говорит).
Именно таковы сравнительные показатели социального расслоения, которые используют социологи («показатель Джини», децильный фондовый и др.). Говорят, ах, какая беда, согласно этим показателям, в России произошло социальное расслоение, более значительное, чем в США. А на деле никакого сравнения с США и быть не может, потому что в России возникла несоизмеримость между частями общества – социальная аномалия. Если проводить сравнение корректно – после вычитания физиологического минимума, то в России фондовый децильный коэффициент будет равен не 15, как утверждает правительство, и не 23, как утверждают ученые РАН, и даже не 36, как утверждают американские ученые – он будет измеряться тысячами! Ибо превышение доходов над физиологическим минимумом у самых бедных десяти процентов российских граждан приближаются к нулю.

Ну, наворотил. Тысячи следуют из простых доходов, не надо причитать о якобы несоизмеримостях, всё соизмеримо. И МРОТ или потребительская корзина здесь нипричем. Они не участвуют в расчете.

В недавнем докладе ВЦИОМ со ссылками на многие исследования в разных частях мира сказано: “Среднее падение личного дохода на 10% влечет среди затронутого населения рост общей смертности на 1% и рост числа самоубийств на 3,7%. Ощущение падения уровня благосостояния является одним из наиболее мощных социальных стрессов, который по силе и длительности воздействия превосходит стрессы, возникающие во время стихийных бедствий”. …
В Челябинске помощник губернатора рассказал: группа с московского телевидения, проезжая мимо, решила пообщаться с людьми, которые рылись на свалке за большим заводом. Кормясь остатками советской бесхозяйственности, эти люди откапывали бракованные медные детали. Разговорившись, бывшие рабочие расстегнули свои робы, и репортеры увидели страшные шрамы. Новые хозяева, «приобретя» заводы, посчитали своей собственностью и залежи лома десятилетней давности. И, чтобы отвадить жадных «люмпенов», однажды выпустили на них свору арендованных у милиции овчарок. Отлежав в больнице, кое-кто по месяцу, искалеченные люди вернулись добывать кусок хлеба. …
Вот данные из двух официальных докладов медицинских ведомств. «Государственный доклад о состоянии здоровья населения Российской Федерации в 1992 году», представленный Минздравом, Академией медицинских наук и Госкомитетом по санэпиднадзору РФ в 1993 г., констатировал: «Отмечается вынужденная ломка сложившегося в прежние годы рациона питания, уменьшается потребление белковых продуктов и ценных углеводов, что неизбежно сказывается на здоровье населения России и в первую очередь беременных, кормящих матерей и детей. В 1992 г. более половины обследованных женщин потребляли белка менее 0,75 г на кг массы тела – ниже безопасного уровня потребления для взрослого населения, принятого ВОЗ».
А вот Государственный доклад 2000 г. «О состоянии здоровья населения Российской федерации в 1999 г.» Много места в Докладе уделяется нехватке лекарств, ликвидации санаториев и пр. медицинских служб, но все же главное – это ухудшение условий жизни. Сказано: «Непосредственными причинами ранних смертей является плохое, несбалансированное питание, ведущее к физиологическим изменениям и потере иммунитета, тяжелый стресс и недоступность медицинской помощи».
Прежде всего, конечно, важно питание. Ему посвящен целый раздел Доклада. В частности, говорится: «Структура питания населения характеризуется продолжающимся снижением потребления биологически ценных продуктов питания… Белково-калорийная недостаточность наряду с падением уровня жизни населения связана…» и т.д.
Но мы здесь скажем лишь о детях. Доклад фиксирует известный факт: "Складывающийся " бедный « тип питания приводит к возрастанию частоты белково-калорийной недостаточности, проявляющейся у детей и подростков снижением массы тела и низкими ростовыми показателями». Если бы только снижением массы тела! Нехватка белка наносит удар по всем физиологическим системам организма и по умственному развитию человека.
СССР по качеству питания населения занимал 6-7 место в мире, хотя киви достать было нелегко и за ветчиной бывали очереди. Сегодня ветчину и устрицы нам доставляют прямо из Парижа. Но на всех угодить невозможно. В последнем году ХХ века в свободной России положение с питанием детей таково:
"В настоящее время в искусственном вскармливании полностью или частично нуждаются 60-70% детей первого года жизни… В условиях снижающейся платежеспособности населения многие виды детского питания стали недоступными для большинства потребителей.
Не улучшается положение дел с организацией питания детей, посещающих дошкольные учреждения и школы. Охват школьников горячим питанием в большинстве субъектов Российской Федерации сократился на 20-30%. Рационы питания обеспечивают потребность детского организма в энергии и белках только на 70-90%, в витаминах – на 20-40%. Сокращается вес и объем отпускаемых блюд. Прекращена витаминизация готовых блюд. Не решаются вопросы обеспечения детских и подростковых учреждений йодированной солью… Из-за отсутствия средств во многих школах организовано лишь чаепитие".
Как красиво звучит – чаепитие … И замечательной фразой заканчивается раздел Доклада о детском питании: «Эффективными в этой связи могут стать информационные и образовательные программы, посвященные вопросам здорового питания школьников». Спасибо, кормильцы…
Хоть и не ново, хоть и с опозданием – обо всем это и «Литературная газета» писала, и Руцкой говорил, и марксисты-ленинцы, задолго до К. – и на том спасибо.

Одним из главных смыслов, входящих в культурное ядро любого общества, является труд
А раньше писал, что только в традиционалистских обществах.

Полная занятость в СССР была бесспорным и фундаментальным социальным благом, которое было достигнуто в ходе советского проекта (в 1994 г. не были производительно заняты примерно 30% рабочей силы планеты). В обеспечении права на труд было, конечно, много дефектов, идеал “от каждого – по способностям” был далеко еще не достигнут, реальный уровень промышленного развития не позволял привести качество рабочих мест в соответствие с притязаниями образованной молодежи. Но это по важности несравнимо с главным.
Отсутствие безработицы было колоссальным прорывом к благополучию и свободе простого трудящегося человека. Это было достижение исторического масштаба, поднимающее достоинство человека. Мы еще даже не можем вполне оценить утрату этого блага – у нас еще нет людей, по-настоящему осознавшими себя безработными и, главное, воспроизводящими безработицу в своих детях, в следующих поколениях. Мы еще живем “наполовину советским” порядком.
Привычность полной занятости превратила в сознании наших людей это чисто социальное (созданное людьми) благо в разновидность природного, естественного условия жизни. Это, разумеется, сделало право на труд как политическую норму очень уязвимым. Люди его не ценили и никаких активных шагов по его защите ожидать было нельзя. Однако пассивная установка на отрицание безработицы была вполне определенной. Это показывали регулярные опросы социологов.

О, господи. Москвич. «От каждого по способностям» - не идеал, это-то как раз и было достигнуто, не достигнуто «каждому по потребностям», но в Москве, вероятно, что-то близкое к этому и было, недаром К. говорит о многих дефектах. Во-первых в СССР вовсе не было полной занятости - 1,7 млн безработных. Во-вторых, в Японии не было «советского проекта», а институт пожизненного найма – существовал.

На деле партийно-государственная номенклатура СССР, начав свой постепенный отход от советского проекта, уже с 60-х годов стала тяготиться конституционным правом на труд, исподволь начав кампанию по внедрению в общественное сознание мифа о благостном воздействии безработицы на все стороны общественной жизни.
Ну, вот, видим, что никакого антисоветского проекта – сам «советский проект» стал отходить от советского проекта…

Эта тема постоянно муссировалась на околопартийных интеллигентских кухнях, в среде хозяйственных руководителей стало хорошим тоном посокрушаться, что, мол, отсутствие в их руках кнута безработицы не дает поднять эффективность производства. Но, поскольку право на труд было краеугольным камнем нашей идеократической системы, подмывание этого устоя велось неофициально, хотя и с явного одобрения верхушки КПСС.
Принцип полной занятости как один из главных устоев советской антропологии и реализация уравнительного идеала ("от каждого – по способности ") давно уже вызывал глухую ненависть у тех, кто сдвигался к антисоветскому сознанию. С 60-х годов о благодати безработицы говорили на кухнях и за вечерним чаем в лабораториях, во время перестройки начали говорить открыто.
Н.Шмелев писал в 1987 г.: «Не будем закрывать глаза и на экономический вред от нашей паразитической уверенности в гарантированной работе. То, что разболтанностью, пьянством, бракодельством мы во многом обязаны чрезмерно полной (!) занятости, сегодня, кажется, ясно всем. Надо бесстрашно и по-деловому обсудить, что нам может дать сравнительно небольшая резервная армия труда, не оставляемая, конечно, государством полностью на произвол судьбы… Реальная опасность потерять работу, перейти на временное пособие или быть обязанным трудиться там, куда пошлют, – очень неплохое лекарство от лени, пьянства, безответственности» (Авансы и долги. – «Новый мир», 1987, № 6).
До этого вопрос о необходимости безработицы туманно ставил С.Шаталин («Коммунист», 1986, № 14), на которого и ссылается Н.Шмелев. Он говорил о переходе от «просто полной занятости к социально и экономически эффективной, рациональной полной занятости». Здесь важно подчеркнуть, что первыми о необходимости безработицы заговорили люди и высших партийных и научных кругов, заговорили в журнале «Коммунист»!
С 1988 г. такие рассуждения заполонили прессу. Эта кампания велась средствами партийной печати с присущей ей тоталитарностью (я попытался ответить на один такой манифест Н.Амосова, опубликованный в 1988 г. в “Литературной газете”, совершенно спокойной информативной статьей. К моему глубокому удивлению, ни одно из “коммунистических” изданий ответа опубликовать не пожелало, “так как у редакции на этот счет иное мнение, чем у меня”).
Сильный эффект расщепления сознания был достигнут тем, что пропагандой безработицы занялись профсоюзы – именно та организация рабочих, которая по своей изначальной сути должна быть непримиримым врагом безработицы. В марте 1991 г., еще в советское время Профиздат выпустил массовым тиражом книгу “Рыночная экономика: выбор пути”. Среди авторов – виднейшие экономисты. Читаем: “Можно сказать, что рынок воспроизводит безработицу. Но возникает вопрос, а является ли безработица атрибутом только рыночной системы хозяйства? Разве в условиях административно-командной системы управления производством не было безработицы? Она имела место, только носила структурный, региональный и в основном скрытый характер. Различие между рыночным механизмом и административно-командной системой управления состоит не в том, что в одном случае есть безработица, а в другом нет, а в том, что в условиях рынка безработица официально признается и безработный получает пособие”.
Хороши наши советские профсоюзы, не правда ли? Скрытая безработица! Хитро придумано. Это вроде как скрытая болезнь. Пусть человек здоров, наслаждается жизнью, живет до ста лет – назовем его “скрытым больным”, попробуй докажи, что нет. Людей, которые реально имели работу, два раза в месяц получали зарплату, квартиру от завода, путевку в санаторий и т.д., убеждают, что это – “скрытая безработица”, и что она ничуть не лучше явной. Что явная безработица, когда нет ни зарплаты (да и ни пособия!), ни перспектив, ничуть не страшнее, чем “скрытая”. Конечно, так может говорить только подлая продажная тварь. Но как могли рабочие в это верить – вот ведь загадка века.

К. жил на Луне. Даже в Швейцарии в ходе исследований обнаружилось, что сотрудницы офисов за смену реально работают 43 минуты. В нашей лаборатории радиобиологии реально работало 5 человек, остальные 20 протирали юбками стулья. Сверхурочные – это система. Помните – чем отличаются телевизоры, которые сделали в начале и в конце квартала? Система брала свое начало не в каких-то форс-мажорах, а в неумении администраций организовать труд. И это было в интересах и рабочих, и администраций. Т.к. за сверхурочные доплачивали. В Японии, наоборот, доплачивали за равномерный труд.
Но при всём при том – ведь обвиняет именно верхушку КПСС! И профсоюзы, что тоже КПСС.
Рабочие не «поверили». Они это сами прекрасно знали. Это К. не поверил рабочим. Он москвич. Общественное московское бытие определяет московское общественное сознание.

В действительности, труд и отлучение от труда (безработица) – проблема не экономическая и даже не социальная, а экзистенциальная . Иными словами это – фундаментальная проблема бытия человека. Разумеется, она имеет и экономический аспект, как почти все проблемы нашего бытия, но эта сторона дела носит подчиненный, второстепенный характер.
Что вопрос о безработице относится к категории фундаментальных проблем бытия, говорит уже тот факт, что на протяжении всей истории цивилизации он имеет религиозное измерение, в то время как понятие экономической эффективности возникло лишь с появлением рыночной экономики и посвященной ей науки – политэкономии. Иными словами, в Новое время, совсем недавно.
В христианстве запрет на безработицу был воспринят уже из Ветхого завета: каждый должен добывать хлеб свой в поте лица своего. Осовременивая, мы бы сказали, что этой догмой христианство наложило вечный запрет на рынок рабочей силы, который вправе отвергнуть и неминуемо отвергает часть этого “товара”, так что безработица – неизбежный и необходимый спутник рыночной экономики. Потому-то духовным условием для ее возникновения и была протестантская Реформация, которая виртуозно разрешила это противоречие. Часть людей (причем неизвестно кто именно) была объявлена отверженными, которым изначально отказано в возможности спасения души. Им нарушение божественного предписания трудиться уже не повредит. Более того, само превращение в безработного приобретает смысл. Утрата работы человеком есть предупреждение, смутный сигнал о том, что этот человек – отверженный.
Понятно поэтому, что утрата работы является для человека ударом, тяжесть которого совершенно не выражается в экономических измерениях – так же, как ограбление и изнасилование не измеряется стоимостью утраченных часов и сережек. Превратившись в безработного, человек испытывает религиозный страх – будь он хоть трижды атеист. Христианский завет вошел в наше подсознание с культурой, и слово тунеядец наполнено глубоким смыслом. Очевидно, что этого не поправить и пособиями по безработице: пособие облегчает экономическое положение, но статус отверженного не только не отменяет, а скорее подчеркивает. В Англии в 30-е годы знаменитый ученый сэp Джулиан Хаксли пpедложил, чтобы сокpатить pождаемость в сpеде pабочих, обусловить выдачу пособий по безpаботице обязательством не иметь больше детей, а нарушителей изолировать от жены “в тpудовом лагеpе”.
В России, даже когда она в конце прошлого века разъедалась западным капитализмом, сохранялось христианское отношение к безработице. Многие крупные предприниматели (особенно из старообрядцев), даже разоряясь, не шли на увольнение работников – продавали свои имения и дома. Те, кто переводили свои отношения с рабочими на чисто рыночную (западную) основу, подвергались моральному осуждению. Сильный отклик имели статьи Льва Толстого, его отвращение к тем, кто в голодные годы “не дает работы, чтобы она подешевела”.
Наблюдательный человек должен был бы подметить странную вещь в рассуждениях о безработице, которые начались с 1987 г. Речь шла о новом, неизвестном для нас явлении. Казалось бы, логично пригласить в печать, на радио и телевидение знатоков вопроса – зарубежных специалистов, профсоюзных деятелей, самих безработных. Мол, поделитесь опытом, расскажите, как и что. Вспомните: за все годы – ни одного такого случая не было. Не пришло нашему умному руководству в голову? Нет, это была сознательная установка.
Фальсификация знаний о реальности в случае фундаментальных проблем бытия особо безнравственна. В случае проблемы безработицы это проявляется очень наглядно. Дело в том, что безработица как социальное явление является источником массовых страданий людей. Тот, кто выдвигает или поддерживает предложение перейти от реально достигнутой полной занятости к узаконенной безработице, прекрасно знает, что результатом его предложения будут страдания, причиненные большему или меньшему числу сограждан. Такого рода предложения, какими бы экономическими или технологическими соображениями они ни обосновывались, прежде всего создают проблему нравственную. Эта проблема должна быть явно изложена, а выбор того или иного решения поддержан также нравственными (а не экономическими или технологическими доводами).

К. постоянно пользуется понятиями, смысла которых не понимает. Что ж, пойдет трясти по всем кочкам.
Экзистенциализм, или философия существования (от позднелатинского existentia – существование) – одно из ведущих философских течений XX века.
Говоря о ведущих представителях экзистенциализма, в первую очередь называют следующих философов: Мартин Хайдеггер, Карл Ясперс, Жан-Поль Сартр, Альбер Камю, Габриэль Марсель.
Все эти философы не составляли какую-либо единую школу, они были самостоятельными мыслителями, которые, если и испытывали влияние идей друг друга, всё же больше полемизировали между собой. Причём эта полемика затрагивала не второстепенные вопросы, а имела принципиальный характер.
Достаточно сказать, что один из ведущих экзистенциалистов Хайдеггер сотрудничал с фашистским режимом, Ясперс был его противником, так же, как и Сартр, друживший с антифашистским Сопротивлением во Франции. Сартр был близок к маоистам, а Камю был противником коммунистической идеологии вообще. Марсель был глубоко верующим человеком, а Сартр и Хайдеггер - принципиальными атеистами.
Это направление в философии XX века, акцентирующее своё внимание на уникальности именно иррационального бытия человека. Экзистенциализм развивался параллельно родственным направлениям персонализма и философской антропологии, от которых он отличается прежде всего идеей преодоления (а не раскрытия) человеком собственной сущности и большим акцентом на глубине эмоциональной природы.
В чистом виде экзистенциализм как философское направление никогда не существовал. Противоречивость этого термина исходит из самого содержания «экзистенции», так как она по определению индивидуальна и неповторима, означает переживания отдельно взятого индивида, не похожего ни на кого.
Эта противоречивость является причиной того, что практически никто из мыслителей, причисляемых к экзистенциализму, не был в действительности философом-экзистенциалистом. Единственным, кто чётко выражал свою принадлежность к этому направлению, был Жан-Поль Сартр. Его позиция была обозначена в докладе «Экзистенциализм — это гуманизм», где он и предпринял попытку обобщить экзистенциалистские устремления отдельных мыслителей начала XX века.
Согласно экзистенциальному психологу и психотерапевту Р. Мэю, экзистенциализм не просто философское направление, а скорее культурное движение, запечатлевающее глубокое эмоциональное и духовное измерение современного западного человека, изображающее психологическую ситуацию, в которой он находится, выражение уникальных психологических трудностей, с которыми он сталкивается
В философии существования нашёл отражение кризис оптимистического либерализма, опирающегося на технический прогресс, но бессильный объяснить неустойчивость, неустроенность человеческой жизни, присущие человеку чувство страха, отчаяния, безысходности.
Философия экзистенциализма — иррациональная реакция на рационализм Просвещения и немецкой классической философии. По утверждениям философов-экзистенциалистов, основной порок рационального мышления состоит в том, что оно исходит из принципа противоположности субъекта и объекта, то есть разделяет мир на две сферы — объективную и субъективную. Всю действительность, в том числе и человека, рациональное мышление рассматривает только как предмет, «сущность», познанием которой можно манипулировать в терминах субъекта-объекта. Подлинная философия, с точки зрения экзистенциализма, должна исходить из единства объекта и субъекта. Это единство воплощено в «экзистенции», то есть некой иррациональной реальности.
Согласно философии экзистенциализма, чтобы осознать себя как «экзистенцию», человек должен оказаться в «пограничной ситуации» — например, перед лицом смерти. В результате мир становится для человека «интимно близким». Истинным способом познания, способом проникновения в мир «экзистенции» объявляется интуиция («экзистенциальный опыт» у Марселя, «понимание» у Хайдеггера, «экзистенциальное озарение» у Ясперса), которая являет собой иррационалистически истолкованный феноменологический метод Гуссерля.
Значительное место в философии экзистенциализма занимает постановка и решение проблемы свободы, которая определяется как «выбор» личностью одной из бесчисленных возможностей. Предметы и животные не обладают свободой, поскольку сразу обладают сущностью, эссенцией. Человек же постигает свою сущность в течение всей жизни и несёт ответственность за каждое совершённое им действие, не может объяснять свои ошибки «обстоятельствами». Таким образом, человек мыслится экзистенциалистами как строящий себя «проект». В конечном счёте, идеальная свобода человека — это свобода личности от общества.
В экзистенциализме, согласно Р. Мэю, человек воспринимается всегда в процессе становления, в потенциальном переживании кризиса, который свойственен западной культуре, в которой он переживает тревогу, отчаяние, отчуждение от самого себя и конфликты
На первый взгляд, страх не имеет какого-либо глубокого философского значения, но именно экзистенциалисты, подробно разобравшись в нем, пришли к выводу, что страх — это что-то значительно глубже, чем простое переживание, вызванное внешними раздражителями.
Прежде всего, экзистенциалисты разделяют понятия страха и боязни. Боязнь всегда предполагает наличие какой-либо определённой угрозы. Боятся, например, людей, обстоятельств, условий, явлений и т. д. То есть источник боязни всегда определён.
Иначе страх. Какой-либо предмет, который возбуждает страх, отсутствует. Человек не может даже сказать, что его страшит. Именно в этой неопределённости и проявляется основное свойство страха. Это чувство возникает без какой-либо видимой и определённой причины. Из-за этого человек и не способен оказать сопротивление, так как неизвестно, откуда страх наступает. Тогда кажется, что он подходит со всех сторон и от него не скрыться, потому что даже не знаешь, от чего бежать. Согласно К., безработица – это как раз тогда, когда причины неведомы, не знаешь, куды бежать. Безработица – не вещь, не явление, не условия, не обстоятельства.
В большинстве случаев страх считается негативным явлением, но экзистенциалисты придают ему позитивный окрас. Они говорят, что страх потрясает человека во всех его жизненных отношениях. Он необходим нам для того, чтобы вытянуть человека из размеренного, бездумного проживания жизни. Именно страх даёт возможность абстрагироваться от всех ежедневных проблем, забот и посмотреть на все происходящее со стороны. Страх подобен огню, он сжигает все несущественное и временное; он отвлекает человека от всего мирского. Только тогда проявляется истинное существование.
Кьеркегор утверждает: страх — это головокружение свободы.
Во время этого чувства все незначительное отступает на задний план, а остается само существование. Когда человек поднимается над бездумным проживанием — он понимает, что большинство его ценностей, ориентиров и жизненных отношений — ошибочны. Прежде он был ими несом, но теперь словно отторгнут от них, теперь он целиком опирается на самого себя, и лишь в этом проявляется истинная свобода. Робинзон был бы идеалом экзистенциализма, если б ему не надо было работать, чтобы не умереть с голоду.
Как следствие, страх у экзистенциалистов становится наивысшим достижением человека, так как только в нем открывается истинное существование.
Таким образом, если верить К., что экзистенциальный смысл безработицы выше ее социально-экономический смысла, что экзистенциальная цель человека – стать безработным, в страхе своем возвысится до свободы от общества. Причем анархисты типа Боба Блэка (книжка с типичным логичным названием «Анархизм и другие препятствия для анархии») совершенно откровенно формулируют экзистенциалистское понимание свободы как свободы от труда.
К., уверовавший, что безработица экзистенциальна, слово «экзистенциализм», говорит : работа делает вас свободными! Рабы, жившие до Реформации! У вас есть работа. Потому вы лишены страха, вам не надо решать проблему бытия своего. Вы свободны!
Но К. слабо ориентируется в экзистенциализме: скажем, Камю в книге «Человек бунтующий» выступает против системы вообще, а К. как раз за систему. К. забыл упомянуть, что изыски Сартра, Камю, Хайдеггера и пр. – это реакция не только на «рост беспокойства души при виде техники» (Хайдеггер), это реакция на развенчание КПСС как носителя марксизма, за которой нелогично следует поиск преодоления марксизма, хотя и, по предложению Хайдеггера, исходя из марксизма. Французский коммунист Андрэ Моруа так и обозначил: «Если бы Маркс был жив, первое, с чего бы он начал – с критики самого себя.» Тут явно нужно отделить сначала котлеты от мух и понять различие между марксизмом, идеологией КПСС и реальностью в СССР, чего представители экзистенциализма сделать не удосужились. Поиск новых форм обернулся следованием за психоделической революцией, антипрогибиционизмом и пр.
Еще смешнее заявление К., что против безработицы выступил сам бог. Бог изгнал Евку с Адамкой из рая и, ДАБЫ НАКАЗАТЬ, сообщил, что хлеб-то ему просто так доставаться больше не будет, как в райских кущах, горбатиться придется, так что почувствуйте разницу. А К., наоборот, объявил это подарком Адаму! Т.е. пришпандорил христианство под свои дурацкие схемочки.
«Я понимаю, - говорил Марк Твен, - что умственный труд, как и физический, тоже вызывает пот. Но я ни за какие блага в мире не соглашусь махать кайлом хотя бы месяц.» Но К. считает, что это великая радость – всю жизнь точить одну и ту же гайку, махать лопатой лет тридцать, а еще лучше – на лесоповале в ГУЛАГе.
В одной западной рекламке женщина стоит у конвейера, мимо нее движутся баночки. Одна баночка упала – женщина ее поставила. Другая упала – женщина поставила. Третья – женщина поставила. И титр: «Не бросай школу!»
Уж весь мир хохочет над тем, как кретины из КПСС объявили Бродского тунеядцем. К. в лобовую не поминает Бродского. Он глухо ворчит, желая лягнуть ушедший далеко поезд. Если бы был жив Пушкин, как бы К. его огрел, по-христиански, КПСС-овским судом, за «праздность вольную, подругу вдохновенья»!
Хуже всего переносят безработицу беременные женщины. Что говорить о выходящих на пенсию – согласно К., они испытывают вовсе не утрату привычного дела, а экзистенциальный страх. Потому остаются работать, и вовсе не за гроши к своей нищенской пенсией – а ради своей экзистенции! Очень плохо сказывается безработица на детях…
Вообще-то, скажем, в доперестроечной Югославии люди относились к безработице даже не так, как в развитых странах. Некоторые по году не работали – просто подыскивали себе работу по вкусу… Но для К. это неприемлемо. Люди должны его обшивать, обувать, кормить, и за это они должны испытывать радость!

И речь в данном случае идет не об абстракции, не о “слезинке ребенка”. В середине 1990 г. в журнале Академии наук СССР “Социологические исследования” (это даже еще не ельцинская РФ) печатались статьи с заголовками такого рода: “Оптимальный уровень безработицы в СССР” (А.А.Давыдов – СОЦИС, 1990, № 12). Оптимальный ! Наилучший! Что же считает “оптимальным” для нашего народа социолог из Академии наук? Вот его идеал, полученный с использованием тензорной методологии, золотого сечения, ряда Фибоначчи и прочей ахинеи: “Оптимальными следует признать 13%… При 13% можно наименее болезненно войти в следующий период, который в свою очередь должен открыть дорогу к подъему и процветанию” (процветание, по мнению автора, должно было наступить в 1993 г.).
Поскольку статья написана в середине 1990 г. и речь идет об СССР с его 150 млн. трудоспособных людей, то, переходя от относительных 13% к абсолютному числу личностей, мы получаем, что “наименее болезненным” наш гуманитарий считает выкинуть со шлюпки 20 миллионов человек. Само по себе появление подобных рассуждений на страницах академического журнала – свидетельство моральной деградации нашей гуманитарной интеллигенции. В общественных науках социолог – аналог врача в науке медицинской. Очевидно, что безработица – социальная болезнь, ибо приносит страдания людям. Можно ли представить себе врача, который в стране, где полностью ликвидирован, скажем, туберкулез, предлагал бы рассеять палочки Коха и довести заболеваемость туберкулезом до оптимального уровня в 20 миллионов человек?

Не существует ряда Фибоначчи, есть числа Фибоначчи. Не существует тензорной методологии, есть тензорное счисление, тензорный анализ. Ну, несущественно, мелочи.
Не знаю, кто допускал Давыдова к защите диссертации, но 13% безработицы в странах с устойчивой экономикой считается взрывным порогом. Недаром официальная статистика сегодня не допускает публикаций с данными выше 3%-5%, хотя на деле безработных в стране 15%-17%. С таким мизерным пособием для зарегистрированных, что Западу и не снилось. Россия пережила страшнейшие кризисы, потому такой уровень безработицы просто ведет к вымиранию.

Ведь автор той статьи нигде не сделал даже такой оговорки: на нас, дескать, в связи с рыночными реформами накатывает неминуемая беда; я, как узкий специалист, не берусь обсуждать реформу, я лишь говорю о том, что при всех наших усилиях мы не сможем сократить число потерпевших несчастье сограждан ниже 20 миллионов; чтобы оно не было выше, надо сделать то-то и то-то. Нет, социолог благожелательно ссылается на Милтона Фридмана (подчеркивая что он – Нобелевский лауреат), который выдвинул теорию “естественного” уровня безработицы: “При снижении уровня безработицы ниже естественного инфляция начинает расти, что пагубно отражается на состоянии экономики. Отсюда делается вывод о необходимости поддерживания безработицы на естественном уровне, который определяется в 6%”. Шесть процентов – это для США, а нам поклонник Милтона Фридмана с помощью золотого сечения вычислил 13%, которые, хоть кровь из носу, “необходимо поддерживать”.
Да ведь и ты, скотина, не стесняешься ссылаться и на Вебера, и на Ортегу-и-Гассета, и на Ницше, этих придурков.
Фридман тоже заблуждается, это доказано социологическими исследованиями (Владова, Рабкина) (увеличение армии безработных приводит к атрофии интереса к труду, добавим, что наличие армии безработных снижает цену рабочей силы, а при снижении дохода теряется качество производимой продукции).

Мы говорили о масштабах страданий, которые нам предполагали организовать политики с целой ратью своих экономистов и гуманитариев. А какого рода эти страдания, какова их интенсивность? Социолог их прекрасно знает, они регулярно изучаются Всемирной организацией труда, сводка печатается ежегодно. Он сам бесстрастно приводит в своей статье. В США, например, рост безработицы на один процент ведет к увеличению числа убийств на 5,7%, самоубийств на 4,1%, заключенных на 4%, пациентов психиатрических больниц на 3,5%.
Кстати, “теория” Фридмана – это чистая идеология. Расчеты крупнейшего экономиста нашего века Кейнса показывают, что безработица, “омертвление рабочих рук” – разрушительное для экономики в целом явление, оно лишь маскируется непригодными с точки зрения общества показателями (прибыль отдельных предприятий ). Массовую безработицу надо ликвидировать самыми радикальными средствами, идя ради этого на крупный дефицит госбюджета. Оживление трудовых ресурсов при этом многократно окупает затраты. Да и сегодня в США рост безработицы на один процент увеличивает дефицит госбюджета на 25 млрд. долл.

Ну, вот, совершенно верно – «теория» Фридмана – чистая идеология. Но К. полностью не в теме, он не понимает сути вопроса, он лишь визжит, как недорезанный поросенок. Дело в том, что капитализм – это такой способ производства, когда рабочая сила становится товаром. Она и была товаром в СССР, ведь существовал институт найма. Но Гайдару и прочим нужна была явная форма, армия безработных, как на Западе. Гайдар считал, что этот рынок сильно зажат, его освобождение приведет к росту экономики. В лучшем случае Гайдар полагал, что свободное перетекания рабочей силы в «нужные» сферы производства и производства эти разовьет, и снизит ( как это и рисовал Маркс) стоимость товаров. Но даже это тормозится невозможностью иметь дешевое жилье для рабочих при переезде.

Одним из важных обвинений советскому строю, которое зародилось в среде интеллигенции, было снижение трудовой мотивации и даже «утрата трудовой этики». Имелось в виду, что наличие слишком широких социальных гарантий лишило работников отрицательных стимулов к хорошему труду (страха), а слишком уравнительное распределение доходов свело на нет и положительные стимулы. В результате якобы возник особый, нигде в мире не виданный тип работника – нерадивого, ленивого и нахального.
Эта теоретическая конструкция обросла множеством пикантных деталей, колоритных образов, анекдотов. Ее воспринимали легко и охотно сами же работники самых разных сфер, тем более, что в этой концепции фигура интеллигента-паразита была одной из самых колоритных: сказки о ленивых и никчемных сотрудниках НИИ заполняли 16-ю страницу «Литературной газеты». Многие люди, как водится, считали лентяем соседа, а не себя лично, а другие получали прекрасное оправдание для своей личной нерадивости («система такая – при другой системе я бы трудился ого-го!»).
Вся эта мифология «ленивого совка» подводила, в конечном счете, к идее благотворности частного предпринимательства («хозяин не позволил бы»). Для контраста создавался светлый миф о Западе, где хозяева сумели так организовать труд, что работники показывают чудеса ответственности, интенсивности и ловкости – при хорошем настроении в ожидании точно отмеренной зарплаты «по труду».
К. точно жил на Луне. Да не теория это была вовсе, а жизнь! Мы, научные сотрудники жили в такой среде. Прокопьев, глава лаборатории лесоведения ЕНИ ПГУ. Бездельник, кретин. Диссертацию ему делал его подчиненный Запоров. Точнее, исправлял. Как он говорит: «По двадцать грубых ошибок на каждой странице.» Диссертация Гельфенбуйма, главы облкомприроды: «Проветривание Черняевского леса путем прорубание просек по розе ветров.» Слава богу, никто не внедрил его идею в жизнь. Бывший глава пермского ГУВД Сикерин, впоследствии вор, его диссертация: «Зависимость веса портянки от времени года.» Очереди студентов выстраивались, чтобы на это чудо поглядеть. Чтобы прекратить издевательство, диссертацию переправили в отдел «Для служебного пользования». Как, скажите, Вайсман стал доктором медицины, если он ветеринар, причем неважный? А главным экологом Перми он стал, купив в Италии соответствующий документ.
А вот как стал деканом химического факультета ПГУ дебил Пятосин: его жена Быкова была зав. по идеологии и культуре в обкоме КПСС. Докторскую диссертацию он защищал у пассивного педераста и наркодилера Живописцева. Скорость защиты была прямо пропорциональна скорости продвижения Живописцева в ректоры ПГУ. Перлы Пятосина на конференциях, на различных докладах его обсмеивали в лицо и старшие, и младшие научные сотрудники университета. Сам он ни черта не делал, только докладывал работы своих подчиненных и даже дипломов студентов.
Физик Спелков не занимал должностей. Но как мог этот кретин оставаться в университете? Две тупицы и мошенницы, сестры Бойки, заведовали кафедрой биофизики в ПГУ, их ненавидели, но уволить не могли. Сотрудники мехмата ПГУ Путилов и Афанасьева завалили трехлетнее преподавание матанализа нашему курсу. Как можно сжать преподавание курса дифференциальных уравнений в две недели?! Но никто их не уволил.
Пермский университет не уникален. Но еще более омерзительную картину я увидел в МГУ, как бездари становились кандидатами и докторами наук. Скажем, о сотруднике кафедры теории гравитации Сарданашвили такой физик с мировым именем, как Евгений Серебряный, сказал: «Это научный импотент.» Комсомольский вожак МГУ Студеникин пролез в кандидаты наук по комсомольской линии. Сотрудник кафедры теоретической физики МГУ Владимиров сам мне предложил: «Если ваша деятельность войдет в контролируемое русло, если вы станете редактором газеты физфака и напечатаете в ней статью Горбачева, мы вам поможем с защитой диссертации…» Но даже не в системе продвижения по общественной линии или в системе доения провинциальных аспирантов. В Москве защищали диссертации с пятью публикациями, включая тезисы. Валера Абанькин приехал в Москву с 45-ю публикациями в крупных журналах. Не считаю тезисов.
Что же творилось на заводе? Там еще хуже! На пермском опытно-механическом заводе на 150 рабочих - 100 администраторов и 50 ИТР. На пермском заводе им. Свердлова (ныне АО «Пермский моторостроительный завод») на каждого рабочего – по три ИТР и администратора, причем везде все захребетники, не прикладая рук и не разгибая головы, с утра до вечера протирали штаны. Раздутые бухгалтерские штаты, тунеядцы социологи и т.д., и т.п.
Мы навидались тунеядцев по горло!
Да, в ходе «реформ» число захребетников в пермской региональной администрации выросло в 4 раза. Да, заводы обросли торговыми домами, всякими маркетинговыми бюро, число «подснежников» увеличилось в разы, возник небывалый спекулятивный сектор. Но не надо говорить, что это потому, что был «антисоветский проект». Сравним: на «Ситроене» из 6000 рабочих – всего-навсего 300 ИТР и администраторов.

Разделим всю эту многослойную проблему на части и рассмотрим по отдельности вопросы разного плана. Прежде всего, вопрос фундаментальный, не зависящий от мотивации – трудовой потенциал людей, сама их способность выполнять ту или иную работу. Здесь антисоветская концепция содержит принципиальную ошибку. Советская индустриализация превратила крестьян во вполне годных для фабрики рабочих несравненно быстрее, бережнее и эффективнее, чем западная (это мнение западных социологов).
Тут можно даже говорить о «русском чуде». Одна из ошибок гитлеровских стратегов как раз и состояла в том, что они посчитали невозможным, чтобы СССР за столь короткий срок подготовил десятки миллионов работников, перепрыгнувших «из царства приблизительности в мир точности». Западу для этого понадобилось триста лет.
Конечно, бережнее. Путем концлагерей и раскулачивания. Это русское чудо! Многие на Западе удивлялись.

Конечно, трудовое поведение советских людей отличалось от западных. У нас еще не сложился в полной мере «человек фабричный», десятки поколений работавший в искусственном пространстве и времени фабрики. Советский рабочий еще нес в себе физиологическую память о временных ритмах крестьянского труда. Для него была характерна цикличность работы, смена периодов вялости или даже безделья и периодов крайне интенсивного вдохновенного труда типа страды («штурмовщина»). Слава богу, что психофизиологи труда в СССР во время поняли это и порекомендовали не ломать людей ради «синхронности». Сейчас, наверное, новые менеджеры сломают.

Ах, вот как… вы, пожалуйста, не ломайте… Бережнее…
Интересно, как в царской России на заводах – тоже входили в положение вчерашних крестьян? Нет, К. фантазирует как Остап Бендер – это где и когда психофизиологии советовали Сталину «не ломать людей»?? К. совсем сбрендил?? А вот Ленин писал о плохо орабоченном русском рабочем и стремился внедрить систему выжимания пота Тейлора.
Вина ли рабочих в том бардаке, который царил на заводах в СССР? Скажем, завод им. Ленина терял из-за сверхурочных 25 млн р., это по тем временам огромная сумма. Но я уже писал, что администраторы тоже получали за сверхурочные. Кроме того, в виду системы подбора кадров по партийной линии управленцы плохо умели организовать труд. Кроме того, в виду зависимости от других производств и заводские управленцы не всегда были виновны. Скажем, завод им. Октябрьской революции получал марки стали из 35 точек страны, включая Ереван и Красноярск (кстати, при наличии прорвы металлургических производств как в Перми, так и в регионе). Можете себе представить, если на «Ситроене» - цемент бар, кирпич йок, кирпич бар – цемент йок?
Рабочие французской «Снекмы» меня спрашивали: «А правда, что у вас рабочие во время смены бегают в магазин?»
Я видел, какие черные глаза были у рабочего, который что-то не успевал у конвейера, как он суетился. В интервью кому-то рассказал об этом. По радио в одной из передач ведущая заявила: «Вот Ихлов считает… так, наверно, так и нужно, чтобы кто-то так интенсивно работал, и нам бы всем хорошо жилось…»
Трудно говорить, подстегнула ли война или, наоборот, ее окончание расслабило. Так или иначе СССР фатально отставал по производительности труда от развитых стран.
В России не привыкли к увольнениям. Когда людей увольняли. Как сказал Игорь Аверкиев, они попадали в состояние ступора. Мы помогли нескольким рабочим восстановиться на работе по суду. Помогли нескольким тысячам рабочих избежать увольнения. Но не могли помочь миллионам!
Помните фильм про русского умельца, там один сытый кабан жрет водку и говорит: «Не успеешь привыкнуть к хорошему, становится еще лучше, раньше я на дядю горбатился, а теперь, в безработном состоянии, на себя.» Население должно было исполниться чувством гордости за себя: «Мы, рашен умельцы. Ого-го!» Ну, кто после этого режиссер? Сволочь фашистская.
Когда начались первые увольнения, рабочий нашего з-да им. Свердлова пришел из отпуска и узнал, что уволен. Скончался после инфаркта. Два года назад на том же заводе ликвидировали 11-й цех, один из квалифицированных рабочих скончался через неделю. Однако в целом все уже привыкли, массовые увольнения 2008 года это показали: в стране стояла гробовая тишина, ни забастовок, ни митингов, рабочие рассасывались по рыночкам, шабашкам или спивались, как обычно.

Вопреки тому, во что поверили наши социал-дарвинисты, именно «уверенность в завтрашнем дне», вместо западного «страха за завтрашний день», позволила в СССР очень быстро сформировать спокойного работника, способного выполнять сложную работу. И этот принцип взят сегодня на вооружение во всех незападных быстро развивающихся странах – там, где культура не ориентирует человека на крайний индивидуализм в «войне всех против всех». Помимо хрестоматийного примера Японии можно назвать Южную Корею, где самым важным стимулирующим фактором считается стабильность рабочего места – гарантии против увольнения.
К. не в теме. У него в голове газетный пропагандистский штампик. Наоборот, в Японии для рабочих устраивают специальные семинары по выработке «фирменного» партиотизма, когда они не конкурируют друг с другом, а помогают, чтобы было чувство локтя. Кроме того, золотые руки – проблема для всего мира. Во всем мире есть умельцы не хуже советских, чтобы избавить буржуа от зависимости от них, труд золотых рук стремятся заменить машинным. Видимо. К. не в курсе, что капитализм стал более прогрессивным потому, что заменил труд ремесленника (всевозможных малахитовых дел мастеров) машинным.
Но есть момент: спокойный работник. Это сильно… Бедный К. Ладно, он на стройке не бывал, разговора прораба не слышал. А в горячем цехе он был? Где жизнь рабочего зависит исключительно от его ловкости? А в цехе, где производят пороха? На пермском «Галогене» один рабочий упал в плавиковую кислоту и растворился… Сколько рабочих погибло на стройке Добрянской ГРЭС. Сколько гибло в СССР шахтеров. На мотовозоремонтном заводе в Верещагино Пермской области чан с расплавленным металлом вручную перемещался по рельсе, рабочие вручную же заливали металл в формы. Полчаса я там стоял, беседовал с рабочими, так не мог потом отстирать куртку от сажи. Как только аврал, как только сдать объект к юбилею, так гибель рабочих.

Теперь о том, как реализовался потенциал работников в СССР и на Западе в зависимости от системы оплаты (и шире – стимулирования). Мы знаем, что в 70-80-е годы в СССР действительно наблюдался кризис прежней системы, так что существовала проблема ее совершенствования. Причины, в общем, были известны: произошла урбанизация и одновременно смена поколения и его культурных стереотипов. Старая система трудовой мотивации и стимулирования труда резко потеряла действенность. Это было недомогание общества, которое надо было лечить, и оно было бы вылечено. В тех отраслях, где для этого были ресурсы, оно нормально лечилось. Но антисоветские идеологи трактовали это недомогание (пусть даже болезнь), через которое периодически проходят все промышленные страны, как признак смерти системы советской. И стали уповать, как мы теперь видим, на примитивное, даже архаическое решение (частный хозяин и кнут угрозы голода).
Зато когда большевики взяли власть, вот тогда рабочие заленились. Долгонько тогда пришлось власти перестраивать систему, и соц. соревнование не помогло.
Причина лени – труд. Во всем мире. Маркс вслед за Адамом Смитом четко пишет об этом в «Экономическо-философский рукописях 1848 г.». СССР никакое ни из чего не исключение, это у К. маразм старческий. Он не в теме. И начали перестраивать кнутом! Кто не работает – тот не ест. И кином. Мол, как хорошо быть рабочим, рабочий – хозяин, с чувством достоинства. А интеллигенции надо учиться у рабочих.
Конечно, был и великий энтузиазм у рабочих. Иначе бы «империя» не состоялась. Но энтузиазм был основан на доверии партии Ленина. По мере того, как партия становилась сталинским дерьмом, это доверие иссякало, улетучивался и энтузиазм.

Укажу на очевидную вещь: те, кто считали этот кризис неким сущностным качеством именно советского строя, или утратили историческую память или совершали сознательный подлог. Честный критик должен был бы сначала зафиксировать тот факт, что именно в СССР те же люди прекрасно работали – война была этому экзаменом не идеологическим, а абсолютным. Иными словами, абсолютизация частной инициативы как организатора хорошего труда – грубая ошибка.
К. жил не на Луне – еще дальше. В 70-е – 80-е гг. работали вовсе не «те же» люди, что в войну, а их дети. Для К. люди – не люди, если они порождены внутри той же системы, значит – одни и те же… К. постоянно сует свой пример с войной – может, он хотел бы оставить военное производство навсегда? Он не знает, чем военное производство отличается от мирного? Но еще раз: отдать на откуп организацию всего огромного хозяйства на откуп узкого социального слоя, партийной элиты – грубейшая ошибка, она неминуемо приведет к краху. Отдать на откуп планирование мировой экономики узкому социальному слою буржуа – значит, привести к краху. Если частная инициатива не опускается ниже уровня буржуа – всё равно будет крах, верхи не смогут управлять по-старому.

Антисоветское сознание равнодушно и, скорее всего, искренне нечувствительно к важному явлению Нового времени, которое именно в СССР и произошло. Оно называется «стахановское движение», и к нему были одинаково нечувствительны и официальный истмат, и анти-истмат . Истмат писал о «коммунистическом энтузиазме», его двойник-антипод на Западе – о «фанатизме». А речь шла о переносе в индустриальную среду аграрного «литургического» отношения к труду, с преодолением субъект-объектного отношения работника к материалу.

О, господи. Интересно, как можно стать выше субъект-объектного отношения, в раю, что ли? К. сам-то понимает, что пишет? Он почему-то не указывает, что этот пунктик у него взят из убогого экзистенциализма. А еще всем тычет про убогость Келле и Ковальзона. На самом деле К. по-идиотски формулирует пример разного подхода: один рабочий говорит, что занят тем, что толкает тележку, второй – что зарабатывает деньги, третий, «преодолевший» - что строит храм. Ну. на пятом-шестом храме и третий заговорит, как первые два – т.к. труд в процессе распредмечивания сформирует его атомарно-классовое сознание.

Отсюда – т.н. «гениальный глаз», который был обычным явлением у средневековых ремесленников, но исчез на капиталистической фабрике. Отсюда – эффективность движений работника, которая далеко превышала обычную. Психофизиологи труда ввели даже метафору, согласно которой советские работники «вбирали энергию из окружающей среды».
Ох, ё… Производство – везде одно, не бывает социалистического конвейера, он всегда капиталистический. Психофизиологии, которые такое говорили про советских работников, существуют исключительно в больном воображении К. Конечно, есть работяги, которые «ловят микроны», мастерски обтачивают лопатки мотора самолета и пр. Одна беда: лазерный станок делает лучше, да и моторы у нас не самые передовые…

Сегодня у новых «менеджеров» стоит тот же вопрос – как заставить работать нерадивого «дядю Васю». И приходится слышать, что адекватным для стимулом является создание для него смертельных угроз – голода и выселения из квартиры. Но опыт показывает, что этот метод негоден вообще, а для «дяди Васи» – в особенности.
Буржуазия привыкла обвинять рабочих в лени пьянстве беспорядочных половых связях, всё это старо. Как говорил самарский рабочий Анатолий Осауленко: «Я не ценю себя дешевле денег…» Но где это К. откопал в РФ такие жуткие методы у современных менеджеров??

Что он негоден вообще, независимо от общественного строя, говорит большая американская литература. В промышленной социологии Запада есть понятие рестрикционизм – сознательное ограничение рабочими своей выработки. Еще в конце XIX века Ф.Тейлор писал, что крайне трудно найти рабочего, который не затратил бы значительное время на изобретение способов замедлить работу – сохранив при этом вид, будто трудишься в полную меру. Более того, эти способы осваиваются группами рабочих. Один из американских социологов писал в 1981 г.: «Расщепление атома – детская игра в сравнении с проблемой раскола и манипулирования крепко спаянной группой рабочих».
Кстати, такую «работу с прохладцей» только недавно стали называть уклончиво – рестрикционизм. А Тейлор называл это попросту – саботаж . Так что и рачительный хозяин-капиталист бывает бессилен. Вот что сказано в обзоре по этой проблеме: "Феномен рестрикционизма распространен во всех индустриальных странах и существует без малого 200-250 лет. Никаких надежных средств борьбы с «социальной коррозией производства» не придумано… Суть «работы с прохладцей» в том, что рабочие физически могут, но психологически не хотят выполнять производственное задание, тем не менее делая вид, что трудятся изо всех сил. В этой работе по видимости и заключается суть дела. Тейлор, наблюдая поведение своих товарищей-рабочих, писал о том, что в мастерской все были в сговоре относительно нормы выработки: «Я думаю, что мы ограничивали эту норму одной третью того, что мы свободно могли бы производить». Причем, открыто никто не приостанавливал работу. Напротив, в присутствии администрации все делали вид, что усиленно трудятся. Но стоило надзирателю покинуть помещение, как рабочие тут же прекращали свою деятельность" (А.И.Кравченко. «Мир наизнанку»: методология превращенной формы. – СОЦИС, 1990, № 12).
Ф.Тейлор считал, что рестрикционизм – один из методов борьбы рабочих за свои интересы. М.Вебер также видел в этом явлении сознательную установку, продукт коллективной самоорганизации, используемый для давления на администрацию («негативное участие в управлении»). Иллюзии эффективности стимулирования рабочих угрозой – продукт раннего, «манчестерского капитализма», они давно в современном производстве изжиты.
В начале ХХ века Тейлор разработал приемы «научного менеджмента» – разделения производственного задания на простейшие операции, которые легко нормируются. Какое-то время это давало отдачу – ему, как пишут, удавалось заставить повышать выработку даже старых и ленивых рабочих. Потом эта система с прогрессивно-премиальным типом оплаты стала буксовать, ее использовали для интенсификации труда рабочих-иммигрантов, боящихся протестовать.
Начались разработки других систем стимулирования, и с тех пор сменилось уже несколько поколений их. В 90-е в США случилась новая волна ухудшения трудовой мотивации, и проблема эта вовсе не так проста, как ее представил антисоветский миф. Кстати, один из наших крупных организаторов промышленности (В.Кабаидзе) мне рассказывал, что в конце 80-х годов он был в США в родственной фирме и спрашивал директора, как они заставляют хорошо работать своего «дядю Джима». И «их» директор изложил ему приемы абсолютно те же самые, что применял и советский директор. «Прорабатывать, прорабатывать и прорабатывать!». Увольнять бесполезно.
- Я же говорю: системы тождественны!

Видный американский социолог в области труда и управления Ф.Херцберг (на мой взгляд, исключительно умный и глубокий человек), писал в 1989 г. о системах стимулирования: «Все побудительные факторы такого рода, будучи применены, быстро теряют свою эффективность. Появляется необходимость поиска все новых и новых средств идеологической стимуляции. Последняя служила мощным орудием побуждения к труду в Советской России после Октябрьской революции и сохраняла свою действенность до конца 40-х годов. Однако с тех пор идеологические стимуляторы в значительной мере обесценились, поскольку наступило неизбежное „насыщение“ и привыкание к ним. Сегодня уже необходимо искать новые формы вознаграждения за труд, такие как, например, система бонусов. Правда, и они со временем потеряют свою эффективность, как это произошло в США в 70-80-е годы, когда Японии и другим странам Тихоокеанской дуги удалось превзойти Америку по показателю выработки на одного работника» (Ф.Херцберг, М.У.Майнер. Побуждения к труду и производственна мотивация. – СОЦИС, 1990, № 1).
Конечно, на том же «Ситроене» рабочие регулярно умышленно ломают конвейер.
Значит, нигде не хотят работать. Только в СССР, сотворив молитву и перевоплотив в себе в себя то, чего в кап. странах и в помине не было – крестьянский труд – в индустрию, вобрав в себя энергию из воздуха, как об этом говорят мошенники в «Военной тайне», просто жаждали становиться идиотами у конвейера. Конвейер делает из человека обезьяну: труд рабочего отличается от труда ученого тем, что он в своей массе нетворческий!

В антисоветском мышлении уже с 60-х годов стало созревать отношение к трудящимся как «иждивенцам и паразитам» – чудовищный выверт тупого элитарного сознания. И уже тогда возникла идея так переменить общественный строй, чтобы «наказать» этих люмпенов и паразитов. Чем же их можно было наказать? Безработицей, а значит, голодом и страхом. В открытую об этом стали говорить во время перестройки. Вот рассуждения близкого тогда к Горбачеву экономиста Н.Шмелева: «Не будем закрывать глаза и на экономический вред от нашей паразитической уверенности в гарантированной работе. То, что разболтанностью, пьянством, бракодельством мы во многом обязаны чрезмерно полной (!) занятости, сегодня, кажется, ясно всем. Надо бесстрашно и по-деловому обсудить, что нам может дать сравнительно небольшая резервная армия труда, не оставляемая, конечно, государством полностью на произвол судьбы… Реальная опасность потерять работу, перейти на временное пособие или быть обязанным трудиться там, куда пошлют, – очень неплохое лекарство от лени, пьянства, безответственности» (Н.Шмелев. Авансы и долги. – «Новый мир», 1987, № 6). Итак, вот идеал трудовых отношений в уме «демократа»: для рабочего – «опасность потерять работу или быть обязанным трудиться там, куда пошлют».
Под давлением пропаганды множество людей поверили, что советская система органически не может организовать людей на хорошую работу. Это неправда, советские рабочие были именно высоко мотивированными и ориентированными на повышение содержательности работы и на технический прогресс. Это показали сравнительные международные исследования.

Ну, сравнивать-то можно, мотивацию-то. Но представьте – все рабочие поголовно, за редким исключением – сознательные!! К. не свалился ни с Луны, ни с Маркса. Просто на него – в отсутствие каких-либо знаний о жизни в стране – произвели слишком сильное впечатление агитки газеты «Правда». Но я бы посмотрел, как иностранные исследователи выделили именно советских рабочих в ориентации на ПОВЫШЕНИЕ содержательности работы и на технический прогресс! Это только дурак атким образом не мотивирован. Это у рабочего – ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ РАБОЧЕГО - такая мотивация. Пермские рабочие были в Финляндии, им позволили поработать на современном оборудовании. Их от станков было не оттащить, их умоляли бросить, чтобы они все графики-планы не сорвали… Любой рабочий хотел бы работать ученым, это тоже повышение содержательности! Да ведь одно дело – делание, другое дело – желание бороться за исполнение желаний. Социалистическая революция только тогда будет, когда появится второе желание!

Мы не стали делать «мерседесов», но ВАЗ-2105 сегодня сделан гораздо хуже, чем в 1983 г. (я испытал это на собственной шкуре). При том, что люди реально ощущают угрозы – дальше некуда.
Может быть. Может быть, свечку не держал. Но К. не в теме. На ВАЗе – 140 тыс. работников. В «Рено» в 1993-м - 60 тыс., и это число постоянно сокращалось. Мы взяли дурную модель «Фиата». А надо было взять «Рено». Сегодня «Рено возвратился» на ВАЗ.

Во многих отраслях промышленности начался вал системных отказов. Предприятия убеждаются, порой с удивлением, что не могут выполнить работы, которые десять лет назад были для них тривиальными. Иногда завод получает выгодный зарубежный заказ – и не может выполнить. Чаще всего из-за утраты кадрового потенциала – и разработчиков, и инженеров, и рабочих. Тому есть свидетельства и документальные, и беседы с директорами. И это – именно «неумолимые» тенденции, причем никаких усилий их переломить не делается. Есть усилия лишь по созданию анклавов модернизированного производства. Но совокупность этих анклавов такова, что страна на них выжить не может.
Я об этом уже много лет говорю. Задолго до К. – ведущих технологов увольняли… Когда на «Мотовилихинские заводы» индусы свалили «Смерчи», и завод сделал первые пусковые установки, оказалось, они не подходят к ракетам… Анекдот на весь мир. Но чему удивляться? Оснастка распродана, специалисты уволены. И дело не только в увольнениях. Реформа образования по своей разрушительности даже забежала вперед.

1. Советское жизнеустройство сложилось под воздействием конкретных природных и исторических обстоятельств. Исходя из этих обстоятельств поколения, создавшие советский строй, определили главный критерий выбора – сокращение страданий . На этом пути советский строй добился признанных всем миром успехов, в СССР были устранены главные источники массовых страданий и страхов – бедность, безработица, бездомность, голод, преступное, политическое и межнациональное насилие, а также массовая гибель в войне с более сильным противником. Ради этого были понесены большие жертвы, но уже с 60-х годов возникло стабильное и нарастающее благополучие.
«Сперва казнил он 40 тысяч, чтоб избежать большой резни, а остальных велел он высечь…» Да. СССР таких успехов добился в сокращении страданий, что когда мир узнал об этом, компартии во всем мире чуть ли не вдвое потеряли в численности.

Альтернативным критерием выбора жизнеустройства было увеличение наслаждений . Советское жизнеустройство создавали поколения, перенесшие тяжелые испытания: ускоренную индустриализацию, войну и восстановление. Их опытом и определялся выбор. В ходе перестройки ее идеологи убедили политически активную часть общества изменить главный критерий выбор жизнеустройства – пойти по пути увеличения наслаждений и пренебречь опасностью массовых страданий. Речь идет о фундаментальном изменении, которое не сводится к смене политического, государственного и социального устройства (хотя неизбежно выражается и в них).
Рабочий, ты жаждешь наслаждений? Сладострастья? Неслыханного секса в роскоши и безделье? Каждый, каждый только и думал об этом…
Какая-то разорванность сознания у К. – сам обличает верхушку КПСС, сам же не понимает, почему ее хотели свергнуть.

Как пример успешного продвижения по пути увеличения наслаждений идеологи перестройки дали советским людям Запад, представленный светлым мифом. Активная часть населения приняла этот пример за образец, оценив собственное жизнеустройство как недостойное ("так жить нельзя! "). Действуя на чувства и воображение людей, идеологи растравили старые раны и обиды, воззвали к мщению и сведению счетов – поставили мирную уже страну на грань гражданской войны (а кое-где подтолкнули перейти эту грань).
Воздействие на массовое сознание было столь эффективным, что образ Запада к концу 80-х годов стал на короткое время поистине вожделенным, что было немыслимо еще за пять лет до этого. Такая массовая зависть к идеализированному образу «чужого дома» с отрицанием своего дома – признак разрыва со здравым смыслом.
Разрыв со здравым смыслом – поддерживать элиту КПСС, этих уродов, когда эти уроды реализовывали свои интересы.
Но К. нужно заслать на Кавказ. Там бы он и рассказывал, что не надо переезжать в Россию, что родные горы – уникальны, что нельзя разрывать сознание. А потом, навечно, в Марокко, чтобы марокканцы не переезжали в Европу.

3. Для перехода к жизнеустройству, направленному на увеличение наслаждений, требовалось глубокое изменение в культуре. Поскольку стремление к наслаждениям, связанным с потреблением, не имеет предела, то с новым критерием жизнеустройства оказывались несовместимы два главных устоя нашей культуры – нестяжательство и солидарность .
Екарный бабай… так у нас все были нестяжатели, да еще солидарные… Он отравлен, отравлен… Я был в Артеке, все пионеры воровали, потому что воровали их родители… Товарищи! Откажемся все вместе от апельсин, винограда, холодильников, автомобилей, телевизоров… Аскетический, лишенный потребностей человек – это мелкобуржуазный уравнительный коммунист, он не только не возвысился над частной собственностью, но даже не дорос еще до нее.

4. Посредством дестабилизации сознания и увлечения людей большим политическим спектаклем удалось осуществить "толпообразование " населения СССР – временное превращение личностей и организованных коллективов в огромную, национального масштаба толпу или множество толп. В этом состоянии люди утратили присущее личности ответственное отношение к изменениям жизнеустройства, сопряженным со значительной неопределенностью и риском. Без дебатов, без сомнений, без прогноза выгод и потерь большинство населения согласилось на революцию, когда в ней не было никакой социальной необходимости – на революцию в благополучном обществе. Это несовместимо со здравым смыслом.
Обычные люди, не вовлеченные в толпу, обладают здоровым консерватизмом, вытекающим из исторического опыта и способности предвидеть нежелательные последствия изменений. Эти свойства гнездятся в подсознании и действуют автоматически, на уровне интуиции. Этот подсознательный контроль был в СССР устранен из общественного сознания в ходе перестройки.
Да никакой революцией уже никто не занимался, чушь это.
Но как вам: конституционное право на митинги К. именует толпой…
А в Свердловске митинги на Плотинке заглушали военными оркестрами… К. ни разу не был на митингах в провинции и не знает, что это такое. Он просто городит чушь. На них были и «консерватизм», и дебаты, и сомнения. Вот в Москве – да! Там как раз то, что пишет К.!

5. За время перестройки в сознание советских людей вошло много прекрасных, но расплывчатых образов – демократия , гражданское общество , правовое государство и т.д… Никто из политиков, которые клялись в своей приверженности этим добрым идолам, не излагали сути понятия. Принять язык противника – значит незаметно для себя стать его пленником. Даже если ты понимаешь слова иначе, чем собеседник, ты в его руках, т.к. не владеешь стоящим за словом смыслом, часто многозначным и даже тайным. Это – заведомый проигрыш в любом споре.
Положение советского человека оказалось еще тяжелее – перейдя на язык неопределимых понятий, он утратил возможность общения и диалога со «своими» и даже с самим собой. Логика оказалась разорванной, и даже сравнительно простую проблему человек стал не в состоянии сформулировать и додумать до конца. Мышление огромных масс людей и представляющих их интересы политиков стало некогерентным, люди не могут связать концы с концами и выработать объединяющих их проект – ни проект сопротивления, ни проект выхода из кризиса. Они не могут даже ясно выразить, чего они хотят.
Приняв вместо ясно усвоенных житейских понятий понятия-идолы, идеологические фантомы, смысл которых не был определен, добрая сотня народов СССР оказалась в руках политических проходимцев. Поддерживая или отвергая предлагаемые им проекты, предопределяющие их собственную судьбу и судьбу их детей и внуков, миллионы людей следовали за блуждающими огнями фантазий.

К. просто не в курсе. К. опять не понимает, что такое абстракция. Диктатура пролетариата – это значительно большая демократия в обществе, демократия для большинства. Это даже троцкист Сережа Биец знает. Плеханов и Ленин были социал-ДЕМОКРАТАМИ, если кто забыл. Уже вся Россия, и давно, знает, что на самом деле демократия – от слова «демос», т.е. народные НИЗЫ. Все знают: демократия для кого, по отношению к кому: для бизнеса или для рабочих, к бизнесу или к рабочим.
Но что такое демократия, оторванная от чего-либо конкретного – пустая абстракция. Содержанием ее наполняет наиболее организованная сила. Так, общечеловеческие ценности – вещь неплохая, казалось бы, вот только эту абстракцию наполняют содержанием, полезным для себя, Соединенные Штаты. Во время Великой Французской революции обе стороны баррикады кричали одно и то же: «Да здравствует республика!» Только одни понимали республику для всех, а другие – только для себя…

Я бы очень порекомендовал прочитать книгу племянника Н.Аллилуевой В.Ф.Аллилуева «Хроника одной семьи» (М.: Молодая гвардия, 1995). Автор ее – умный, наблюдательный и достойный человек. Среди прочих важных для понимания советского строя вещей в его книге отражены многие детали быта высшей номенклатуры того периода.
Вот-вот!! Сталин был скромен в быту. Но зачем ему какие-то вещи, если он распоряжался всей страной.

Главное, что это означало в реальности, была высокая защищенность моего положения как работника в отношении административного руководства. Меня, заместителя директора института АН СССР, не мог снять с должности даже Президиум АН СССР без того, чтобы согласовать это с Отделом науки ЦК КПСС. Для таких случаев собиралось совещание, на котором обе стороны имели возможность полностью изложить свои аргументы. Не вдаваясь в детали, скажу, что это – условие колоссальной важности в моменты конфликта по принципиальным вопросам.
Да он еще представитель номенклатуры! Ну, ребята, а вы еще спрашиваете, с чего это он с таким остервенением защищает свое руководящее положение, защищает интерес своего класса! Он говорит, что номенклатура - не класс, он говорит, что разговор о том, какой строй был в СССР – чисто схоластический… Французский структуралист Ролан Барт заметил: «Буржуазию можно определить как класс, который не хочет быть названным.»

Причину невозможности эффективной борьбы с преступностью и оздоровления обстановки В.Э.Шляпентох видит в том, что «все российские олигархи-»феодалы" и их многочисленная челядь, как на государственной службе, так и в бизнесе, практически без исключения боятся законного расследования их деятельности намного больше, чем наемных убийц… Обнародованные факты делают Мжаванадзе или Чурбанова, олицетворявших коррупцию брежневского времени, почти невинными младенцами в сравнении с нынешними деятелями".
А, так эти люди невинны. Почти невинны. К. забыл присовокупить, что речь идет о коррупции не буржуа, не буржуазных чиновников, а членов КПСС. Даже в капиталистическом Китае таких убивают. А для К. мразь, которая ворует и при этом в глаза народу называет себя коммунистом – невинна.
Любопытно, что китайское руководство не назвало страну социалистической. Народная республика. А народ – понятие растяжимое. Номенклатура – тоже народ, не киберы же. Китай не лгал и не лжет мировому сообществу.
__________

Если в книге К. заменить СССР на Москву, тогда в ней на 70% всё будет правильно. Да, жили хорошо – за счет всей России. Потому и были сытыми. Да, считали себя прекрасными людьми. Да, подавляющее большинство – антисоветчики. Потому что московское общественное привилегированное бытие определяет буржуазное сознание. Это специфическое сознание, когда человек – буржуа, но кричит за мораль, за светлые идеалы - прекрасно отобразил в своей книжке Кара-мурза, что, надеюсь, я достаточно понятно объяснил.

Чем мы отличаемся от КПРФ? Тем, что мы раньше распознали, что такое элита КПСС. Мы с ней начали бороться в начале 80-х. Как можно называть коммунистами тех, кто не владеет марксизмом-ленинизмом, кто в начале 80-х слепо подчинялся врагам народа и голосовал за них.
Борис Ихлов

Содержание:
Часть I…………………………………………………………………………………………..1
Часть II…………………………………………………………………………………………28
Часть III………………………………………………………………………………………...56
Часть IV………………………………………………………………………………………..83
Часть V………………………………………………………………………………………..111


Комментариев нет:

Отправить комментарий